Будете в Нью-Йорке, знайте: это у нас в Москве попасть на премьеру какого-нибудь фильма реально только по приглашениям — их выигрывают в рекламных конкурсах или получают по знакомству.
В США на премьеру со звездами может попасть любой, причем это, как и у нас, бесплатно. Только вот схема другая: регистрируешься на сайте любителей кино, подаешь заявку на билет, и он тут же приходит на почту — электронный. Его по правилам игры обменивают на настоящий, и вот здесь уже не все так просто: нужно отстоять гигантскую, во всю авеню, очередь, которую на отсеки делят вооруженные полицейские, морально готовые арестовать любого, кто попытается пролезть вперед.
Показ вечером, очередь занимают с раннего утра, и организаторы сразу предупреждают, что на всех билетов не хватит... Тут остается надеяться только на новогоднее чудо, и с репортером «МК» оно и случилось. Когда мой отсек предупредили, что все, мест больше нет, мне не только удалось отхватить заветный билет, так еще и сесть в шестом ряду партера рядом с самим «Плохим Сантой-2» — Билли Бобом Торнтоном. И вот это как раз не чудо, а суровая американская реальность: здесь на премьерах мировым звездам положено сидеть рядом с самыми обычными зрителями по бесплатным пригласительным.
Из России, говорите? Интервью? Да без проблем, рекламу перед сеансом еще минут 15 крутить будут, — обрадовался обладатель «Оскара», «Золотого глобуса» и звезды на Аллее славы возможности скоротать время. — Передавайте привет Роднянскому! (Выговаривает довольно непростую и для нас фамилию без запинки - «МК») Когда мы увидимся, когда опять поработаем? Соскучился по своему русскому другу!
Привет я по окончании интервью передала, связавшись с Роднянским по телефону. Его с Торнтоном совместную драму «Машина Джейн Мэнсфилд», вышедшую четыре года назад (Билли там выступил режиссером, а Александр — продюсером), называют первым в истории Голливуда и постсоветской России совместным кинопроектом с привлечением российских денег.
«Да, так и сказал, что соскучился? Значит, во время наших дружеских посиделок, как говорят у нас в России, сядем с ним и хорошенько поговорим. Это же человек-оркестр: он талантлив и как актер, и как режиссер, и как сценарист, и как певец!»
— Здорово, что вы сами об этом заговорили! В основу вашей совместной с Роднянским «Машины» легла история ваших отношений — не с Роднянским, с Анджелиной Джоли! Вы следите за голливудскими новостями? Она недавно развелась!
— Ах, что вы говорите! (Торнтон картинно пошатнулся и схватился за сердце - «МК»)
— Сердце сжимается? Значит, живы еще чувства? И возможно...
— Мы снова будем вместе? Увы! Мы уже настолько сдружились, что сложно представить, чтобы из лучших друзей вновь превратились в безудержных любовников. Хотя мы любим друг друга — все трое. Я люблю и ее, и Брэда, а она и Брэд любят меня. Я люблю их шестерых детей, они любят моих четверых детей. Мы постоянно на связи и иногда встречаемся разными составами. Уверен, что Энджи останется в теплых отношениях с Брэдом, несмотря ни на что. Теперь его ждет та же участь, что и меня: его до конца его дней будут спрашивать, не воссоединится ли он с Энджи.
— Не воссоединится? Понимаете, их развод разбил всем нам сердце, хотя у русских женщин и появилась надежда...
— Да, боюсь, что у них все серьезно. Энджи не стала бы разводиться, если бы точно не была уверена, что расторгнуть их брак — обдуманное и единственно верное решение. Как правило, она не дает человеку второго шанса, но остается со всеми своими бывшими в прекрасных отношениях.
— Правда ли, что, когда у вас с Джоли все только начиналось, вы обменялись флаконами с кровью друг друга?
— Это правда, но крови там было всего несколько капель. Мы смешали ее и разлили по симпатичным маленьким пузырькам. Я до сих пор храню свой в коробке со всякими такими милыми памятными штуками от нее вроде открыток, хотя кровь в нем давно свернулась и высохла.
«Работаю учителем собственной дочери»
— Значит, в любви вы не входите в одну и ту же реку дважды, а в кино — запросто. Почему продолжение новогодней комедии вышло аж спустя 13 лет? И каково это — разрушать святую веру детей в то, что Санта-Клаус — добрый волшебник?
— Если честно, я и сам сегодня удивляюсь, почему все так затянулось. На один только сценарий к сиквелу ушло четыре года! Все, что я читал все это время, казалось мне страшно нудным. Что же касается моего Клауса, я верю, что я человек добрый, а не злой, и не считаю, что я подорвал рождественские устои, хотя меня и обвиняли в этом. Никогда не забуду, как, когда у нас был предварительный прогон первой части для кинокритиков, одна дама, похожая на строгую мамашу школьника, встала и на весь зал сказала, показывая на меня: «Как вам не стыдно разрушить образ Санты, Христа и Библии?» Она выглядела по-настоящему расстроенной, так что мне даже стало жаль, что люди так близко к сердцу могут воспринимать чей-то сценарий. Я ответил ей, что, во-первых, читал Библию. Санты там нет. Вы можете прочитать всего Екклезиаста и не найдете там Санты. Во-вторых, я играю не Санту. Я играю преступника, который наряжается Сантой и планирует ограбление. С таким же успехом я мог бы нарядиться Ричардом Никсоном, и меня бы ругали за то, что я разрушил его образ. Никсона, кстати, тоже нет в Библии.
— Вы не опасаетесь, что для некоторых детей при нашем свободном доступе в Интернет этот фильм может стать первым про Санта-Клауса, и они просто не поймут всех нюансов, что это на самом деле переодетый преступник? И в их воображении отложится именно такой образ, ведь он первый?
— Так точно. Драмы сейчас чересчур серьезны, а комедии пошловатые. Новый фильм, не спорю, немного раздвинул границы дозволенного. Не то чтобы в нем много пошлости, но если пошлая сцена и есть, то она более подробная в этом плане. Детей сегодня действительно стараются уберечь даже от вполне безобидных вещей, немного перестраховываясь. Как-то, будучи в картинной галерее со своими отпрысками, услышал, что несовершеннолетним нельзя на эту выставку, и так и не понял почему: откровенных или жестоких картин там точно не было. Наверное, я плохо разбираюсь в живописи и чего-то не разглядел.
— Часто ходите с детьми куда-то? Вы хороший отец?
— Стараюсь им быть. Семья, как ни банально прозвучит, для меня важнее всей этой киномишуры — премьер, тусовок… Я домосед по натуре. Поэтому отчасти мне трудновато приходилось с Энджи, хотя я и пытался быть ей хорошим мужем: не каждый, прямо скажем, даже физически крепкий мужик выдержит все эти походы с ней по ковровым дорожкам, поездки в далекие благотворительные экспедиции, а я еще и на 20 лет ее старше! Свое с Джоли я честно отходил, отъездил и теперь наслаждаюсь тихой семейной жизнью. Работаю учителем у собственной дочери…
— В школе?!
— Хе-хе, нет, для этого нужен диплом. Ну, учителем — это я малек погорячился, но свою единственную дочь Беллу, когда ей было 12 лет, я перевел на домашнее обучение. Иногда я и правда провожу с ней несложные уроки и даже выставляю оценки.
— Почему перевели?
— Мы так решили вместе с Кони (пятой женой актера — «МК»), когда на Беллу стали обращать чересчур повышенное внимание ее одноклассники из-за того, что она моя дочка. Мы пытались, но ничего не смогли с этим поделать. Она у нас еще и очень впечатлительная и ранимая девочка, так что дома ей правда лучше — спокойнее.
— Это сказалось на ее успеваемости?
— Ничуть! К ней ходят те же учителя, что преподают в ее классе, но основную часть программы она осваивает сама. Она очень умная. Меня даже пугает, насколько она умная. Только представьте: добровольно берет уроки латыни, что не укладывается в моей родительской голове.
— В этом она в вас?
— Нет, точно не в меня. Я таким не был. Прежде всего у меня тяжелый случай дислексии (заболевание, мешающее человеку читать и писать. — Авт.). Из-за нее я никогда не мог запомнить ни одного названия — вещей, групп, даже имен своих близких! К этому позже добавилось еще и обсессивно-компульсивное расстройство (психическое заболевание, которое называют неврозом навязчивых состояний, когда человек по многу раз за день моет руки или проверяет, выключен ли утюг и т.п. — «МК»). Поэтому лучший учитель в мире из меня не получился. Особенно мне непонятны такие предметы, как алгебра и ей подобные. Как ее там...
— Геометрия?
— Даже не произносите это слово! Сам не знаю, как я сдавал эту противную алгебру: учительница, кажется, меня ненавидела, и не могу сказать, что это было не взаимно. Из-за алгебры я и начал курить — чтобы снять стресс. Я смотрел на алгебру, на все эти безумные формулы (хуже китайских иероглифов, честное слово!), и умолял учительницу не посылать к доске, поскольку для меня это все — набор бессмысленных знаков. Как можно складывать буквы? Для меня это нонсенс, который ничто не значит. Она спросила меня: «А что, если ты захочешь стать инженером-строителем?» И я пообещал ей не становиться инженером-строителем.
— Вы сдержали обещание!
— В институте дела у меня тоже шли не слишком хорошо. Делал все, что делают обычные студенты: пил пиво, гонялся за девчонками, играл в бильярд, но учебой не занимался.
Мебель ужаснее привидений, а старое страшнее вечного
— И все равно человеком стали! У нас не принято признаваться в любви во время интервью, но в «Фарго» вы просто потрясающий! Спасибо за эту роль!
- Ну что вы, не стоит себя сдерживать. От журналиста так редко услышишь доброе слово, тем более сказанное искренне. Хотите меня поцеловать? Я весь ваш!
На самом деле мне повезло, что в «Фарго» мне дали раскрыться. Роберт Земекис был много лет назад моим ментором (наставником. — Авт.), и как-то он сказал нечто, что меня поразило: «Критики любят говорить, что тот или иной является чудесным актером, хотя его используют не в полную силу, а заставляют недоигрывать». Это действительно так. Посмотрите на некоторых героев в реальной жизни, например в политике. Бывают моменты, когда я делаю что-то как актер, и критики считают, что я хватил лишку. Но так бывает в жизни. А грань между изысканным и скучным очень тонка.
Иногда видишь сцену, в которой героиня полчаса шепчет о своих страданиях. Меня так и подмывает сказать ей: «Да просто наори на него!» В «Фарго» я снялся потому, что лично знал братьев Коэнов и понимал, какие крутые они в деле. Уже первоначальный сценарий (не в пример нашему «Санте») был очень хорош. Не приходилось целыми днями думать над тем, что бы в нем можно было изменить. Я играл четко по сценарию — честное слово, он был идеальным!
Единственное, что я добавил своему герою, — это неоднозначности. Ожидалось, что он будет более выраженным плохим парнем, но что-то в истории заставило меня думать о нем как о мятущемся духе, с которым не все так ясно. Как убийца он знает, что максимально близок к миру животных. Он своего рода волк. Если вы у него на пути, то это вам даром не пройдет. И вот я привнес то, что если вы просто наблюдатель, то он позаботится о вас.
— Надеюсь, и о вас теперь есть кому позаботиться. Я сейчас не о вашей семье. Не могу не спросить вас о Трампе, так как в другой своей потрясающей работе, одном из лучших рождественских фильмов всех времен — «Реальной любви», — вы сыграли президента США!
— Ха-ха, ловко вы! Да, было дело. Эти президентские выборы очень удачно совпали с релизом картины про Санту. По-моему, людям, которые сделали выбор в пользу Трампа, понравится наш фильм — такой же экстравагантный. Негодяй в моем исполнении нажимает на кнопки и получает удовольствие, задевая чувства изнеженных либералов, а когда мы встречаем его мать в исполнении Кэти Бейтс, то понимаем, откуда это у него. Коротышка Тони Кокс недовольно смотрит на нее, когда она спрашивает меня, карлик ли он или гном, и она реагирует довольно откровенно: «Я говорю неполиткорректно, так что если у вас проблемы с этим, обратитесь в Гильдию леденцов». Согласитесь, где-то мы это слышали? (Намекает на острые предвыборные речи Трампа.)
— Ясно. Напоследок позвольте и мне задать один довольно деликатный вопрос, но правда, что вы боитесь... старинной мебели?
— Да, это одна из моих 17 фобий.
— И что именно вас в ней пугает?
— Как представлю, сколько рук и задниц ее касалось, мне становится не по себе! Еще никогда не хожу на экскурсии в старинные замки, стены которых покрыты плесенью и лишайником, со скрипучими стульями и тому подобными вещами. Бр-р-р!
— Может, вы боитесь привидений?
— Нет, только старья, а привидения вечны. Ой, вспомнил! У меня же есть одна старая вещь, с которой я чувствую себя комфортно. Однажды я зашел в лавку и увидел отличную рубашку Deep Purple времен их расцвета. Купил ее, принес домой, постирал три раза.
— Носите?
— Нет, конечно! Ее же до меня носил бас-гитарист Роджер Гловер!