Пустое место
«О, это очень красиво! — сказал король. — Это заслуживает величайшей похвалы!»
И он с довольным видом стал кивать головой, любуясь несуществующей тканью, он не хотел признаваться, что ничего не видит.
Ханс Кристиан Андерсен. «Новое платье короля»
Пустое Место сидел в телестудии под светом юпитеров. Он сидел в кресле, удобно развалясь и закинув ногу на ногу. Если на голом короле из сказки Андерсена не было никакой одежды, то на Пустом Месте великолепно смотрелись и ладно скроенный модный пиджак, и дивно отглаженные брюки, и белоснежная сорочка. Сияющие штиблеты говорили о том, что на их покупку Пустое Место потратил не меньше пятисот долларов. Фирменные наряды свидетельствовали: Пустое Место имеет не только немалые доходы, но и прекрасно вышколенную прислугу. Пожалуй, только чересчур яркий галстук в тон носкам будил смутные подозрения: Пустое Место либо перебирал — в выборе цветовой гаммы, либо излишне доверял — своим эстетически ортодоксальным имиджмейкерам.
Пустое Место, сидя в кресле, занимал определенный объем пространства. Кроме того, Пустое Место произносил речь. Пустые слова срывались с уст мыльными пузырями и летели в эфир, разносились по всей стране и за ее пределы. Пустое Место был известен как хороший оратор. Слова были вроде бы самые настоящие, состоявшие из букв, но по сути совершенно пустые — как и сам оратор. Выступление изобиловало вздохами, ахами, гласными и согласными звуками, звуки эти чередовались, повторялись, эхом множились в бетонных и кирпичных коробках домов, резонировали среди оклеенных обоями стен, вибрировали в барабанных перепонках граждан.
Ведущий телепрограммы, популярный, лысеющий обаяшка, ужасался: «Боже, кого я позвал в студию! Это же пустое место!» Но поскольку господин Пустое Место был импозантен, телегеничен и нарасхват, и его жаждали заполучить для показа другие телеканалы, ведущий все же сомневался: «Не может быть, чтобы все вокруг были дураки и только я один видел, что он — сущее пустое место... Наверно, что-то в нем все же есть...»
Пустое Место закончил разливаться соловьем и умолк, скромно улыбаясь. Его кривоватая, слегка дебильная улыбка была той самой изюминкой, которая дарила Пустому Месту нескрываемые симпатии женской половины населения. Да и мужчины находили: «Что-то в его улыбке есть... наше, мужское, безалаберно-бессмысленное». Пустое Место хотел бы улыбнуться нескромно, но знал про себя, что скромная улыбка больше ему идет, кроме того, он не забывал: он — пустое место, а это накладывает определенные табу, заставляет быть сдержанным, обязывает щериться осторожно. Нет-нет, самонадеянные, а то и наглые нотки все же звучали в его ответах на вопросы журналистов. И тогда Пустое Место и сам начинал думать, что не так уж пуст, если его терпят, выслушивают, не гонят, а, напротив, приглашают в телепередачи, а газеты шлепают его портреты и публикуют панегирики в его честь, — значит, он кое-чего стоит. «Возможно, я сам этого не вижу, — думал Пустое Место, — но ведь это естественно: не видеть себя и своих достоинств и талантов. К тому же я от рождения склонен к недооценке, к примеру, я всегда стеснялся своих слишком длинных рук и неуклюжести, а может, это и есть главное мое достоинство, ведь окружающие, поющие мне осанну дружным хором, вряд ли заблуждаются на сей счет... Нет-нет, я должен больше доверять коллективному разуму...»
Утром, собираясь на телевидение, он стоял перед зеркалом в прихожей и ужасался, глядя на отсутствующее выражение собственного лица, на отсутствующее вообще отражение и словно в воздухе висящую одежду, обрисовывающую силуэт: «Ведь это выплывет, это откроется... Разразится скандал... Все узреют, что я — пустое место...» Во взгляде шофера, который вез его в студию, ему чудился приговор. Водитель смотрел не на него, а сквозь него! Пустое Место чуть не лишился самообладания. Но теперь, сидя в свете юпитеров и вслушиваясь в реплики ведущего и в голоса массовки, а также звонивших в прямой эфир зрителей, Пустое Место мало-помалу приходил в себя, оттаивал, съежившаяся душонка расправлялась в полом теле. Он даже рискованно пошутил, реагируя на едкую подначку о природе своей популярности, а потом посерьезнел, говоря о политическом выборе, который сделала страна. Сам удивляясь тому, что именно и как гладко произносит, он обретал цементирующую уверенность, взбадривающую неколебимость в том, что действительно выделен и отмечен Судьбой. Ведь на самом деле сказать ему было совершенно нечего. А он ораторствовал! И до чего складно! И мудро!
Передачу наблюдали миллионы людей. И почти каждый недоумевал: «Какая пустышка! Что в нем находят? Почему его постоянно и всюду зовут, зачем показывают и спрашивают его мнение по любому вопросу, будь то военный конфликт или семейная драма, как он может являться экспертом во всех областях и сферах жизни, если самовлюблен и недалек?» И в то же время каждый колебался: «Раз его, именно этого павлина, приглашают и пытают то о разваливающейся экономике, то о сексе, значит, есть в нем некая тайная, недоступная обыденному разуму глубина... Эх, мало и плохо я учился в школе! Надо бы наверстать. Тогда бы и меня (чем я хуже?) провозгласили гуру, наставником, светочем, ярким дарованием и народным кумиром...»
Были, правда, среди зрителей и негодующие, но и эти критики, под влиянием не согласных с их негативной точкой зрения свекровей и тещ, мужей и жен, умолкали и начинали внутренне пересматривать свою позицию.
Сразу после окончания эфира к Пустому Месту устремились члены съемочной группы (на пленку фиксировалось каждое мгновение, каждая реплика гостя): девушки просили его сфотографироваться с ними, молодые люди смущенно протягивали клочки бумаги — для автографа. Пустое Место окончательно отмяк. И уже хотел пуститься в неофициальные откровения — признаться как на духу, что сам изумлен, до чего лихо все прошло, но вовремя прикусил язык. Пустому Месту не пристало откровенничать, ничего, кроме пустоты, не могло вылиться из него наружу, а всю приготовленную и бегло просмотренную в машине по дороге в студию дребедень, ералаш чужих мыслей и фраз, заботливо написанных спичрайтерами, он уже выплеснул...
Дома Пустое Место переобулся в любимые мягкие тапочки и прошелся по квартире. Включил телевизор и увидел повтор давней передачи, в которой принимал участие. Каждый его ответ сопровождался взрывом рукоплесканий пришедших на ток-шоу болванов. Специальный дирижер, разумеется, работавший за кадром, давал отмашку, и марионетки начинали шумно аплодировать, а то и визжать от восторга.
Вернулась из фитнес-клуба жена. Примчался раскрасневшийся после тренажерного зала сын. Явилась от косметолога дочь — у нее лазером выводили прыщи с подбородка. Пустое Место неизменно удивлялся тому, что при своей порожнести сумел произвести потомство. Сели ужинать. Пустое Место ел с аппетитом. Он набросил на плечи тужурку — чтоб его было видно и стул из кедрового дерева никто не занял. Лишь в ванной, принимая душ, он смог полностью разоблачиться. А когда ложился в постель к жене, натягивал фуфаечку — чтоб супруга сумела его найти. Если она его отыскивала, он наваливался на нее. И ведь он немало весил — этот тип, про которого все знали, и он про себя знал, что он — Пустое Место.
Чайная ложечка
В вагоне метро Истово Верящий откинулся на сиденье так, что коснулся лысеющим затылком огромного оконного стекла с надписью: «Места для пассажиров с детьми и инвалидов». Мысленно он возносил молитвы: «Господи, спасибо Тебе за все. За то, что так мудро выстраиваешь мою жизнь. Даже несчастья, ниспосланные Тобой, за которые я на Тебя обижался, оборачивались добром. Спасибо за Твою мудрость и терпеливость. Теперь я вижу, к какой цели Ты вел меня таким, казалось, запутанным, а на деле таким прямым путем. Теперь я знаю, для чего Тебе нужна моя жизнь и почему Ты хранил меня, а ведь я столько раз мог умереть. Я понял Твой замысел...»
Нижняя его челюсть отвисла, он начал сползать на пол. Пассажир из другого конца вагона устремился к нему. Закатившиеся глаза и вывалившийся язык все объяснили, но пассажир щупал пульс несчастного, тряс его.
Когда Истово Верящий предстал перед Всевышним, он сразу опустился на колени:
— Спасибо, Отец мой. Я понял и оценил Твой замысел. Ты наказывал меня, но Ты и миловал. Ловко уводил от дурных людей и приводил к хорошим. Ниспослал любящую жену взамен подлой. Подарил двоих замечательных детей. Позволил довершить труд всей жизни. Четыре раза грозила мне смерть, и все четыре раза Ты оберегал и избавлял меня. Я понял: это ради того, чтобы я закончил все земные дела и восславил имя Твое... Я исполнил это — и вот я перед Тобой.
Истово Верящий склонил голову, а если бы поднял ее, то увидел бы: чело Всевышнего нахмурено. Всевышний силился вспомнить.
— Ну да, был умысел, — рассеянно произнес Господь. — Завершить труд жизни? Дети? Жена? Нет, все не то. — И рассмеялся. — Вот что. Как-то в поезде, в вагоне-ресторане случайный попутчик попросил тебя передать чайную ложечку. В ложечке все дело. Она должна была потом попасть к одной женщине, потом к военному, от него — к президенту страны... Короче, она призвана была сыграть большую роль в Истории. Верно, ты мною отмечен: передавая ту ложечку, ты прикоснулся к Вечности. Твою роль нельзя недооценить. Без тебя этот твой попутчик никак не смог бы до этой ложечки дотянуться.
