Топ-менеджер сыграл не самого себя
Богатый человек справился с ролью бедного
В Страстную неделю зал — как на Страшном суде: ряды сикось-накось, один над другим. Рядом обнаруживаю смешного артиста Чернова и, не успев подумать: “Вот ведь тоже пришел посмотреть”, у стены вижу Альберта Филозова с Еленой Санаевой, сзади — Владимира Качана. На сцене же ни души, да и сцены как таковой нет — сплошной занавес. На занавесе — плазма, одна из четырех, что висят по периметру. Зато из самой гущи развороченного зала встает мужчина в очочках с видом менеджера среднего звена и сообщает миловидной блондинке жене, что хочет купить дом. Ни квартиру (она у него есть), ни машину (тоже имеется), а просто дом — в два этажа, с крохотным участком земли. Не хватает половины суммы, и мужчина отправляется по друзьям.
Ситуация у Гришковца — из жизни последнего времени, когда россияне, особенно москвичи, почувствовали вкус к таким словам, как “собственность” и “недвижимость”. Кто из сидящих в зале не имел до кризиса мечты улучшить качество жизни и переехать в квартиру с хорошим метражом (и чтобы кухня не 5 метров), а лучше — в собственный дом? И почти каждый будет искать недостающую сумму. Вот герой Гришковца и пошел по друзьям, а друзья стали его “лечить”. Один объяснил, какими канализационными сюрпризами богата загородная собственность. Другой (Владимир Шульга) обещал, но под проценты, зато меньшие, чем в банке. Юрий Чернов, сидевший рядом со мной, надел белый халат, померил зрителю давление и очень убедительно объяснил, что вообще-то лучше жить по средствам. А кто спорит? Но есть мечта… Про невысказанное, неозвученное и написал Гришковец замечательную пьесу, вызывающую временами ассоциации с чеховскими пьесами.
Режиссер Райхельгауз поместил ситуацию с “Домом” в народную массу, чтобы каждый примерил щекотливую ситуацию на себя: а правильно ли это, когда друзья посылают тебя, прикрываясь рациональными доводами? И нравственно ли за чужой счет осуществлять мечту? А может, парень просто отстал от жизни — сегодня иное отношение к деньгам и у богатых, и у бедных.
У Вайнзихера роль явно на сопротивление: он человек не бедный — генеральный энергетической компании Питера, в прошлом работал с Чубайсом в РАО ЕЭС. Правда, роль не покупал (всю жизнь фанатично играет в студенческом театре) и с ролью замечательно справился. Из компании профи не выбивается, и смятение души, спрятанной за словами и действиями, энергетику Вайнзихеру удалось передать вполне достоверно. Жалко его героя, судьба которого в финале имеет четыре версии.
Собственно, финал — это кино. На четырех плазмах — красивый дом, женщины в шляпках позапрошлого века, породистые собаки, музыканты… Смех, ничего не значащие слова, и вдруг в последние минуты четыре разных финала: герой спит, и ему все снится, герой веселится среди друзей, отказавших ему в деньгах, герой вкладывает дуло пистолета в рот и стреляется. Наконец, последний экран — без героя, только спят уставшие музыканты. Проблему выбора режиссер протащил до самого конца.