«Мой ларец с драгоценностями. Мария Германова». Так названа книга, собранная по крупицам Ириной Корчевниковой. Исследователь, театровед, в течение долгих лет — директор Музея МХАТ, Ирина Леонидовна «откопала» этот ларец с драгоценностями буквально со дна истории. Ведь в судьбе Марии Германовой отразилась даже не одна эпоха, а две. История этой книги началась с того, что внучка Германовой, Сильвия Бревда, и ее первая невестка Беверли Плачек, живущие в США, передали в Музей МХАТ архив актрисы. Ирина Корчевникова продолжила изыскания в прошлом и узнала множество данных о жизни Германовой. Благодаря этому к нам возвращается история в лицах.
Ее, Германову, называли одной из самых славных представительниц русского театра, которой русский театр должен гордиться. Именовали «русской Дузе», сравнивая с ее кумиром — величайшей трагедийной итальянской актрисой Элеонорой Дузе. Но главным кумиром, пишет Корчевникова в предисловии, Марии Германовой оставался Художественный театр. До отъезда она была ведущей актрисой МХТ, сыграла и Грушеньку из «Карамазовых», и Дону Анну из «Каменного гостя», и множество ролей — с погружением, по «системе»... Дальше — эмиграция. И продолжение работы на сцене, которая началась с т.н. пражской группы МХАТ. «Даже за пределами родины называла себя и своих коллег „зарубежной труппой Художественного театра“. Ничто не могло отнять у нее этого самого значимого для нее звания. Ни угрожающие письма из России в 1928 году, ни письма из театра, запрещавшие ей и ее коллегам именоваться артистами Художественного...»
Что это были за письма? Умилительные тексты. «Вряд ли следует доказывать все убожество этих попыток части актерской белогвардейщины присоединиться задним числом к театру, который упрочил свое существование в Советской республике...». «Мы, молодежь МХАТа, никого из артистов этой группы не знаем. Я лично видел М.Германову всего два раза...» И даже Немирович-Данченко вынужден не только отказать Германовой в личной встрече, но и написать осуждающее письмо.
Это письмо — отдельная тема. Как, наверно, пришлось выкручиваться великому Немировичу-Данченко, чтобы написать его! В нем он подтверждает успех и величие актрисы и ее коллег. Но как же выполнить поставленную задачу — заклеймить и дать отпор? Немирович пишет: «Вся деятельность Пражской группы в последнее десятилетие прошла совершенно в стороне от того сдвига, который произошел совершенно убежденно и сознательно в Художественном театре...» Конечно, в стороне! Не играла Германова в «Бронепоезде
Зато гастролировала в своем «беженстве» по крупнейшим сценам Америки и Европы, играя на французском и английском. Играла «Три сестры», «Медею», «Грозу», мать Раскольникова в «Преступлении и наказании» (в театре Монпарнас в Париже), «Вишневый сад»... Получала шквал хвалебной критики и на своих плечах принесла славу русского театра в зарубежный мир. Не стало Марии Николаевны в
Листая дневники, попадаешь в чью-то очень интимную, тайную жизнь. Тем глубже понимаешь, какую же неразрывную цепь взорвали большевики: связь русского человека с русским богом. Церковность, обрядовость заменяли Марии Германовой все игрушки и развлечения; единственное, что шло в разрез с этим миром-храмом, — ее «непреодолимая любовь к „представленью“, как сердито называла бабушка то, что сделало из ее Машёнки актрису». Танцы — грех, актерство, кривлянье — срам! И самый страшный Машин сон: ей явилась Богородица, причастила ее и сказала: «Только ты уж не танцуй после этого». «Такой трепет и восторг пронзили мою душу, что в продолжение нескольких лет исполняла я волю святую», — вспоминает Германова.
Вспоминая свои детские прогулки и поездки на природу, Германова пишет: «Многое, многое не взыщется с вас, милые мои русские юные изгнанники, многое простится вам, когда вспомнится, что лишены были вы этого счастья, этой ласки земли нашей».
Это сегодня считается, что актеру ум иметь необязательно, лучше даже не иметь. А в дневниках Германовой мы прочтем не только ум, но мудрость, внутреннюю насыщенность, богатство — такое, каким вряд ли обладали эти самые «мы, молодежь...».
Поступление в Художественный театр, «живой дом Духа», с его «домовыми» Станиславским и Немировичем. Первая слава, самая любимая роль — роль Грушеньки. И наконец — революция. «И все пошло прахом. Как в сказке: пробило 12 часов, пропел петух, и там, где были груды золота, оказалась кучка пепла». Отъезд. «Уж когда мы ехали на станцию — ужасный трупный запах из открытых помещений Че-ка...» Хорошенькое последнее впечатление от родины...
Подробно рассказывает Мария Германова свою поистине звездную жизнь за границей. Чего в этой «звездной жизни» было больше — боли, тоски по родине или наслаждения, — судить нам, потомкам. Но четкое чувство прощания стоит внутри, когда представляешь руку, исписывающую страницу за страницей. Сам автор добавляет масла в огонь: «Были у меня с детства предчувствия неминуемой, невозвратимой потери». Что принес ей необратимый шаг — эмиграция? «Как хороши, как свежи были розы...»
