«Алые паруса» играют в Малом театре, где только до революции была оркестровая яма. Поэтому сняли три первых ряда и дирижер Татьяна Виноградова встает за пульт, пройдя прямо через зал. С первой картины буквально ошарашивает декорация — Виктор Шилькрот разлил на сцене море с металлическим блеском, недоброе и пугающее с помощью металлических разноколиберных рей. Они беспрестанно ходят по горизонтали от колосников до сцены — для этого постановочная часть использовала все 42 штанкеты Дома Островского.
Слева хор моряков, справа рыбачек с накладными отвисшими грудями (смотрится жутковато) — слов особенно не разобрать. И я слышу как зрители переговариваются: «Наверное, Малый для современного мюзикла не приспособлен». Впрочем, дальше понимающая в музыке публика убеждается, что театр и его акустические данные здесь совершенно не причем.
Надо заметить, что «Театр» под руководством Мильграма не впервые «замахивается» на масштабный мюзикл. В репертуаре драматического (!) театра — «Владимирская площадь» и «Доктор Живаго» Александра Журбина. Оба мюзикла идут в сопровождении «живого», причем весьма большого по составу оркестра, что не может не вызвать уважения и восхищения. То, что артисты «Театра» поют … ну, скажем, как драматические артисты, было известно еще со времен постановки «Владимирской площади». И, разумеется, это бросалось в глаза. Вернее, в уши.
Увы, то, то, с чем можно было мириться в рамках еврейско-цыганско-шансонной стилистики Журбина, оказалось вопиюще несовместимым с американизированной, мюзикловой, космополитической музыкой Дунаевского. Актеры «артистично» хрипят, проговаривают, нашептывают, кричат надсадными голосами нечто в духе бессмертного гимна русского шансона «Владимирский централ» и … романтическая история о прекрасной мечте Ассоль (пусть даже и жестко пересказанная Михаилом Бартеньевым и Андреем Усачевым) превращается в распальцованно-душераздирающую историю. И для детей дошкольного возраста. Но к этому еще вернемся.
Даже аранжировка Евгения Загота – профессионала, прекрасно владеющего различными видами инструментального саунда, несет на себе отпечаток этой шансонности. И хотя технических претензий к оркестру под руководством Татьяны Виноградовой нет (и публика в антракте апплодирует ей вслед), возникает тягостное ощущение, что музыкальная сторона спектакля загнана в не свойственные авторскому материалу эстетические и вкусовые рамки.
Вряд ли стоит говорить отдельно об исполнителях – абсолютно все они существуют вне музыки Дунаевского. И потому, что не понимают этого стиля, и потому, что у них просто нет голосов. Их «субтоновое» пение тонет в оркестровых tutti, что может быть и к лучшему: в мюзикле с таким количеством отличной музыки (почти каждый номер – шлягер), тотальная безголосость крайне утомляет.
«Паруса» выдвинуты по четырем номинациям — лучший спектакль, режиссура (Борис Мильграм), работа художника (Виктор Шилькрот) и исполнительница партии Ассоль (Ирина Максимкина). Могу себе представить как тяжело придется жюри, когда им предстоит выбирать между великолепно поющими Мананой Гогитидзе и Еленой Газаевой в «Бале Вампиров» и Ириной Максимкиной, драматической актрисой с более чем скромными вокальными данными. Сравнение абсолютно некорректное, о достойном соперничестве говорить сложно. Бесспорно в лидерах может оказаться Шилькрот — его многочисленные реи, висящие на тонких тросах, заполняют все пространство сцены и играют роль, кажется, всего на свете – моря, трактира, бушующего ветра, маяка, палубы корабля, а также всевозможных человеческих страстей. Имеет ли оно отношение к содержанию спектакля – большой вопрос. Но режиссер явно навредил художнику: весь первый акт эффектная картинка с реями не меняется (даже при их подъеме на разную высоту и игре светом), отчего эффект утомляет и пропадает.
Не знаю, насколько Пермский мюзикл имеет шансы стать лидером национальной премии, но заслуга в одном бесспорная — он решил кадровую проблему со всеми вытекающими отсюда последствиями. На сцене — практически вся труппа, что с одной стороны впечатляет (много), с другой — забавляет. И озадачивает — жанр мюзикла хорош, когда он подкреплен молодыми силами. Когда же средний возраст массовки от 50 до 60, то происходит обратный эффект. В первом акте немолодые злобноватые матросы-рыбаки работают достаточно формально, без жизненной энергии и сочувствия к происходящему. Дети, особенно дошкольного возраста в таких случаях от тоски дохнут, пьют кока-колу и жвачкой мажут кресла. Однако во втором акте, когда матросы переквалифицируются в посетителей борделя — о!!! - наблюдается оживление в массе, чувствуется, ребята в теме. В песнях-танцах особенно обращал внимание пожилой артист (невысокий, крупный, с большим животом) - он очень страстно и достоверно демонстрировал движениями и всем своим существом плотские утехи. Я не моралист, но подумала: «Хорошо, что малюток рядом нет».
Режиссура Бориса Мильграма оставляет немало вопросов и по содержанию: например, что же случилось с матерью Ассоль (согласно режиссуре она канула в пучину)? Что это за персонаж, который во втором акте возникший раз с арией в тюрьме, исчез и больше не появлялся? Наконец, почему у дам легкого поведения в борделе алые парики? Это имеет какое-то отношение к цвету романтических парусов? Верхом художественной мысли стала тряпка, вымоченная якобы в вине и вдохновившая капитана Грея на установку алого паруса. Тряпка, предъявленная публике, больше походила (прости господи) на использованную прокладку. Бр-р-р!
Тот, кто в театре отмаркировал данное произведение 6+, подумал о коммерческой выгоде. Режиссер подумал, что он сделал по форме европейский спектакль (что не случилось). Эксперты, отобравшие его на «Маску», тоже включили собственные амбиции. А о том, что глупо, пошло или безвкусно для взрослых и особливо детей не подумал никто. Выходит, что люди искусства, считающие себя вполне интеллигентными, мало чем отличаются в детском вопросе от депутатов Госдумы. Дети — это наша трогательная формальность.
