- Владимир Викторович как вы относитесь к тому, что уже выходят различные воспоминания, где вы фигурируете. Сами воспоминания не собираетесь писать?
- Собираюсь. Знаете, сколько лет собираюсь. Но пока вот никак не соберусь. А отношусь к мемуарам по разному. Где, правда, я очень радуюсь. А где ложь? Ну что же… Не хочется только вступать в полемику. Когда появляются такие странные истории, где рассказывается про меня… Каждый ведь считает, что именно он знает точно, как проходило то или иное событие. Но вступать в полемику бессмысленно. Да, вы правы, написать, пожалуй, нужно всё-таки как же было на самом деле.
- А забавные случаи, которые бывают в творчестве любого артиста, вспоминаются?
- Если начать вспоминать, то их будет бесчисленное количество. Например, как я был на Камчатке, после триумфа Большого театра в Америке в 1959 году. Все в основном едут отдыхать, а меня попросили принять участие в первом турне солистов Большого театра по колымской трассе. Ехали мы на старом расшатанном автобусе. Все 700 километров всё дребезжало. Останавливались в каких-то клубах поселенцев, рядом с лагерями заключенных. Мне было всего 19 лет, и я был одной из самых главных «приманок» этого турне, как теперь говорят «звезда». Там было несколько курьезных случаев. Один раз я танцевал вариацию из балета "Корсар". А мы до этого с одним артистом боксировали, потому что я в своё время увлекался боксом. Он мне попадает в глаз. Глаз почернел и распух. Как танцевать? Но я говорю: "Прекрасно, дайте мне повязку на глаз и объявляйте: "Вариация пирата из балета "Корсар". Во время концерта эта повязка у меня слетела. После концерта я слышу разговоры двух зрителей: " Потрясающе как парень прыгал! Слушай, а как он загримировался натурально!". Вот условия в которых мы тогда танцевали на полном серьёзе… Какой любовью нужно было обладать к своей профессии! Представляете, рядом со сценой находится туалет, играет лиричная тихая музыка, и вдруг идет смыв один, второй, третий… А ты не замечаешь, продолжаешь танцевать. Как-то нужна была колонна для умирающей Марии, сцена смерти, в которой очень отличалась Галина Сергеевна Уланова. Она сползала по колонне, когда её ножом убивала Зарема. Так вот - колонны нет. Нашли выход. Заворачиваем одного из наших артистов в кулису, и он стоит как колонна. Артистка начинает сползать, а "колонна" от щекотки вся трясется и хохочет. И таких случаев миллионы. Вся жизнь на них построена.
ФОТО
- Со временем, наверное, как-то всё забывается, сглаживается, прощается. Я знаю, что долгое время у вас были сложные отношения с Юрием Григоровичем.
- Они и сейчас не простые. Но действительно с годами понимаешь, то твоё радикальное юношеское отношение не всегда бывало верным. Естественно, что в той форме, которой я говорил тогда, сейчас бы это не высказывал. Другое дело, что человек, переживший какую-то обиду, имеет в себе силы потом её преодолеть, забыть. А некоторые люди не забывают.
- Вы забываете?
- Я забываю. Более того, я часто прощаю то, что, может быть, и не надо было прощать. Но это уже свойство каждого человеческого индивидуума. У одних так, у других по-другому. Обида -это вообще разрушительная вещь.
- Год назад вы потеряли Екатерину Сергеевну. «Катя, Володя» - это было совершенно неразделимо. Сложно вас об этом спрашивать. Тем не менее, год уже прошел. Каким образом вы преодолевали в себе это чувство утраты.
- А как это возможно преодолеть? Это бессмысленно. Это непреодолимо и останется теперь со мной до конца моей жизни. Но я просто старался работать ещё больше. Гораздо больше, чем я работал, когда Катя была со мной. Чтобы у меня не было времени на мои воспоминания… Это - единственное лекарство. Оно было у меня всегда. И все мои невзгоды я мог лечить только этим.
