— Юра, можно на “ты”?
— Конечно.
— Вот так легко?
— Ну да. У меня нет пока этой темы в голове — как же со мной должны общаться. Наоборот, часто я сам не могу перейти на “ты”. Например, с человеком, который старше меня. Хотя, с другой стороны, у нас в кино почти все на “ты”. Такая уж профессия.
— Те вопросы, которые ты мне задал вначале, — некая проверка?
— Да.
— И как? Я ее прошел?
— Пока не знаю. Это нормально, к сожалению, что приходится оценивать человека напротив. Ты сам этим занимаешься наверняка. Люди, когда встречаются впервые, как две собаки, нюхают друг друга. Ты сказал по телефону: Никита, корреспондент газеты “Московский комсомолец”. Я пытался нарисовать в голове картину тебя. У меня есть определенный опыт общения с журналистами и… честно скажу — интересный разговор выходит редко. Последний журналист, который был до тебя, ввел меня в такой ступор своей тупостью и бессмысленностью… Поэтому я хотел как следует подготовиться к встрече.
— Я тоже. В частности, прочитал много слов о твоем высокомерии…
— Ты же понимаешь: все, что пишут в интернете, редко имеет отношение к правде. Какой человек на самом деле — определить сложно. Профессия журналиста в этом смысле — почти гениальная. Наряду с психологом и следователем. Мало кому из журналистов удается создать такую атмосферу, чтобы его собеседник мог раскрыться и быть самим собой.
— Что для тебя — быть самим собой?
— Очень общий вопрос. Сразу не ответишь…
— Тогда будем раскрывать тебя постепенно. Как ты относишься к женщинам?
— С большим уважением и пиететом. С нежностью, часто с сарказмом, как и они к нам. Без женщин никуда. Это великие создания. Но вообще все, что Бог создал, — великие создания. Они те, кто нас рожает. Поэтому я к ним отношусь с большой любовью. Вот мужчины — они вроде бы разные, но я к ним ко всем отношусь равноценно. А женщина для меня — всегда прежде всего личность. У меня с детства к ним такое отношение. Они меня поэтому и привлекают. И очень много моих друзей — женщины.
— Хорошо, а к животным?
— С гораздо большей любовью. (Смеется.) Шутка. Как ни странно, часто, когда я играю кого-то, я представляю моего героя каким-нибудь животным. Потому что они по своей сути, своим действиям — кристально чисты. Никогда не притворяются. Какими ты их знаешь, такие они и есть на самом деле. И если тебе ассоциативно кажется, что вот этот персонаж похож на кролика, тебе легче дальше развивать роль. Понятно, как именно герой будет поступать в разных ситуациях.
— И каких животных ты сыграл?
— Совсем недавно — рыжего кота. В фильме “36 и 6”. Это небольшая роль, которая сначала даже не была толком прописана в сценарии. А в предыдущей картине — “Счастливый конец” — я играл не животное, а орган. Тот самый, мужской. Но и он, кстати, тоже напоминал рептилию по своим повадкам.
— По-моему, в рабочей версии этот фильм назывался покороче.
— “Член”. Но понятно, что с таким названием выходить в прокат не очень хорошо. У нас нет задачи эпатировать публику или раздувать скандал.
— М-м-м… а конец счастливый? В смысле — у фильма.
— Конечно. Мы даже песню придумали с таким названием, которую в финале поет Деревянко.
— Вы с Пашей друзья?
— Да. Познакомились и подружились на съемочной площадке. Теперь путешествуем вместе, общаемся. У нас есть своя тусовка, группа друзей. Из тех, кого ты знаешь, туда входит разве что только Женя Цыганов. Плюс люди самых разных профессий: зубной врач, скульптор, рекламщик, книгоиздатель. Недавно Паша вернулся из Италии, где проходили гастроли спектакля Кончаловского “Дядя Ваня”. Паша собрал всех у себя в гостях, показывал фотографии, рассказывал, как у него дела. В общем, все как у всех.
— Когда ты пошел по красной дорожке Московского кинофестиваля в спортивных штанах, что это было?
— Ни в коей мере это не является эпатажем. Я ехал на скутере по делам, встретил в пробке своего товарища — Даню Белыха. Он мне говорит: “Сейчас в “Пушкинском” показывают фильм “Царь”. Я как раз хотел его посмотреть. Говорю Дане: я в таком виде, неприлично же. В общем, он меня уговорил. Я и подъехал специально сзади к кинотеатру, чтобы меня никто не увидел. Но, конечно, не получилось.
— А какие у тебя сейчас дела?
— Подготовка к показу “Счастливого конца”. Постпродакшн фильма “36 и 6”. Начало работы над следующими проектами. Еще я по-прежнему играю в спектакле — “Сладкоголосая птица юности”.
— Когда он только появился, столько было фанфар вокруг тебя. Но проходит время, а второй такой роли в театре все нет.
— Когда ты делаешь спектакль, для тебя он — главное, а не то, что происходит после. Так что особенно фанфар в свой адрес я не помню. Или я был к ним равнодушен. Конечно, есть некая тоска, то есть желание что-то еще сделать в театре. Думаю, рано или поздно это случится.
— С кино у тебя то же самое. Ты начинал сниматься у Саввы Кулиша и Петра Тодоровского. Но сегодня таких режиссеров в твоей фильмографии нет.
— У Саввы Кулиша я снимался в 11 лет. У Тодоровского в “Ретро втроем” — в 15 лет играл маленький эпизод и еще мало что понимал. У меня были потом неплохие режиссеры… А были ли они, вот вопрос. (Смеется.) Думаю, поэтому я и начал заниматься продюсированием. Не хотел сниматься непонятно у кого, непонятно зачем. Нет, понятно, конечно, зачем и у кого, но… хотелось продвигаться качественно в актерской профессии. Делать кино, за которое тебе не стыдно.
— Это твой единственный источник дохода?
— Я занимаюсь только кино. В своих же фильмах и играю как артист. В картине “Счастливый конец” у меня главная роль наряду с Пашей Деревянко. В “36 и 6” я на бэкграунде, а главный костяк там: Ксения Раппопорт, Игорь Яцко, Маша Голуб, Максим Аверин.
— А что значит “занялся продюсированием”? Достаточно туманное определение.
— Для меня сейчас это вполне четкое понятие. Я мечтаю, чтобы меня позвали куда-то сниматься, где я был бы просто артистом. Приехал на площадку, поковырял в носу, покапризничал. Продюсирование — это дикая ответственность, огромное количество сил, которые ты тратишь, чтобы направлять людей в ту сторону, в которую ты хочешь. Миллион мелочей и деталей, которые за пять минут не расскажешь. Понятно, что продюсер должен найти деньги. Но главное — найти идею и историю. Они и порождают деньги на самом деле. Жаль, что у нас чаще происходит наоборот.
— Какое у тебя было детство?
— Прекрасное. Я был сложным ребенком с ужасным характером, и справиться со мной было невозможно. В 11 лет мне повезло: попал в Московскую международную киношколу. Это обычная школа, но последние четыре класса кроме основных предметов мы до вечера, до ночи, до утра занимались всем, что связано с кино и театром. Я всегда был довольно целеустремленным мальчиком, но эти занятия открыли для меня дополнительные возможности. Мы сами ставили спектакли, на которые сами искали деньги, сами организовывали гастроли по стране.
— Как родители участвовали в твоем воспитании?
— Они приняли основной удар моего протестующего организма на себя. И то, что они нашли эту киношколу, — тоже их большая заслуга. Они реально со мной долго боролись. Слава богу, я не сел на наркотики, не попал в криминал. Это же очень важно — до 13 лет человека загрузить, чтобы он все время был занят. А иначе — до свидания.
— Твои родители развелись и разъехались по разным странам, когда ты был еще ребенком. У тебя не было обиды на них?
— Я не помню этого, было слишком мало лет. Сейчас никакой обиды нет, естественно. Я прекрасно общаюсь и с матерью, которая живет в Канаде, и с отцом и его женой — моей второй мамой, — которые живут здесь. Они меня и воспитывали с 9 лет, когда я приехал из Канады.
— Почему ты вернулся в Россию, после того как мама увезла тебя за границу?
— Мама же и отправила обратно. И приняла правильное решение. Думаю, она поняла, что мне надо быть с отцом. Там у меня остался родной брат. Мы редко общаемся. У него своя жизнь, у меня своя. Сейчас он доктор математических наук, профессор университета в Галифаксе.
— Насколько я знаю, ты не любишь вопросы про личную жизнь, но как корреспондент “МК” обязан спросить: правда, что у тебя роман с Ксенией Раппопорт?
— Следующий вопрос.
— Но ты же понимаешь: пока не дашь какой-нибудь ответ, слухи будут распространяться бесконечно.
— Пускай. Не я же их придумываю.
— То есть ты спокойно к ним относишься?
— Я о личной жизни предпочитаю не говорить, это ты верно заметил. Комментировать какие бы то ни было слухи — тем более не в моих принципах.
— Какой у тебя рост?
— Без двух два.
— И что ты думаешь по этому поводу?
— Что это классно! Следующий вопрос должен быть: “Расскажи что-нибудь смешное со съемок?”
— Не угадал. Мне интересно, есть ли у тебя проблемы в быту с таким ростом.
— Нагибаться не приходится, но, бывает, приседаю или раздвигаю ноги на площадке, если снимаем крупный план с кем-то, кто ниже меня. Мне, кстати, не кажется, что я особо высокий. Привык, наверное. Хотя я не всегда таким был. Резко стал расти лет в 13.
— Когда дрался последний раз?
— Никогда. Стараюсь обходиться без этого. Если драка начнется, меня сразу завалят. Я и драться-то не умею. А размахивать своими длинными конечностями — бессмысленно.
— Тогда надо быстро бегать.
— Это да. Честно скажу, если на меня нападут в темной арке, лучше убегу.
— А если…
— А если я с девушкой? Оставлю ее разбираться одну. Ну это смотря какая девушка, конечно. (Улыбается.) Вообще драться — это лишнее. Зачем это надо? Силами мериться? Я тебя умоляю. Всегда найдется кто-то сильнее. Просто я так воспитан. Хотя как раз в детстве был задиристым.
— Футболом увлекаешься?
— Года два назад впервые получил кайф от того, что смотрел футбол в большой компании в баре. Болел, орал громче всех. Недавно переживал за наших, когда они пролетели мимо чемпионата мира. Столько сил было потрачено! Но, значит, не доросли еще. Кстати, я только пару дней назад играл в футбол.
— С кем?
— Есть один реабилитационный центр для тяжелозависимых наркоманов. Вот с ребятами, которые туда ходят, я и играл. Сотрудничаю с этим центром около года уже. Прихожу иногда к ним просто поговорить. За это время мы очень подружились. Более того, они даже работали у меня на съемках. Отвечали за очень важный департамент — питания. Готовили еду, стояли на раздаче в буфете.
— Многие пытаются оградиться от таких людей, как они.
— В том-то и дело. Это серьезная проблема, потому что бьет в первую очередь по 15—22-летним. Центр этот создали бывшие наркоманы. Он некоммерческий, негосударственный, но очень важный. Потому что туда приходят люди, от которых все отвернулись.
— Ты приходишь туда для себя или для них?
— Исключительно для них. Мне-то что от этого? Потешить самолюбие? Я вообще считаю, что нужно помогать друг другу. Мне самому очень сильно помогли несколько раз за последний год. Я думаю, почему так случилось? Наверное, все связано. Если ты помогаешь людям бескорыстно, то рано или поздно помогут и тебе.
— Ты сентиментальный?
— Очень. Могу ли расплакаться над грустным фильмом? Вообще без вопросов.
— А при виде бездомного животного?
— Расплакаться, конечно, вряд ли, но внутри будет грустно. Недавно, например, ко мне домой пришел кот. Пришел и остался. Теперь живет у меня. Зовут Рыжий. Это его я взял за прототип моей роли в “36 и 6”.
— Часто тебе приходится быть грубым?
— Бывает. Чем больше живешь, чем больше работаешь, тем больше на тебя обижаются. Особенно когда ты занимаешься продюсированием. Я не самодур, пытаюсь конфликты сглаживать, но понимаю, что всем не угодишь и в дальнейшем это будет повторяться. Ты даже не помнишь, что и кому сказал, а на тебя по гроб жизни обиделись. Так что простите ради бога, если кого-то чем-то задел.
— Сегодня у тебя день рождения?
— Да, 29 исполнилось. До сих пор не знаю, как буду отмечать. Знаю только, что в этот день играю в спектакле “Сладкоголосая птица юности”. Это для меня главнее, чем день рождения.
— В 29 жизнь тебя полностью устраивает?
— Да, я счастливый человек. Надо чувствовать такие вещи. Понимать, что действительно важно. Вот ребята, бывшие наркоманы, — у них есть одна особенность: они ценят каждую секунду своей жизни после того, что с ними случилось. Мы этого не умеем, к сожалению. Нужно учиться. Нужно быть сильными.
— Об этом просто говорить, когда тебя самого жизнь сильно не била.
— С чего ты взял? И меня жизнь била, поверь. В профессии и в личной жизни. И еще будет наверняка. Нет человека, которого она не била. Вопрос в том, как ты с этим справишься и как ты из этого выйдешь.
— Есть что-то такое, чего о тебе никто не знает?
— Я сам только сегодня утром узнал, что буду вести елку в детском саду, в который ходит моя дочь Таисия Юрьевна. Играю Деда Мороза. Авантюра, конечно, но для меня это очень важно. Потом, может быть, я когда-нибудь и расскажу Тае, что это был я. А может, она сама догадается.
— Пока она об этом не знает?
— Откуда? Ей же четыре года. Для нее Дед Мороз — это Дед Мороз, который подарки приносит. Я буду стараться басом говорить, чтобы не узнала мой голос… Я, конечно, стараюсь проводить больше времени с ребенком. Не всегда это получается… Ну да что об этом говорить. Остальное, я думаю, обо мне все известно.
— Да ладно! Вот какие ты книги читаешь?
— Сейчас — “Окаянные дни” Бунина. Совсем недавно впервые прочитал “Войну и мир”. Меня она просто потрясла, перевернула весь мой внутренний мир. Правда, я понятия не имею, зачем давать такие книги читать в школе. Их же невозможно понять в этом возрасте.
— Что у тебя дома еще есть кроме “Войны и мира” и кота Рыжего?
— Ноутбук, подключенный к интернету, который теперь работает только от сети, потому что сломался аккумулятор. Книжные шкафы. Вот практически все. Достаточно хорошо, уютно. Все только для удобства. Это съемная квартира, поэтому в ней ничего лишнего.
— Гостей любишь?
— Люблю. Хотя сейчас ко мне сложно зайти из-за беспорядка: в последнее время часто был в разъездах.
— Сам готовишь?
— Я не умею. Была замечательная женщина, которая мне готовила, но она меня покинула. Сейчас пытаюсь найти кого-то еще.
— Твое любимое блюдо?
— Фрукты. И жареная картошка.
— Есть места в Москве, где ты никогда не был?
— Есть, и много. В театры почти перестал ходить. А в Театре Гоголя, например, не был никогда.
— Но ты считаешь Москву родным городом?
— Да. Я его хоть и не люблю, но очень люблю. (Улыбается.) Скучаю по Москве, когда надолго уезжаю. Это мой город. Центр особенно люблю. Старый Арбат, Патриаршие. Нравится ездить на мопеде по Третьему кольцу, когда все стоят. Правда, зимой на нем холодно без специальной одежды. Но тогда пересаживаюсь на метро.
— Какие у тебя есть мужские игрушки?
— Машины у меня нет, так что пока только мопед. Наверное, эта потребность с возрастом приходит. О, вспомнил! Есть одна реально крутая мужская игрушка, которой я брежу. Яхта. Но для нее нужны такие яйца — ого-го! Так что, друзья, подарите мне на день рождения яхту. Хотя бы маленькую, игрушечную. А больше мне ничего не надо.
