Читать словарь до крайности прикольно — тем более, что маэстро не отказал себе в удовольствии кое-кого изящно “ущипнуть”.
Многим, правда, в вечности было отказано: автор брал ключевые фигуры музыкантов именно XX столетия, нарочно проигнорировав всех — на момент завершения века — вундеркиндов (таких, как Кисин, Репин, Рахлин etc.). Это ладно (хотя впереди ли у них “главные достижения”?). Но, посвящая статьи Гидону Кремеру, Мише Майскому, автор, однако, не посчитал нужным рассказать о советской дирижерше №1 Веронике Дударовой, арфистке №1 Вере Дуловой, наконец, живой скрипичной иконе — Викторе Третьякове.
Нет, скажем, отдельной статьи и о композиторе Десятникове (нынешнем музидеологе Большого театра), зато есть красивая ему запятая в статье про Гидона Маркусовича Кремера: “…Кремеру не чужда известная эксцентричность, которая проявляется в его пристрастии — порой навязчивом — к легкой музыке, разного рода пародийным и юмористическим миниатюрам и непритязательным “постмодернистским” поделкам, в т.ч. авторства петербургского композитора Леонида Десятникова”.
Или вот что, например, говорится о Тихоне Хренникове: “…Свою репутацию надежного певца советского строя Х. утвердил музыкой к колхозной кинопасторали Ивана Пырьева “Свинарка и пастух” и песнями военных лет. […] В период ждановщины (1948) оказался наиболее подходящим кандидатом на роль официального лидера советской музыки. […] Заслугой Х. следует признать то, что на начальном этапе его правления никто из видных “формалистов” не был исключен из Союза композиторов. Он также оградил СК от юдофобской кампании 1949 года…”
В главках о современниках то там, то сям проскакивает любимая фраза автора: “в его лучшие годы”. Так — о Спивакове: “Благодаря изысканному исполнительскому мастерству, разнообразному репертуару и незаурядному искусству превращать свои выступления в эффектные шоу быстро завоевал широкую известность как солист. […] В лучшие годы С. его индивидуальность интереснее раскрывалась в музыке некоторых композиторов XX века, в т.ч. Гартмана, Шостаковича, Щедрина…”
О Башмете: “Основное достоинство Башмета-инструменталиста в его лучшие годы — исключительно красивый, интенсивный, чистый и благородный тон”.
О Ростроповиче: “…Р. был не только “всеяден”, но и в высшей степени гибок; его бурный темперамент умерялся безошибочным чувством стиля”.
О Геннадии Рождественском: “Лучшие работы Р. исключительны по совершенству исполнения, но репертуарная “всеядность” иногда оборачивается у него известной небрежностью отделки”.
О Ван Клиберне: “…Склонность к чрезмерной аффектации и стилистическое однообразие привели к тому, что публика довольно быстро перестала интересоваться его искусством”.
