— Когда вас знали только как Кузьмича, поклонники постоянно предлагали выпить. Сейчас с этим не пристают?
— Ведут себя культурно (улыбается). У меня был случай: ехал в Москве в метро и минут сорок наблюдал рядом одного и того же мужчину. Потом он посмотрел на часы, вздохнул, подошел. И говорит: «Виктор, вы это или нет?! А то я уехал за вами в другой конец города, а мне уже на работу надо…» Пришлось сознаваться. Сейчас многие узнают меня и по другим ролям. Недавно покупал жене лампу, молодой продавец помогал мне ее выбирать, всю дорогу улыбаясь. Потом признался: «Я вас сразу узнал, вы любимый актер моей мамы!» Конечно, мне стало приятно. Во-первых, потому что он хороший сын. Во-вторых, потому что раз меня любит его мама (а мама не может любить плохое), то он тоже автоматически симпатизирует мне.
— То есть вы уже все-таки не Кузьмич?
— Конечно, Кузьмич! Ведь «Особенности национальной охоты» видело гораздо больше народа, чем ту же «Кукушку». Мой сын Добрыня ходит сейчас к педагогу по речи, и я подарил его преподавательнице фильм, в котором участвовал, — «Граф Монтенегро». Посмотрела, и вдруг выяснилось, что она и «Кукушку» не видела.
— Вы готовите Добрыню к «взрослой» жизни, ведете с ним серьезные беседы?
— Мне казалось, что готовлю. Но иногда он входит в очередной возрастной «клинч», и я понимаю: ни к чему сына не приготовил. Сейчас у Добрыни пора, когда он отстаивает свои завоевания в повседневной жизни и ни в чем нам не уступает. Вдруг он стал хитрить, потому что понял: родители знают не все, о чем он думает. Раньше-то Добрыня полагал, что мы читаем его мысли, и никогда не лукавил. О Добрыне я часами могу рассказывать, так что останавливайте! У него уже появилась потребность искать друзей, хотя, по мнению психологов, до семи лет дети довольствуются своей семьей, а Добрыне всего пять. Но мой сын хочет дружить с ребятами уже сейчас.
— Погодите, потом еще девочками интересоваться начнет! И неизвестно, как это на него повлияет.
— А может, и хорошо повлияет. Когда я в детстве влюбился, я стал пятерочником, мазал кремом руки, носил белые носки, сидел на первой парте. Заколебал маму: постирай мне рубашку! Я был напомаженным, как бы сейчас сказали: метросексуалом. Но меня хватило всего на месяц. А потом стал нормальным парнем, который снова сел за последнюю парту, стал хулиганить, ковырять в носу.
— А девочка-то хотя бы вас заметила?
— Да это было и неважно. Это же детская влюбленность, а настоящая любовь просыпается в более зрелом возрасте. У кого-то в 20, у кого-то в 40, а у кого-то и в 50 лет. Эммануил Виторган однажды сказал, что его первая «любовь» на самом деле была дружбой и уважением, и лишь когда он встретил Аллу Балтер, то понял: вот она — женщина всей жизни. Я часто встречал их вместе на вокзалах, курсируя между Питером и Москвой. Видел, как эти двое любят друг друга. Алла когда-то спасла его от смерти, но ушла раньше Эммануила. Балтер была для него женщиной «с полюса». Он стоял на одном полюсе, а она вверху — на другом. У каждого в жизни есть такой человек, просто надо поднять глаза и рассмотреть его лицо.
— Как вы рассмотрели Полину?
— Мы репетировали спектакль в Театре имени Ленсовета. Вторым режиссером на постановке работала она — Полина Белинская. Часть репетиций проходила на природе, в пансионате «Дюны» под Питером. Там и начался наш роман. Приехала однажды светленькая девочка, она в аспирантуре сдала экзамены, получила пятерки, купила две бутылки красного вина, какого-то молдавского каберне. И привезла с собой закуски, чтобы экзамены отметить. Мне понравилось, что она такой «праздничный» человек. Сам такой — мне хочется все отмечать. Жена говорит, я ее в ухо поцеловал в конце вечера. Не помню. Но ярко помню, как в период ухаживаний стеснялся зайти к Полине домой, «боялся родителей», ведь они мои сверстники, жена младше меня на 25 лет. Однажды Полина вынесла мне суп с пятого этажа, когда подъехал к дому. «Ты не ел, поешь…» Меня это тронуло очень. Как-то поссорились, я начал кричать: «Ты была мне другом, товарищем и братом…» Потом очень смеялись! Но это правда, Полина мой лучший друг, «она моя Родина». Где Полина, там и дом. Больше шести лет мы прожили в гражданском браке. С церковной точки зрения, сожительствовать без венчания - вообще блуд. Но я такой пуганый, так боюсь всего, что связано со свадьбой, в моей жизни уже были две фаты и две никому не нужные «корочки» о браке. Горько до сих пор! Слава богу, что Полина на меня не давила. Как только узнали, что у нас ребенок будет, так неудобно стало перед людьми, пошли и расписались.
— Вы «человек-праздник». Но были времена перестройки, когда праздновать было не на что. Да и есть тоже. Как выкручивались?
— Продал всю свою библиотеку, а она была большая. Конечно, жаль, но теперь в нашем доме книг еще больше. Вместе соединились библиотека Полины, моя и тещи Веры Васильевны. Сейчас уже есть свои книжки и у Добрыни. У нормальных людей для этого выделено целое помещение с полками, у нас книги — везде. На самом деле я рад, что чтение снова входит в моду. И хорошие издания на вес золота. Вот в Москве вышел двухтомник русского авангарда начала прошлого века. Каждый том по 28 тысяч рублей, и уже начали раскупать. А еще я считаю: важно, чтобы ребенок рос среди книг. Пусть он их даже не читает, а просто трогает, открывает, сдувает пыль… Тогда у него есть шансы вырасти приличным человеком.
— Вы долгое время жили скромно. Сейчас хорошо зарабатываете, осталась привычка экономить? Бывают ли покупки, за которые себя ругаете?
— Я не умею экономить вообще и поэтому ругаю себя за каждую вторую покупку. Но зато я никогда не пользуюсь кредитной картой. Это порочная вещь, когда человек, не заработав, тратит. Люди «подсаживаются» на кредиты, как, скажем, на игровые автоматы, и порой все это заканчивается самоубийством. И это ужасно.
Надежда - это самое главное. 40 лет назад я был в Волгограде и попробовал там невероятно вкусных раков. С тех пор, в каких бы городах я ни был и в какие бы рестораны ни ходил, искал тот самый вкус. Я ел разных по величине раков и в разные сезоны, но вкус не повторялся. И с каждым годом я разочаровывался все больше, убеждаясь: ни тогдашних раков, ни маминых драников уже никогда не будет. Но недавно меня снова занесло в Волгоград, и во время выступления организаторы спросили: «Чего вы хотите?» Я честно ответил: раков. «Не сезон», — расстроились они, но раки все-таки ждали меня в ресторане гостиницы. Раки, средние по величине и неказистые на вид. Но, когда я положил в рот первый кусочек, вдруг понял: это тот самый вкус! Радости и изумлению не было предела. Так что иногда, чтобы надежды и мечты сбывались, нужно прождать 40 лет.
— Не жалеете, что ушли из репертуарного театра и сейчас играете в антрепризе?
— Репертуарный театр — сложный организм. Как и во всяком коллективе, где больше 5-7 человек, в нем есть коалиции. Я 18 лет не работал в Театре имени Ленсовета, потом все-таки решил снова попробовать. Пришел туда с открытым сердцем, однажды смотрю – чашки в буфете разбиты, а я как раз снялся в очередном фильме, деньги получил. Говорю Полине: «Давай я чашки новые куплю, штук 200». Она ответила: «Вить, ты хочешь, чтобы тебя ненавидели?!» Я удивился: ну кто меня может ненавидеть? А оказалось, могут, только я этого не замечал. Я это понял, когда уже уходил их театра.
— ???
— К примеру, пишешь объявление: «Дорогие дамы, девушки и женщины! Поздравляю вас с 8 марта. Всегда ваш Виктор Бычков». И через две минуты этот плакат за твоей спиной срывают. Ты идешь и после премьеры даришь всем конфетки-шоколадки, а тебе это ставят в укор: «Вот сволочь, индульгенцию хочет купить…» А еще репертуарный театр подталкивает к пьянству, из которого трудно «вынырнуть». Это тоже трагедия, когда человек пьет от безысходности, от того, что его не оценили. К тому же актерам все время приходится пыжиться. Покупать брендовую одежду, брать машину в кредит, искать возможность выглядеть дорого. У меня есть знакомый, не имеющий отношения к театру, у него просто мелкий бизнес. Так вот: он купил квартиру почти в пятьдесят. А до этого его семья с больным ребенком жила по съемным квартирам. А в театре? Человек получает мизерную зарплату за любимую работу, и он никогда не сможет купить себе квартиру, даже в конце жизни. И постоянно снимает угол. Поэтому репертуарный театр по большому счету — вредный анахронизм. Я не работал в нем 18 лет, потом поработал и снова ушел. В Ленсовета я увидел, что спины у актеров не разогнулись. Так они и ходят с выражением лица: «Чего изволите?». Над ними полная власть худсовета, директора, главного режиссера.
— Как вы выбираете антрепризные спектакли?
— Я ставлю их на свои деньги. Делаю кастинг актеров, приглашаю режиссера, при этом должен еще чувствовать, что и пьеса хорошая. Мы вдумчиво репетируем, и после этого, когда спектакль выходит, я зарабатываю на нем деньги. А в репертуарном театре тот, кто лижет попу режиссеру, играет главные роли, а кто нет - может много лет выходить слугой. И все это на государственные деньги, которые, увы, тоже развращают.
— Вы давно бросили курить и выпивать. Неужели и за новогодним столом не позволите себе стопочку?
— Ну почему же?! Питейное увеселение для меня тоже существует. Американцы вывели статистику, что «человек выпивающий» живет дольше того, кто не пьет вообще. Французы тоже живут дольше, ведь они пьют красное вино. А еще едят сыр рокфор, помогающий от рака, как профилактическое средство. Даже человек не очень богатый может позволить себе купить бутылку хорошего вина за 300-400 рублей и 200 грамм этого сыра, который можно есть три дня, по маленькому кусочку. Это я всем советую.
