«Балет Стравинского большое событие в музыкальном мире — „Аполлона“ я считаю одним из его шедевров, плодом подлинной художественной зрелости» — писал Дягилев после парижской премьеры, состоявшейся 12 июня 1928 года в театре Сары Бернар. Первая творческая встреча композитора Стравинского и 24- летнего реформатора танца впоследствии перерастет в постоянное сотрудничество. Но тогда, в 28-ом, Баланчина и Баланчиным-то не все ещё называли. На европейский манер фамилию Георгия Баланчивадзе, беженца из России, поступившего в качестве танцовщика в знаменитую труппу «Русский балет» только-только переделал сам Дягилев.
Мистер Би несколько раз изменял облик своего знаменитого балета, сделав в итоге для Михаила Барышникова в 1979 году «облегчённый вариант» без хореографического пролога (рождение Аполлона) и финальной сцены (восхождение на Олимп). В таком упрощенном виде под укороченным названием «Apollo» во многих труппах этот спектакль идёт и до сих пор. По видимому вспомнив, что именно купированные сцены по слову дягилевского помощника Сергея Григорьева в пору премьеры считались «самыми эффектными», откомандированный от фонда Баланчина педагог-репетитор Виктория Саймон специально для Большого вернула забытое. Однако оставила лаконичное оформление в духе минимализма, которое любил сам маэстро, заменивший скалу с гротом, античные хитоны, пачки, квадригу коней несущихся на Олимп и другие красочные придумки художника Бошана обычной лестницей, репетиционными балетными платьицами, да трико.
Балет отличается от других произведений всемирно известного хореографа и одного из основоположников бессюжетного балета тем, что какой-никакой сюжет тут всё же имеется: рождение у богини Лето сына — бога Аполлона, его возмужание и восхождение на Олимп. Хотя, по сути, представляет собой сюиту танцев самого Аполлона (здесь предусмотрены две его вариации) и трех его муз: Терпсихоры (музы танца), Полигимнии (в балете музы отвечающей за пантомиму) и Каллиопы (музы эпической поэзии, науки и философии). Трёх этих муз, как наиболее близких к хореографическому искусству, Стравинский отобрал для своего балета из девяти положенных.
Танцевал премьеру знаменитый любимец Дягилева Серж Лифарь — и это ещё одна из отличительных черт раннего баланчинского шедевра. Вообще-то Баланчин был апологетом женского танца и впоследствии балетмейстер создавал балеты только для своих балерин. Виртуозный мужской танец у него был лишь необходимым приложением к эффектным танцевальным комбинациям, созданным для своих любимиц. Но для Дягилева всё было не так — балет на греческую тему и был заказан в расчете на мужчину.
Партия Аполлона представляет тут наибольшие трудности. Она стала одной из центральных в репертуаре таких артистов как Михаил Барышников, Николай Хюббе, Питер Мартинс, Андрис Лиепа. В России с ней успешно справлялись мариинские танцовщики — Игорь Зеленский, Андриан Фадеев, Сергей Попов. В Большом балет планировался в расчете на Дэвида Холберга — партия считается его «коронкой», однако американец некстати сломал ногу прямо на пороге своей нью-йоркской квартиры, и отдуваться за него пришлось нашим артистам.
Из четырех человек, до премьерных показов каким-то образом не дошел лишь один — между тем ученик Николая Цискаридзе Денис Родькин по фактуре как раз наиболее «аполлонистый» из всех. Трудами же танцевавшего премьеру в первом составе Семена Чудина шедевр превратился в банальную производственную гимнастику. Пренебрегая многими деталями, танцовщик вместе со своими музами (Анна Тихомирова, Анна Никулина, и лучшая из трех Ольга Смирнова) механично воспроизводил положенные движения и хрестоматийные позы из этого балета: «тачку», «колесницу», «лучи солнца», но смысла не возникало, действие пробуксовывало, зрители скучали... Магия, делающая этот балет одним из самых популярных в мировом репертуаре бесследно исчезала.
«После спектакля — вспоминал первый исполнитель этой партии Серж Лифарь — умиленный и растроганный Сергей Павлович, вдруг поцеловал мою ногу
— Запомни, Сережа, на всю жизнь сегодняшний день: второй раз я целую ногу танцовщику, до тебя я поцеловал ногу Нижинского, после «Призрака розы».
Если б Дягилев мог увидеть, как топорно сегодня исполняется эта партия в Большом (впрочем, во втором составе Артем Овчаренко действовал гораздо осмысленнее), думаю, такого бы желания у легендарного импресарио никогда не возникло.
