Для фотографа Андрея Гордасевича проект «Застывшая форма» стал сбывшейся мечтой. Когда он был маленьким, мечтал попасть в Зоологический музей МГУ, расположенный по соседству с его домом. Но тот был закрыт на реконструкцию. Только к его старшим классам школы музей открылся для публики. Потребовалось еще много лет, чтобы вернуться к мечте. Когда дочери Андрея исполнилось 6 лет (сейчас ей 10), он привел ее в Зоомузей и пережил сам все то, о чем думал в детстве. В итоге решил отснять застывших в вечности животных, убрать все лишнее и оставить лишь форму. Многие из этих организмов уже вымерли, другие стали редким феноменом…
Первый раз вглядываясь в эту оживленную детскую мечту, мы видим в ней нечто сказочное: североатлантический горгоноцефал (морской житель, род иглокожих отряда ветвистых офиур) напоминает планету баобабов из «Маленького принца», черепаха ассоциируется с Тортилой из «Золотого ключика», а актиния (отряд морских стрекающих из класса коралловых полипов) похожа на мохнатый гриб, на котором заседала гусеница из «Алисы в Стране чудес». Кажется, что отвлеченный от зоологического контекста взгляд на застывшие формы дает простор для фантазии, возвращает и нас в детство. Однако в каждой сказке — лишь доля вымысла; в каждой — много подтекста и мудрости. И эта мудрость приходит следом после просмотра всех проектов Фотобиеннале.
Пойдем по выставкам сверху вниз. Очень удобно, что в Мультимедиа Арт Музее можно подняться на лифте на верхний этаж, чтобы потом, спускаясь по лестнице, делать остановки на каждом этаже авторского видения и мысли. Итак, поехали!
Остановка №1. Тод Пападжордж, «Студия 54». Выставка показывает эпоху бескрайней свободы, которая царила в 1970-х в Нью-Йорке в целом и в самом пафосном клубе своего времени в частности. Единственный зарубежный проект работает на контрасте с остальными отечественными выставками. Это мир сильных, без масок и позерства.
Остановка №2. Эммануил Евзерихин (1911–1984), ретроспектива. Евзерихин с 15 лет работал фотографом в ТАСС, а с 23 (с 1934-го) началась его большая профессиональная карьера. Его фотолетопись охватывает период с 1930-х по 1950-е годы, когда — читаем аннотацию — «жизнь любого советского человека определялась волей Иосифа Сталина». При этом Евзерихин — современник Родченко — не мог не впитать в себя фотоэстетику модернизма. Поэтому в его, казалось бы, официальных, прошедших цензуру репортажах читается то главное, что стоит за «правильной картинкой».
Например, у Евзерихина много снимков шествий и парадов, где народ выступает как единое послушное коллективное тело. Парад здесь — словно рамка вокруг безграничной власти одного великого лидера. Необходимый узор, без которого невозможно величие. Даже более крупный план — дети играют в песке (просто насыпанном во дворе), школьники слушают экскурсию о метро, студенты готовятся к экзаменам, люди покупают рыбу на улице… — лишь фон для идеологического портрета. В нем нет человека как личности; человек — это винтик в системе.
Остановка №3. Александр Слюсарев (1944–2010), ретроспектива. Слюсарев — это уже послевоенная эпоха, расцвет его карьеры пришелся на 1960–2000-е. Если это можно называть расцветом. Сегодня Александр Александрович — признанный гений, его знают как мэтра концептуальной фотографии, мастера теней, бликов и отражений. Но при жизни он выставлялся незаслуженно редко — первая посмертная выставка Слюсарева для многих открыла его как автора. Теперь, спустя 10 лет, случилась вторая.
Фотографии Слюсарева — это поэзия и философия. При кажущейся статичности и минимализме в них много текста. Именно текста: концептуализм очень литературен — таковы и фотографии гения. За бликами и отражениями читаются внутреннее одиночество, поиск, наблюдение за иллюзорностью и реальностью жизни. Они улавливаются в мелочах, будь то чашка на столе или покореженный забор. Есть на снимках Слюсарева и чистый андеграунд — например, серия из мастерской Ильи Кабакова. Поколение Слюсарева жило в эпоху застоя, на заре перестройки, и в его фотографиях поймана эта внешняя статичность, за которой скрывается внутреннее буйство чувств и мыслей.
Остановка №4. Владимир Мишуков (род. 1969), «Неоновые мечты». Это своего рода «перебивка» в историческом экскурсе. Кредо номинанта многочисленных фотопремий — не внешняя визуальность, а внутренняя. Он старается заглянуть в души своих героев. На сей раз смотрит на ребят от 15 до 25 лет. Под каждым фото — короткий текст героя о его главной мечте. У молодых людей мечты простые и понятные: получить образование, реализоваться в профессии, завести семью и детей. Естественные желания, застрявшие в неоновом свете. Достаточно описать одну картинку: на фото в мужском туалете Кирилл (20 лет) мечтает путешествовать по миру. Даже рядом с писсуаром можно мечтать, но каковы реалии? Ответ остается за кадром.
Остановка №5. Юрий Рыбчинский (род. 1935), «Новый реализм в российской фотографии. 1970–1990». Фотографическая карьера уроженца Киева началась поздно, в 1970-х годах. Рыбчинский — совсем «несоветский» фотограф. Он снимал вне канонов и то, что оставалось за кадром официальной хроники. Его визуальность — естественная, снимки сделаны на ходу. Иногда «отрезаны» головы, в кадре только ноги или руки, горизонт завален. И в этом вся прелесть — показывать жизнь как она есть. Фотохроника Рыбчинского запечатлела исторические события 1990-х, прежде всего августовский путч и всех его героев. В этом самом стиле life — честном и бескомпромиссном. Таком же, как момент народного взрыва и политического перелома.
Остановка №6. Игорь Мухин (род. 1961), ретроспектива. Это песня про 1990-е. О том, что последовало за путчем, чем тогда жили люди, особенно молодежь. Это квинтэссенция эстетики модернизма начала 1910-х — 1920-х, московского концептуализма 1970–1980-х и новой русской визуальности. Здесь собрано много снимков неформальной жизни молодого поколения. Именно эти серии некогда сделали имя ныне известному фотографу, руководителю мастерской школы Родченко.
Остановка №7. «Легко ли быть молодым?» — групповая выставка мастерской Игоря Мухина. Ученики следуют за учителем и снимают себя же — молодое поколение — в неформальной обстановке. При этом стилистика синонимична мухинской. И дело здесь, возможно, не только в том, кто учитель. А в общем настроении — подсознательном желании вернуться во время свободы перестройки, скинуть с себя некие клише и штампы. Глядя в зеркало, молодые люди, кажется, видят свой печальный, но решительный взгляд, несмотря на притворную беспечность.
Остановка №8. Антон Андриенко (род. 1993), «Паттерн». Студент 2-го курса школы Родченко, выражаясь телевизионным языком, сделал «бантик» — милый и тонкий штрих к общей картине. Антон снимал женщин в возрасте со спины и составил фото так, что становится очевидно: дамы выбирают одежду с одними и теми же орнаментами. Они следуют определенным шаблонам, их не так много. Паттерн и есть систематически повторяющаяся схема, и, по мнению Антона, подобные схемы существуют в каждом из нас. Показывая стилевые паттерны в одежде, он предлагает проанализировать «паттерное мышление и степени его влияния на наш (не)осознанный выбор».
На этом месте возвращаемся в мир застывших форм. Всматриваемся в статичные сказки. Анализируем личные и общие паттерны. И тему биеннале — бег времени, которое, словно экспонаты Зоомузея, только кажется, что бежит, а на самом деле пребывает в застывшей вечности.
