Его знает вся Россия — как можно не знать “Горячий снег” или “Батальоны просят огня”? Что сегодня напоминает нам о войне? Памятники, окопы в лесах, девятое мая, кино и литература. Знаменитая “лейтенантская” проза, и первый в ней — Юрий Бондарев. А в середине 80-х романы “Игра” и “Искушение” были культовыми для тех, кому сейчас ближе к 50 годам. Романы о нравственных проблемах, которые ставит уже мирная жизнь.
15 марта Юрию Бондареву исполняется 85 лет. Наш разговор получился не о войне и не о мире. Юрий Васильевич дал “МК” даже не интервью, а философское эссе.
— Юрий Васильевич, вы помните город вашего детства?
— Я родился в Орске на Урале в марте 1924 года. Я помню даже не город, а замечательную реку Урал. Мне было три года. Помню, как мама повела меня на берег и разрешила войти в воду. Был жаркий летний день, зеленый и синий, потому что небо было синее, уральское, а вода была прозрачная, и видно было, как в ней мелькали тени пескарей и поблескивала на солнце галька. Я погрузился в воду, и меня охватило неиспытанное удовольствие от тепла, от движения воды, от мелькания этих темных спин пескарей, от гальки, от синего неба, от того, что мама влюбленными глазами смотрела на меня с берега. Это было мое первое ощущение красоты.
— Первое ощущение красоты... 82 года прошло, прошла война, закончилось советское время, жизнь изменилась. А ваше ощущение красоты изменилось с тех пор?
— Красоту сейчас определяют как красоту внешнюю. Красивое лицо, красивая шея, красивые губы, глаза, жест, походка. Это красота внешняя, как на обложках глянцевитых журналов. А я ощущаю красоту во взгляде, в его теплоте, загадочности. В неопределенной улыбке. В молодом смехе, задорном, безоглядном смехе — таким смехом уже в годы пожилые не смеются. В женском смущении, в опущенных глазах, в том, как стеснительно отвернулась девушка от чего-то. Естественная красота всегда скромная. А в той красоте, которая бросается, для меня есть что-то неестественное, наигранное, это красивость, а не красота.
Прекрасное живет рядом с нами, вблизи, так близко. И оно вместе с нами входит, скажем, в вагон поезда и неслышно садится с нами. Не голосом, а улыбкой, движением глаз просит подвинуться к окну. Я подвигаюсь, и за мной следом подвигается это прекрасное, и мы оба смотрим в окно. А за окном проходит разная жизнь, со всеми ее катастрофами, передо мной вырастает что-то черное, непроходимое, что не прошибешь ни силой, ни умом. Но я чувствую рядом с собой тепло этого прекрасного, что находится со мной. Красота идет от природы. Сейчас март, и чуть-чуть уже начинается: меняются деревья, особенно березы, на ветвях появляется какой-то налет…
— Ваш роман “Игра” вышел в 1985 году. Об интеллигенте, терзающемся вечными истинами. “Возведены на пьедестал мишура, тупость и порнография”. “Америка навязала всему миру свой бешеный денежный ритм”. Вас самого не удивляет, что это написано больше 20 лет назад?
— “Игра” — это прелюдия, порог перед временем, в котором мы сейчас живем, так же, как и мой роман “Искушение”. Тот еще ближе подходит к нашему времени, и там вы увидите почти всех персонажей, которых вы встречаете сейчас в жизни. Те же кинематографисты, те же разговоры, та же интеллигенция. Когда я писал “Игру”, я уже чувствовал и знал, что происходит с нашей интеллигенцией. Роман читается с интересом до сих пор, читатели даже удивляются. А некоторые кинематографисты узнавали себя в этих героях! Хотя это не так, я с натуры не пишу, я не документалист.
— Еще одна фраза из “Игры”: “Суд нравственный подменят судом атомным. Суд превратят во всеобщую казнь, а землю в пепелище”. 1984 год. Сейчас атомный конец света — идея фикс у всех. А вы думали о нем еще тогда?
— Если, не дай Бог, случится самое страшное, то сейчас уже готовится оружие пострашней атомного. В конец света каждому живому организму не хочется верить. Организм существует, живет, а человек жив еще и надеждой. Надежда — это сильнейшее чувство и сильнейшее духовное качество. Я думаю, что этой проблемой человек, живущий в наше время, заниматься не должен. Человек должен заниматься вопросами смысла своей жизни, а не апокалипсисом. С 2003 года наступила космическая эпоха Водолея. Это распространение разума, новое мышление, новые поступки, отношения людей друг к другу. Я смотрю на эту эпоху Водолея с надеждой. Нельзя себя отделять от космоса, от этого удивительного и почти необъяснимого мира, в котором мы живем. Мы еще его не познали, не изучили и не почувствовали.
— Надо быть философом, чтобы носить в себе космос. Но сейчас многие стараются вообще поменьше думать, как говорят, грузиться?
— Многие ведут жизнь сугубо эмпирическую. Прошел день, и слава Богу. Так живет большинство людей, их нельзя винить, таковы пока обстоятельства. Все философствовать не могут — и не нужно. Как сказал Цицерон, философствование учит людей умирать. Но смысл жизни — это великая вещь, о нем задумывается каждый хоть в какую-то секунду своей жизни. А мы живем в этом мире пространства и времени одну секунду. Учтите: одну секунду мы живем. Счастье — это не удача, не успех, не деньги. Высшее понимание — ощущать, что мы живем одну секунду, но живем. Эта секунда нам дана, и мы выпускаем газеты, пишем книги, надеемся, влюбляется, заводим друзей и семьи, рожаем детей. Меня часто спрашивают: у вас счастливая литературная судьба, что такое счастье? А я начинаю думать об этой секунде. Это счастье.
ИЗ ДОСЬЕ "МК"
Юрий Бондарев родился в Оренбургской области, в 1931 году семья переехала в Москву. Участвовал в Великой Отечественной войне, был дважды ранен. Окончил Литинститут, курс К.Паустовского. Печатается с 1949 г. Автор романов и повестей (“Тишина”, “Двое”, “Горячий снег”, “Берег”, “Батальоны просят огня”, “Игра”, “Искушение” и др.). В 1991-м был среди подписавших обращение “Слово к народу”, призывающее предотвратить распад СССР.
