— Актер ныне остается миссионером?
— А это зависит от личности. Личность создает Господь Бог, а не время, которое само по себе личность измельчить не может. Но создает для нее более или менее благоприятные условия.
— Мне казалось, что сейчас они менее благоприятные…
— Эстетические категории недоказуемы. Для одного нынешний театр — потрясение, для другого — ничто. Но почему я должен давать оценки-то?
— Но часто мы слышим “великий русский актер” о тех, кто таковым ну совсем не является…
— Это зависит от бескультурья тех, кто называет. Кто не понимает разницы между способным, одаренным, талантливым, выдающимся… но просто лепит эпитеты, и все.
— Как-то вы сказали, что молодым артистам не мешало бы побольше читать книг…
— Я такого не говорил. Это не мой тон.
— Но вы согласны, что раньше читали больше?
— Это высосанная из пальца проблема. Вы сравниваете некорректно разные времена. Ведь изменяются информационные пространства. Чего ж сравнивать, что было 5-10 лет назад? В свое время кино было единственным общим средством коммуникации, а сейчас отнюдь нет. Конечно, если человек нахватался каких-то непроверенных верхов из Интернета — это, разумеется, недобросовестно, лучше изучать подлинники в архивах. Но тем не менее время такое, какое есть. И во всем мире так.
— Кстати, сами пользуетесь Интернетом?
— Нет-нет. Вообще не открываю его. Абсолютно неинтересно, что обо мне говорят…
— А даже не с точки зрения “что говорят”, но те же электронные книги…
— Ну зачем, дорогой, я все-таки привык книжку в руках держать, это моя слабость, я ж немолодой человек, мне важно ее ощущать, когда есть тактильный контакт, а что Интернет? Железка…
— А то брали интервью у организатора большой электронной библиотеки, так он сказал, что скоро бумажным книгам кирдык…
— Да сейчас каждый говорит что хочет! Но это не значит, что так будет. Надо ко всему с юмором относиться, мало ли кто чего говорит-то?
— Кстати, по жизни вас юмор…
— “По жизни” — блатное выражение. Зачем “по жизни”? Ненужная вставка.
— Хорошо. Насколько юмор помогал вам преодолеть сложные ситуации?
— Юмор помогает всем, у кого он есть. А у кого нет — тот и обсуждать его не может, потому что не чувствует. А присутствует ли он у меня — вы можете по ролям догадаться.
— Верно, почти в каждой — ирония. Например, роль доктора Мортимера в “Собаке Баскервилей” — как ее для себя решили?
— Это интуитивный процесс, который складывается из стилистических ощущений; ощущений ансамбля, общей волны. Про озарение — сказать громко, но вот мгновенное решение — да. Я вообще решения принимаю мгновенно: как-то подспудно все идет-идет, а потом раз — и решил. Дальше — только воплощение, но суть уже схвачена. В общем, моей ролью все были довольны. Тем более компания была хорошая.
— Кстати, о компании. С тем же Никитой Михалковым вас связывает многолетняя дружба, даже ваши предки, если не ошибаюсь, были знакомы…
— Пересекались. Это случайно обнаружилось в краеведческом музее города Рыбинска: там в конце XIX века предводителем дворянства был его двоюродный дед Сергей Владимирович МихАлков. А мой прадед Павел Павлович Стеблов, действительный статский советник, был директором гимназии и членом городской Думы.
— Сейчас деятельность Михалкова часто подвергается критике, это касается и Союза кинематографистов, и авторских отчислений, и стройки в Козихинском переулке…
— Но сейчас не по этому поводу интервью!
— Все-таки важно ваше мнение…
— Какое вы мнение хотите услышать? Мое мнение никак к нему не менялось за все эти годы, что его знаю, — с конца 50-х. Для меня проявления его характера не являются новостью. Они просто имеют разный масштаб. Если тогда это было известно меньшему количеству людей, то сейчас — большему. Вот и вся разница.
— Но это не значит, что вы можете перестать с ним дружить?
— А почему? Союз кинематографистов — очень маленький союз, всего четыре с половиной тысячи народу. И что, вы думаете, события в таком небольшом содружестве могут как-то повлиять на наши личные отношения? Отнюдь нет.
— А то бывает — куда ветер дует, туда и…
— Никита для меня — не ветер, и я для него — не ветер. Мне надоело про Никиту Михалкова! Ну надоело! Потому что нет интервью, в котором рано или поздно не выходили бы на эту тему! Ну позвоните ему и с ним разговаривайте!
— Прикрываем! Вообще, много ли друзей было в жизни?
— Вот с Никитой — одна из самых сильных дружб. Так же сильно дружу — правда в другом возрасте сошлись — с Василием Борисовичем Ливановым.
— Шерлок Холмс?
— Не Шерлок Холмс, а Василий Борисович Ливанов. Еще среди друзей — непубличные люди, которых вы не знаете.
— Дружить — трудно?
— Конечно. Как Ливанов говорит — “дружбу надо поливать”, пестовать, в отношениях должна быть культура.
— Мне понравилась ваша фраза про мужчин, которые по много раз женятся. Вы сравнили их со второгодниками.
— Я так и по-прежнему считаю, да. Если человек без конца меняет партнеров в личной жизни — такое ощущение, что он остается на второй год. Никаких выводов не делает, а все опять заново… Двоечник такой.
— Ой, хотел бы сейчас то же самое спросить, скажем, у Максима Дунаевского, у которого, кажется, 7 браков…
— Ну, это неправильная аналогия! Зачем обижать людей? Ну у него так сложилось, у меня — по-другому.
— Вы всю жизнь любили одну женщину — Татьяну Осипову, не так давно она скончалась…
— Мы 38 лет с Таней прожили.
— Каково это — быть однолюбом?
— Ну почему — однолюбом? Нужно просто быть нормальным человеком. И обладать фантазией. Ведь почему некоторые меняют партнеров? У них же фантазии не хватает! Фантазии восприятия той или иной личности. Хотя, конечно, и твой партнер должен быть достаточно одарен, чтобы давать повод для этих фантазий. Вот в моей жене как будто было очень много женщин, много разных характеров сочеталось.
— Когда каждый день влюбляешься заново?
— Это преувеличение. Но какие-то этапы проходят, человек открывается по-новому.
—Хорошо, а что сейчас в жизни радует?
— Сама жизнь.
— А в чем это выражается?
— В том и выражается, что жизнь — это счастье. Дар божий. Надо уметь это понимать и ценить. Понимаете?
— Нет. Как? Ну да, умереть страшно…
— Почему страшно? Верующему человеку не страшно умереть.
— Знаете ли, страшновато все-таки.
— Ну это от маловерия.
— А ответственность за детей?
— От маловерия это! От недоверия к Богу. От того, что не верите достаточно Богу, что Он обо всех позаботится.
— Уж в наше-то время позаботится…
— Бог вне времени.
— Слова прекрасные, но…
— Они просто для вас еще не стали сутью.
— Признаю, да. Не дай бог с детьми что случится…
— Вопрос не в том — случится или не случится, но это не от вас зависит. От вас зависит — быть хорошим родителем, сохранять душевное равновесие, стараться передать ребенку радость жизни, а не свои страхи и мнительности…
— А вы в своем возрасте были хорошим родителем?
— Ну, наверное, не таким, как хотелось бы.
— А то, знаете, многие артисты вообще не видят своих детей, они где-то рождаются…
— Ну я — не многие. Я своего сына видел и подолгу, и вообще… Но, наверное, сейчас многое бы сделал иначе по части собственного отцовского совершенства. Вы прямо исповедь хотите!
— Ну хорошо. Вернемся к ролям в кино. Помимо главных у вас много запоминающихся эпизодов — в “Укрощении огня”, в “Сибирском цирюльнике” — этакие актерские краски, хочется сказать — “как раньше”. Как у Мартинсона, Ронинсона…
— Ну, Готлиб Ронинсон мне не пример. Когда мы с ним работали (фильм “Урок литературы” 1968 года) он больше у меня учился, малоопытный был в кино человек. Хорошо к нему относился, но ни в какой ряд моих учителей он не входит.
— Как-то вы и про Высоцкого сказали, что он масштабное культурное явление, но артист — обычный…
— Да он нормальный артист. Но как поэт, как бард он гораздо значительнее, чем как артист… Помню, пришел смотреть “Гамлета” на Таганку — еще закрытую репетицию, — ну и ушел после первого акта. Мне не понравилась подобная трактовка Гамлета. Высоцкий — парень из нашего двора. Он на 8 лет меня старше, мы в одном дворе жили. И не воспринимал я Гамлета как “барда с гитарой”. Потому что Гамлет — это принц. И проблема принца — это одна проблема, а парня с гитарой — другая.
— То есть он что, не перевоплощался?
— Что вы, он никогда не перевоплощался. Он был всегда в своем качестве.
— А родной театр Моссовета каким видите? Радует он вас?
— Никаким не вижу. Редко его вижу. Репетирую сейчас спектакль “Свадьба Кречинского” в постановке нашего главного режиссера. Стараюсь, чтобы мне было интересно. К лету выйдет, а то и осенью. Вообще играю столько, сколько я хочу.
— Но это входит в радость жизни?
— Это входит в работу. Которая бывает и в радость. Но не всегда.
