— Как это будет? Выйдете вы на сцену, сценарий написан, все готово и должно пройти как по маслу…
— У нас, к сожалению, никогда не бывает как по маслу. Нет возможности репетировать. Нам дают сцену на один день. Так что утром 2 апреля наш режиссер Тимур Вайнштейн выйдет на сцену, начнет проверять свет и звук, одновременно фокусники будут делать фокусы, а певцы стучать по микрофону. В этом-то и проблема общественных организаций. Мы же не «Оскар» с многомиллионным бюджетом. Так что надо быть готовым к самым неожиданным сюрпризам. Говоришь выступающему, что у него в запасе 45 секунд на приветственное слово. А человек выходит и читает небольшую лекцию об операторском искусстве. И ты не можешь никому заткнуть рот, а только тихо бесишься. Почему я столько лет стою на сцене? Не потому, что нет замены нам, красавцам шоуменам. Еще с 1987 года, когда «Ника» только начиналась, я выбрал роль играющего тренера, режиссера-диспетчера. Кто-то любит мои шутки, кого-то они раздражают. Но моя функция помимо всего прочего — затыкать дыры. За кулисами все клокочет, а я должен с улыбкой на уставшей физиономии избегать всех подводных камней.
— Чем вам и многим вашим коллегам так дорога «Ника»?
— «Ника» была придумана в противовес официозу. Существовали государственные, партийные, жэковские премии. А «Ника» стала первой в истории страны, вручало которую независимое сообщество профессионалов с учетом тайного голосования. Первоначально она была профессиональным призом Союза кинематографистов. Мы тогда ничего толком не знали про «Оскаров», кроме заметок, что такой-то его получил. Сегодня «Ника» клонирована огромным количеством премий в нашей стране. Только ленивый не вручает бесконечные награды — «Олимп счастья», «Вершина успеха», «Человек года», «Поросенок десятилетия». «Ника» была придумана не ради чьих-то амбиций и влияния на кинематограф, а во имя счастья и возможности порадовать и порадоваться за коллег. Никакой другой цели не было. Мне всегда казалось, что нашим кинематографистам страшно недодают. Не о деньгах речь. Мало внимания и тепла. Мы не можем и не будем соревноваться с кем бы то ни было в пафосе, за то, у кого котурны выше и административно-финансовых возможностей больше. За четверть века существования у «Ники» никогда не было больших денег. Нашим основным художественным приемом и главным оружием стали ирония и самоирония. Мы все стараемся делать не формально, а по-человечески. И кроме того, и это, возможно, главное, хотя кому-то покажется странным, в наше озорное время делать все честно, прозрачно и понятно. Я никогда, например, не был в помещении, где проходит подсчет голосов. Этим занимается независимое адвокатское бюро. Потом уже узнаю результаты, и только я один, потому что мне надо вести церемонию награждения. Виктор Мережко 14 лет выходил на сцену, будучи президентом академии, и ни разу не спрашивал, кто получит награду, до тех пор, пока не вскроют на сцене конверт с именем лауреата. Дело не в утечке информации. Просто так достала всеобщая неправда, что люди никому не верят. «Ника» хочет и будет играть честно. Сегодня это все знают. Репутация создается всю жизнь, а разрушить ее можно в один момент. Стоит хоть однажды этому правилу изменить, и мы тут же превратимся в пепел и исчезнем. «Ника» — не только факт нашей жизни, но четвертьвековая история кинематографа нашей страны. Когда мы сражаемся за нее, то называем десятки великих имен российских кинематографистов от Николая Крючкова до Григория Чухрая, которые были счастливы, что коллеги сочли их лучшими и увенчали богиней Победы.
— Президентский пост займет Андрей Кончаловский? Почему возникла именно его кандидатура?
— Отслужив по Уставу Академии шестилетний срок на посту ее президента, уходит Алексей Баталов. Мы бесконечно ему благодарны за этот труд и счастливые годы его президентства. И академия дружно избрала выдающегося режиссера, лауреата «Ники» Андрея Кончаловского. Что тут удивительного? Если перебрать в уме суперлюдей нашего кино, то вспомнится десяток-другой фамилий. Конечно, замечательных людей в российском кино много. Но нужно иметь склонность к такого рода деятельности. Кончаловского уважает весь мир. Мы надеемся, что с его приходом будет больше внимания к кинематографу и со стороны властных структур. Сегодня вроде бы дают деньги на кино, но к киноискусству, которое, как раньше говорили, принадлежит народу, относятся как к ребенку, которому покупают игрушку, чтобы не плакал.
— А вас не упрекали в том, что опять президент почтенного возраста?
— Есть немало достойных людей помоложе, целая плеяда замечательных кинематографистов от 30 до 50 лет. Я, правда, ничего не понимаю в конфликте поколений и не считаю, что у молодости есть какие-то преимущества, кроме самой молодости. Мне кажется, что Георгий Данелия, снявший блистательный анимационный фильм «Ку! Кин-дза-дза», или справивший юбилей Александр Митта дадут фору многим молодым. Я — тоже практически девятиклассник, хотя иногда подводят ноги и слишком резво стучит сердце. А 98-летний Владимир Зельдин на сцене Театра Российской Армии так поет, танцует и фехтует, что более юным собратьям по профессии и не снилось. Как он сохраняет в этом возрасте честь, достоинство и гордость, молодость души? Я никогда не променяю их на тех молодых стариков, для которых такие понятия, как общественная работа, всеобщее благо, государственные интересы, ничего не значат. Часто приходится вспоминать слова: «Раньше думай о родине, а потом о себе». Сейчас мы не видим общественного горения. А люди вроде Андрея Смирнова и Андрея Кончаловского — молоды душой. Важна не только физическая форма, а зрелый авторитет, всесоюзная, как бы сказали раньше, репутация. Есть люди, которые могут и хотят создавать праздник для своих коллег по профессии. А другие занимаются исключительно своим делом, своим фильмом. Я не упрекаю, потому что кино — тяжелейшая и ответственная работа. Многие мастера хотят снимать фильмы, а не тратить короткую жизнь на общественные увлечения и развлечения. Когда я вижу, как на сцену поднимается счастливый человек за наградным листом, за изображением какого-нибудь животного, птицы-рыбы золотого цвета или за «Никой», то понимаю, что мы делаем людей чуть-чуть счастливее.
— Прелесть «Ники» в том, что побываешь на церемонии и уже имеешь полное представление о том, чем живут кинематографисты, что у них в головах. Без судьбоносных высказываний, кажется, ни одно вручение не обошлось.
— Да простят меня за нескромность, но «Ника» — последнее живое общественное поле. Того Союза кинематографистов, где кипела бурная жизнь, практически не существует. Молодой Киносоюз еще не развернулся. Нет ни творческих домов, ни Киноцентра. Остался только Дом кино в ужасающем состоянии.
— Вам приходилось расплачиваться за то, что происходило на сцене?
— Разве что чтением дурацких статьей о «Нике». Когда в Доме кино прошел первый вечер Солженицына и кагэбэшники висели на люстрах гроздьями, как и во время акции в защиту независимости Литвы, раздавались звонки с самого верха, но я умело притворялся шлангом. А кассету с первого в истории новой России вечера Солженицына Андрей Смирнов под свитером увез в Вермонт в подарок Александру Исаевичу. То, что я — в прошлом кавээнщик, мешало мне иногда делать карьеру, но часто помогало в сложных ситуациях. Кроме того, говоря пафосно, ветер уже надувал паруса свободы и демократии. Я бы хотел, чтобы у «Ники» было больше возможностей и ответственности, чтобы мы могли делать фестиваль лучших фильмов по всей России, а Академия наконец-то обрела свой дом. Сейчас, к сожалению, все либо свои-свои-свои, либо враги-враги-враги. А мы предпочитаем возделывать свой участок на нейтральном поле. На большую помощь не рассчитываем, но и больших неприятностей не ждем.
