Как ни парадоксально, но наиболее грамотный ответ подобным критикам прозвучал из уст экономиста – профессора Никиты Кричевского, с позиций действующего законодательства, последовательно опровергшего практически все выдвинутые к проекту Территориальной схемы претензии.
Я же попробую сформулировать точку зрения эколога на всю эту ситуацию. Например, недоумения критиков документа об отсутствии в нем упоминаний экотехнопарка «Шиес» сразу выдают отсутствие у них базовых экологических компетенций. Дело в том, что по «Шиесу» до сих пор нет ни согласованной проектной документации, ни заключения необходимых экспертиз. То есть фактически этот экотехнопарк существует сейчас главным образом в воображении его противников, а не то что в лесу, но даже на бумаге его присутствие минимально.
Претензии к еще одному экотехнопарку – «Калуге» - также не выдерживают никакой критики. Утверждается, например, что он будет принимать 2,5 млн тонн отходов в год и перерабатывать не более 10% из них. Тут нужно напомнить, что при современном уровне технологий, и не только российских, но и мировых, переработка 10 и более процентов отходов – это очень даже неплохо. В «Калуге», согласно проектной документации, планируется отбирать 25% вторичных материальных ресурсов, а это очень, очень хороший показатель. Ну и что касается якобы захораниваемых в экотехнопарке 2 с лишним миллионов тонн отходов, то критики проекта где-то явно ошиблись в арифметических расчетах – потому что пока речь идет о захоронении в общей сложности 1,8 млн тонн, да и то после сортировки большей их части.
Откуда взялись все эти ошибки и почему все они направлены против решений властей? Дело в том, что у громких заявлений большинства экоактивистов всегда есть конечные бенефициары. Традиционно значительное число активистов составляют люди, работающие в интересах крупных корпораций. Если вспомнить Монреальские соглашения, ограничивающие выпуск аэрозолей, якобы виновных в возникновении озоновой дыры над Антарктидой, то все свелось, по сути, к запрету одной технологии и принятию другой, от чего выиграли вполне конкретные компании. Другой пример – наибольший выброс угарного газа, вызывающего парниковый эффект, дают океанские сухогрузы, считающиеся почему-то вполне экологичными. Хотя их выброс перекрывает любые самолеты и миллионы автомобилей, - слышали ли вы от экологов об этой проблеме?
Теперь что касается переработки отходов. К сожалению, в этой сфере сформировалось множество мифов. Так, например, мы можем переработать лишь очень незначительное число пластиков. Что-то еще можно спрессовать и использовать, например, для строительства автодорог. Но в целом в переработку поступает лишь малое их количество. Не так давно Германия сообщала о том, что перерабатывает до 60% своих отходов. На самом деле то, что мы понимаем под переработкой, составляло 7-8%, все остальное либо сжигалось, либо вывозилось в Китай. Европа настолько «подсела» на экспорт своих отходов, что когда в 2018 году Пекин запретил ввоз иностранного мусора, европейские страны со всей их продвинутой переработкой мусора немедленно стали искать новые адреса для вывоза отходов. И нашли – сейчас Европа вместо Китая отправляет свой мусор в Африку и Бангладеш.
А вот у нас повод для оптимизма имеется. Я посещал экотехнопарк «Калуга», который начнет работать в следующем году, и могу сказать, что он действительно хорош. Очень правильно, что там в одном месте собраны и сортировка, и переработка, и дробление, и прессовка. То есть со своими отходами мы учимся разбираться сами и никакие корабли с мусором от нас в Африку не идут. Более того, со временем, по мере развития соответствующих технологий, они могут стать нашим экспортным потенциалом. И мы будем экспортировать не мусор, как европейские страны, а знания и готовые решения для тех, кто хочет реально перерабатывать отходы.
Евгений Русак
Эколог, руководитель международной части проекта «Экология России»,
член международного экспертного центра Ecology.Expert