“Я бы не сказала, что я такой дурочкой приехала. Я прекрасно понимала: Москва, столица, большой город, может все повернуться и случиться как угодно. И так, и сяк. Но какая-то внутренняя уверенность, упертость несли меня в неизвестность. Ни минуты сомнений и колебаний! А вот сейчас, когда все вспоминаю, иногда оторопь берет. Думаю: как я так могла? Очертя-то голову...”
Колючий полярный ветер хаотично метал по перрону вперемежку с пожухлой листвой и подмерзшей пылью... лифчики, трусики, колготки... С грохотом хрякнулся об асфальт старенький музыкальный центр с “отстегивающимися” колонками — конструкция треснула и развалилась. Стильная блондинка в модном полушубке на высоких каблуках растерянно озиралась. Во взметнувшихся удивленным домиком бровях и растерянно разведенных руках читался жест не столько отчаяния, сколько почти детской неожиданности. В пухлой раскладной дорожной сумке от ветхости просто-напросто порвалось и отвалилось — ладно бы какая-нибудь ручка — целое дно. Все, абсолютно все, с чем Саша собиралась перебираться в Москву, имея твердое намерение покорить ее на веки вечные, уместилось в одну сумку, и вот теперь пестрой кучкой оживляло унылый перрон сыктывкарского вокзала, возбуждая праздный интерес окружающих. В тот день, четыре года назад, 19-летняя Саша, инструкторша по шейпингу и певица-самодеятельница, в Москву так и не уехала.
“Не возникло мысли, что это некий знак? Свыше. Сниже. В общем — некий перст судьбы, указующий на то, что не стоит, мол, в Москву-то, в эти звериные джунгли чистогана, наживы, порока и разбившихся надежд?” — “ЗД” спросила Сашу, судорожно хохоча над историей столь эксцентричного ее отъезда из родного Сыктывкара. “Сомнений не было вообще, — не замявшись даже на мгновение, ответила уже не певица-самодеятельница, а натурально состоявшаяся поп-дива. — Я была уверена лет с четырнадцати в том, что уеду в Москву”.
Оглядывая с ног до головы всю эту породистую роскошь (статность крупной кости, выразительность черт), вспомнилась уже мелькнувшая годика так полтора назад мысль-наблюдение: Сашу (Антонову) действительно можно представить только в двух ипостасях — плакатной героиней из серии “Родина-мать зовет” (в образе русской бабы, которая и коня на скаку, и в избу, понимаешь, горящую) или поп-звездой отменной масти. Так как для нынешних времен “конь” и “изба” — неактуальные понятия древности, осталась лишь альтернативная судьба...
В общем, перепачканное вокзальной грязью бельишко и разбившийся аудиоцентр не повергли Сашу в смятение. С другой, более прочной, сумкой на следующий день она таки заняла свое место в купе поезда Сыктывкар—Москва.
* * *
Саша не первая и не последняя из потока “самородков из глубинки” — такова страна, “большая, а отступать некуда”. Москва! Позади ли, впереди ли — тут уже с какого боку посмотреть. Четыре года срок вполне достаточный для никому не нужной здесь, кроме самой себя, но амбициозной девицы, чтобы своими трудами праведными добиться, скажем, уже двух знаков внимания от той же “ЗД”. Если, как говорится, попрет. Но у Саши все шло наперекосяк, известность и успех добыты, прямо скажем, вопреки обстоятельствам, которые создавались вопреки ее воле и сладостным мечтам...
Полтора года назад, без году неделя поп-дебютантка, еще толком не раскусившая вкус удачи от премьеры песни “Просто дождь” (которая и в хит-парады попала, и ярлык “русской Мадонны” приклеила, и на самобытность теплого вокального тембра внимание обратила), оказалась вдруг героиней судебно-скандальных хроник. Взявшийся было продвигать новоиспеченную поп-диву мэтр отечественного “звездоделанья” Юрий Айзеншпис неожиданно спешно ретировался — от греха подальше. “ЗД” как раз и застала тогда Сашу — на острие жизненного перелома. В светских новостях замелькало имя таинственного бизнесмена Гарика, не только главного, как выяснилось, инвестора (что, собственно, и помогло ищущей себя Саше сделать судьбоносный шаг от шеста в стрип-клубе “Доллс” в студию звукозаписи), но и ревнивого бойфренда, который колотил возлюбленную за то, что она, к примеру, прилюдно “трахалась” в клипе (в смысле играла любовь на сеновале с мускулистым статистом), а также настойчиво учил ее петь, заставляя “брать тональности, в которых я могла только пищать”. Строптивую девушку с Севера все это напрягло, хотя она долго призывала к миру. Пришлось взбрыкнуть и фыркнуть. То есть послать на... А там — восточная кровь! Армагеддон! Охрана, прятки, догонялки. Все песни, которые уже записали для первого альбома, отобрали и запретили исполнять. В пику выпустили на публику другую Сашу. Как кульминация карьеры — взаимные иски и скандальные суды. “Второй” Саше вменили быть “Сашей Проджект”, а нашу вроде оставили в покое, но абсолютно в голом поле и с чистым листом на руках...
Впору было паковать вещички и назад — в Сыктывкар.
* * *
Что чувствует, как ощущает себя девушка, прибывшая в Москву, в большой город, искать красивую судьбу, а вместо лепоты — “кнут да пряник”, и опять — при своих, после стольких-то прилежных и долгих стараний?
Она уже была достаточно самостоятельной, когда приехала сюда. Скопила денег на своем шейпинге — “месяца на три, чтобы жить — в смысле питаться и жилье оплачивать”. В Москве к тому же обитали родственники — отец, тетя, дядя. Лет за пять до приезда она их видела, но, приехав, так и не сумела разыскать. А тут в метро вляпалась в негра и индуса — будущих врачей из “Патриса Лумумбы”. Они — ей: мы, мол, танцуем в клубе, приходи, поработаем вместе. “Это какая-то столовая, которая днем столовая, а вечером у них там дискотека, у этих негров с индусами...” Но еще пообещали место в общаге — “просто копейки какие-то”.
— Я думала, что в общежитии у меня будет комната или кровать, по крайней мере в женском отсеке. Но они меня к себе в комнату позвали — третьей. То, что представляла собой эта комната, не поддается никаким описаниям. Я просто спала в носках, в перчатках. Думала: не подхватить бы какую-нибудь заразу, настолько там было грязно... Я знала, что никто меня не поведет в фешенебельные апартаменты, но такого кошмара не ожидала... Старалась по углам не глядеть, чтобы не стошнило.
Кроме прочего индус оказался фетишистом. Он был очень маленького роста и буквально с первого дня тупо признавался ей в любви. Успел даже вены себе порезать из-за того, что не нашел взаимности. Домогался смешно. Вреда причинить не мог, но сильно раздражал: “За три дня, что я там жила, три раза его и колотила, настолько он доставал”. На третий день индус от большой любви встретил Сашу в комнате, облаченный в ее же одежды (“я же уходила на целый день, смотрела квартиры, комнаты, искала работу”), а остальное содержимое сумки распихал по своему шкафу, среди своих, индусских причиндалов.
— Меня, когда я это увидела, просто заколбасило, заколотило и затрясло. Я звезданула этого индуса и просто уехала в полном бешенстве, даже не забрала вещей. Мне к ним было страшно прикасаться...
В общем, буквально смотала удочки. А потом был монотонный период: танцевала в “Титанике” и “Цехе”, снялась в рекламе шведской косметики. Кастинги, конкурсы. Больше — шарашка, чем серьезная работа. И вот — “Доллс”: куколка-стриптизерша.
— Там по мере выпитого любой мог сказать: ой, а может, из тебя звезду сделать? Что-то в этом роде. Таких было много. Хотели прослушать в каком-то месте, но почему-то только в 12 ночи. Я, конечно, понимала, что все эти люди несли полный бред. Такие кадры были — туши свет. Поэтому и Айзеншпису сразу не поверила. Но потом он как-то по-деловому рассказал, что мы можем сделать так-то и так-то, и в 12 дня, а не ночи. И тогда все встало на свои места...
* * *
“Актерская доля — то наземь, то ввысь”. Первый успех, потом — первый облом. Казалось, силы и время потрачены впустую. Период “безвременья и подвешенности”, очень, надо сказать, интересный период в жизни — поучительный. “Люди подходили, здоровались, но не понимали, кто я — победитель или побежденный. Ведь за мной нет никого вообще. Ни-ко-го. С одной стороны, все вели себя вежливо и учтиво, понимающе кивали, но с другой — я отчетливо чувствовала, что уже не то отношение, которое было раньше...”
Но имей сто друзей. Друзей было не сто, но зато “Гости из Будущего”. Они знали подробности Сашиных перипетий, а когда в отчаянии она попросила написать ей песню, они написали “Не получилось, не срослось”. “Я даже улыбнулась, когда услышала, — вот ведь залезли под кожу”. Песенка зацепила и пошла в ротации, а оттуда и в хит-парады. Не имей сто рублей...
На Сашу стали засматриваться рекорд-лейблы. А что — молода, расталантлива, зажигательна, модна, голосиста, характерна, хороша собой и прочий сонм враз обнаружившихся достоинств. Плюс — свободна и потенциально доходна. Бизнес, знаете ли, хоть и “шоу”. Как-то плавно из состояния просящей (“возьмите, посмотрите”) она перешла в качество просимой — ей стали предлагать контракты. Один за другим и с каждым разом все выгоднее. Она и первый-то готова была сразу подписать — с “Граммофоном”. Но случились какие-то праздники, командировки у начальства. Пока все собирались, с другого фланга подвалил “АРС” — ну совсем с кисельными берегами. Саша и сдалась...
“За туманом” — уже совсем не “Просто дождь”. Все как надо — данс, замешанный на фанке и диско, танцевальный бит с плотными басами — куда ж от них денешься. Сергей Низовцев, сочинитель-модник, рулил группой “Однажды”, пока та не развалилась. “Моя цель — современная музыка, но не сильно замудренная, а понятная большинству. Это, конечно, компромисс, но четко выверенный и честный. Я не пою то, что слушаю одна дома, — старые песни Майкла Джексона, например. Но если пою, то совсем не наступая, как говорят, на горло собственной песне”.
Поиски привели к двум авторам-Сергеям — Наливайко и Немировскому: “Известные авторы все равно слышны, а мне надо искать что-то новое и только свое”. Тему “Заведу” отснимут на видео в конце ноября сами господа Бондарчук с Опельянцем. А дальше, собственно, должна наконец обрести плоть идея дебютного альбома — не того, который так и не увидел свет, сгинув в пучине Сашиных битв за выживание, а другого, который окончательно убедит не только ее, но и нас в том, что не зря четыре года назад она смешно прыгала по перрону своего сыктывкарского вокзала, собирая на потеху зевакам разнесенные ветром трусишки с лифчиками...
