Tри поколения этой семьи, покинувшей Родину в революцию, стремились вернуться в Россию. Тяга к родной земле была для них больше, чем личное счастье, карьера и процветание в сказочно богатой, свободной Америке. Внук русского эмигранта, гражданин США Андрей Даниленко приехал в Подмосковье, чтобы крестьянствовать, как его предки. За несколько лет начинающий фермер превратил убитое хозяйство “Насадкино” в подобие великой американской мечты. Впрочем, в этом ему помогали лучшие аграрии США...
Есть в характере русского человека что-то непостижимое. Например, его отношение к Родине. Здесь она ему не мила, зато в отдалении... На расстоянии он любит Родину больше всего на свете. Андрей Даниленко — гражданин США, потомок русских эмигрантов, человек, называющий себя подмосковным фермером, поставил перед собою задачу, которая давным-давно в нашем отечестве считается невыполнимой: поднять сельское хозяйство. Похоже, он с нею справляется. Во всяком случае, всего за четыре года его стараниями запущенное хозяйство в Дмитровском районе превратилось в подобие американского рая.
Здесь все необычно. По полям разъезжают “штатовские” трактора со спутниковой системой управления, кондиционерами и магнитолами. Комбайны могут самостоятельно убирать урожай без участия механизаторов благодаря дистанционному управлению. В коровнике действует система электронной дойки. И это не фантастика. Фантастика то, что на бесплодных участках, где, кроме травы, ничего не росло, “американец” приспособился выращивать овощи — картошку, морковку, капусту, свеклу — с урожайностью и качеством европейского уровня. А кроме того, и это самое удивительное, продавать овощи в московские супермаркеты по ценам импортной продукции!
Образцово-показательное хозяйство “фермер” всерьез считает прообразом нового российского села. Чтобы верить в такое не на словах, нужно очень сильно стосковаться по родимой земле-матушке...
Мой американский дедушка
История этой семьи почти как роман, первые страницы которого написаны кровью. В 1920 году на Тамбовщине большевики жестоко подавили восстание крестьян, недовольных политикой продразверстки. Работящая семья Горбовых (эту фамилию носил дед Андрея) попала в число репрессированных. 11-летний Леня помнил, как родители успели спрятать детей на чердаке, откуда Горбовы-младшие смотрели сквозь щели на расстрел матери и отца. На следующее утро вместе с уцелевшими родственниками они стали пробиваться из деревни на юг в портовый город Одессу. Взявший их на борт пароход шел до Нью-Йорка. Добрались благополучно. Но сойдя на американский берег, парнишка с новеньким иммиграционным свидетельством на имя Леонарда Гарба в кармане почувствовал, что главной целью всей его жизни будет возвращение обратно в Россию.
Америка — большая и удивительная страна. Леонард-Леня колесил по ее дорогам, ища себе применение. Служил волонтером в армии США. В годы великой депрессии кочевал из города в город в поисках работы, а когда Гитлер напал на Советский Союз — как истинный патриот, снова надел военную форму. Как и положено, войну закончил в Берлине. В мае 1945-го не было в американской оккупационной зоне более расторопного переводчика, чем Леонард Гарб. А дедушка просто отыгрывался за годы вынужденного молчания. Наконец-то он говорит по-русски! Он даже написал бабушке, чтобы та покупала билеты. Вопрос о переезде в Россию казался решенным. Отговорили советские солдаты, растолковав оторвавшемуся от жизни американцу, куда он попадет в СССР. Здесь и сказке конец? Ничуть не бывало.
Дочь Полина, родившаяся после войны в Сан-Франциско, унаследовала не только гены отца, но и страстную привязанность к Родине. Школьницей она терпеливо копила деньги, чтобы в выпускном классе приобрести трехдневный тур в СССР. Группу американских школьников сопровождал молодой гид — студент иняза Лев Даниленко. И не было ничего удивительного, что они приглянулись друг другу. А дальше было как в песне: “Друга я никогда не забуду, если с ним подружился в Москве”. Они переписывались, через год Полина снова купила путевку, и первое, что они сделали с Левой, — помчались в районный загс подавать заявление. Согласно советским законам, брачащимся полагалось проверить себя. Три месяца, в то время как виза невесты действовала всего 14 дней! Не помогли ни уговоры, ни слезы.
— Мама уехала восвояси, — рассказывает Андрей. — А через девять месяцев родился я.
И все-таки упрямая женщина нашла способ соединиться с любимым. Для этого ей пришлось обратиться в компартию США, чтобы та ходатайствовала перед КПСС, что и подействовало: брак настырной американки с гражданином СССР зарегистрировали как полагается. Сбылась мечта американского дедушки: теперь он мог ездить в гости в Москву. Дедушка не мог надышаться столицей. Купив карту города, пропадал целыми днями. На карте были помечены важные шпионские объекты: закусочные, кафе и сеть общественных туалетов. Хотя зачем было их помечать? Их всего было шесть на весь город...
Америкэн-бой
— История взаимоотношений нашей семьи с Россией — это странная череда притяжений и взаимных отталкиваний, — признается Андрей.
Так было у деда, так получилось у внука, ну а у мамы... Семейная жизнь не сложилась. Влюбленность по переписке, какой бы романтической ни была, вовсе не гарантия счастья. Полина Леонидовна развелась и уехала, но в Сан-Франциско жить без России уже не смогла. Устроилась по контракту в Гостелерадио СССР переводчицей.
— Мама отдала меня в обычную московскую школу, где я честно проучился положенные 10 лет, — вспоминает Андрей. — Дух интернационализма в те годы еще не был пустым звуком, меня любили ребята, учителя. Правда, сильно доставали маразмы. К примеру, меня не выпускали без разрешения КГБ на экскурсии за город, не допускали к урокам начальной военной подготовки — наверное, чтобы я не узнал военную тайну про устройство автомата Калашникова.
В общем, к совершеннолетию Андрей сыт был по горло советской действительностью. Последней точкой стал Чернобыль. К этому времени Андрей учился на историческом факультете МГУ, совмещая учебу с работой в американском посольстве. Весь дипкорпус знал о взрыве на 4-м энергоблоке, мировое сообщество говорило только об этом, и лишь россияне пребывали в счастливом неведении, празднуя 1 Мая. Газеты захлебывались от успокоительного вранья.
— Ноги моей больше не будет в этой стране, — пообещал маме Андрей.
Как и следовало ожидать, разлука оказалась недолгой. В Нью-Йорке Даниленко стал свидетелем визита Горбачева, его бурного общения с американцами. И захотел съездить, взглянуть своими глазами на перестройку. В Москве происходили удивительные перемены. Мама, Полина Леонидовна, находилась в эпицентре демократического водоворота: депутат Галина Старовойтова стала ее близкой подругой. Андрей подумал, что для будущего историка нет более благодатной темы, чем русская революция. Восстановился в МГУ и начал отслеживать демократические процессы. Да так и осел... Тем более что дедушка Гарб, приехавший умирать в Москву, завещал внуку: “Семья должна жить в России”.
Не учите меня жить, лучше помогите материально
Миссионерство для американцев — вторая натура. Международный общественный фонд “Русские фермы”, к работе в котором Даниленко привлекли в качестве знатока непостижимой русской души, пытался обучить российских аграриев передовым технологиям. На предложения американцев написать бизнес-план или там перенять полезную агротехнику новоиспеченные фермеры реагировали вяло. Только в одном Дмитровском районе, единственном на всю большую Россию, миссионеров приветили. Правда, учились дмитровские крестьяне без огонька, норовя подвести под каждую лекцию вполне тривиальную базу: “Дай миллион! Дай миллион!”
Американцы недоумевали. Эксперт Даниленко, изучивший на историческом факультете мемуары всех иностранцев, когда-либо побывавших в России, популярно разъяснял неудачи. Мемуаристы свидетельствовали:
1. Русские никогда не будут связываться с иноземцами, если не поимеют на них представительские расходы.
2. У русских заведено: один работает, семеро наблюдают. Поэтому если вы их обучаете, а они ничему не учатся, — это нормально.
3. На Руси любые посиделки, в том числе официальные переговоры, подразумевают обильные возлияния и застолье.
К выводам Даниленко американцы прислушивались. Ведь в начале 90-х он организовал в Москве первую частную клинику по лечению и профилактике алкоголизма. Значит, успел понять в русской душе самое потаенное. В конце концов благотворители смирились. Уж если они так просят денег, грех не помочь. Изыскали 600 тысяч долларов для создания кредитного фонда.
В 1996 году около 20 хозяйств Дмитровского района получили из него ссуды. На следующий год 93% заемщиков вернули долги. Однако в 1998 году с кредитами рассчиталась лишь половина фермеров. Остальные просили, чтобы долги простили. В общем, миссия потерпела фиаско. Но стопроцентный американец скорее пойдет на верную гибель, нежели потеряет лицо. Оставалось последнее: внедрять передовые сельскохозяйственные идеи, убеждая на личном примере.
Тут как раз крестьяне из развалившегося племхоза “Зареченский” попросились под крыло к “Русским фермам”. Проведя процедуру банкротства, фонд выкупил 76% акций. Дела вроде бы тронулись. Спустя год выяснилось, что российский управляющий обворовывает хозяйство, реализуя продукцию по двойным договорам. Впрочем, это не помешало крестьянам именно американцев обвинить в расхитительстве. На собрании акционеры чуть было не подняли Даниленко на вилы. Возглавить “Насадкино” учредители поручили “надежному” человеку, чей сельскохозяйственный опыт исчерпывался до этого одной поездкой на плодоовощную базу, куда ему удалось просочиться школьником, не отфильтрованным по недомыслию КГБ. Андрей Даниленко, бравшийся в Сан-Франциско за любую работу — а он вкалывал заправщиком на бензоколонке, разнорабочим городского благоустройства... — согласился.
— Бесполезно вкладывать деньги в Россию, не зная при этом русского языка. Мои заокеанские друзья попробовали. Что получилось?..
Зовусь я Йен Йонсен,
Мой дом — штат Висконсин,
В лесу я работаю тут...
Курт Воннегут, “Колыбель для кошки”
— То, что сельское хозяйство России утонет в болоте, — неправда. То, что им заниматься невыгодно, — миф, — убежден Андрей Даниленко. — В России такие земли, о которых американский фермер может только мечтать. Яхромская пойма, к примеру, чистое золото! К сожалению, мне досталась не она, а худшие, самые неплодородные почвы района.
С удивлением для себя мы, корреспонденты “МК”, узнали, что фермеры из Америки приезжают в Подмосковье делать карьеру. Карьеру, о какой говорят: либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Шена Бензольда с семьей Андрей Даниленко выписал из штата Висконсин, чтобы продвинутый фермер наладил ему работу молочной фермы. “Без него к коровам мне было страшно подступиться”, — признается Андрей.
Ладно бы кукуруза, сеять которую Шен вознамерился в середине апреля (при Хрущеве это мы проходили). Дескать, американские гибриды все выдержат. Но когда он принялся возводить коровник с брезентовыми стенами, округа выкатила глаза. Коровам зимовать под навесом?! (“Московия” в прошлом номере писала об этом.)
— Обрастут шерстью — согреются. Будем вволю кормить — тем более. Бетонные коровники для животных — погибель!
В аналогичных условиях у Шена зимовало стадо в Висконсине, но штат расположен на широте Ставрополя, а в Подмосковье, как известно, иногда устанавливаются 30-градусные морозы...
— Слыхали? — шепчутся местные. — Американец сказал, что все будет о’кей.
И ждут, когда Шен наступит на грабли.
Честно говоря, нам не хотелось бы. Потому что Нэнси и Шен — симпатичнейшие ребята, бросили все, приехали к нам, живут на отшибе, прямо на животноводческом комплексе, и коровы у них такие гладкие, умные — случись что, будем переживать как собственную трагедию. А еще говорят, что американцы — большие рационалисты. Авантюристы похлеще нашего!
Так почему же заморский фермер не боится рискнуть, а у наших крестьян, за что ни возьмутся, все из рук валится?
— Ваших аграриев отучили думать: 70 лет работали по приказу, — рассуждают коллеги из-за бугра. — И потом учтите, что богатство России развращает людей. Согласитесь, здесь никогда не допустят голода, как в Африке или Индии. Земли до дури, долги государство спишет, за разгильдяйство не спросит, а картошку голландцы пришлют.
— А можно ли обойтись без голландцев? — вопрошаем мы.
— Хоть с понедельника! Только для этого селянам нужно поставить крест на неэффективном использовании ресурсов. Не нужно сеять вообще морковку, если урожай — 15 центнеров с га. Морковь должна приносить по 400 центнеров. Картошка — по 350 минимум, корова давать не менее 7000 кг молока в год. И тогда иностранцам делать в России нечего.
— Тезисы к XXV съезду КПСС!
— Я помню, — стопроцентной белозубостью отзывается Андрей. — Не забывайте, я ведь обычный московский школьник...
Вот и поговорили. Замкнутый круг.
Рассказ о феномене хозяйства “Насадкино” был бы неполным, умолчи мы про важное обстоятельство. Четыре года назад Даниленко убедил мэра Лужкова передать ему Сокольническую плодоовощную базу, расположенную на территории Дмитровского района. Обеспечивая тылы, превратил ее в современный торгово-распределительный центр, где овощи моют, калибруют, чистенькими заклеивают в пакетики и рассылают по супермаркетам. Теперь у него с реализацией — ноу проблем. Многие директора подмосковных хозяйств облизываются при мысли заполучить контроль над оптово-закупочным звеном. Однако всего одна столичная плодоовощная база реально принадлежит консорциуму подмосковных хозяйств. Российским аграриям базы не отдаются. Почему?
Чиновники — тоже люди
— Много ли вам пришлось дать взяток? — без обиняков спрашиваем Даниленко.
— Ни единого цента.
— И кто ж вам поверит?..
Тем не менее это так, утверждает Андрей. В России сегодня достаточно легальных законных методов-средств, чтобы противостоять произволу властей и решать любые вопросы цивилизованно. Недавно он, например, выиграл иск к налоговой инспекции г. Москвы. Даниленко добровольно погасил обнаруженную при проверке “Насадкина” недоплату, а налоговики за это возбудили против него уголовное дело по факту... уклонения от уплаты налогов. Больше того: информацию о “преступлении” растиражировали по радио. Даниленко обратился в суд, где доказал, что налоговая инспекция, мягко говоря, не права. А ведь русские друзья по-хорошему советовали ему “не высовываться”, “заткнуться”...
— Я же сказал, что буду воздействовать личным примером!
Добиться успеха в подъеме российского сельского хозяйства возможно. И дело не в том, что за спиной Даниленко добрый Дядюшка Сэм с его инвестициями, готовый поддержать самый дерзкий эксперимент.
— Российское правительство тоже поворачивается к деревне лицом, — замечает Андрей. — Льготные государственные кредиты, к примеру, штука хорошая, если их не растаскивать, а вкладывать в современные агротехнические приемы. Нельзя экономить на технологиях, в землю нужно вкладываться до конца, и она отплатит сторицей. К несчастью, в России супертехнологии портят, реализуя частично, то есть не выполняют некоторые “второстепенные” операции.
Между тем аграрий-новатор боится потерпеть поражение. Это только в России за одного битого двух небитых дают — за океаном этого не поймут. Отступать некуда — Америка позади!
СПРАВКА “МК”:
Международный фонд “Русские фермы” образован в 1993 году. Председателем Совета директоров является Рэлф Хофстад, пенсионер, в прошлом глава крупнейшей компании по переработке молока “Лэнд оф Лэйкс”. Компания контролирует 40% рынка сливочного масла в США, реализует ежегодно на 6 млрд. долларов молока. В правление входят и другие пенсионеры: Ли Колмер — бывший декан факультета аграрного производства университета штата Айова, а также Рональд Роскинс, руководивший в правительстве Буша-старшего ассоциацией международного сотрудничества. В развитие хозяйства “Насадкино” они собираются инвестировать не менее 60 млн. долларов.
СПРАВКА “МК”:
Европейская модель государственной поддержки аграрного сектора, используемая, в частности, во Франции и в Голландии, выстроена по системе дотаций. Сельхозпроизводитель получает дотации за то, что не расширяет производство.
Американская модель опирается на принцип поддержки крупных специализированных хозяйств, при этом правительство активно реагирует на перекосы рынка. В случае неурожая или перепроизводства через коммерческую структуру при правительстве США производитель получает поддержку.
Вопрос на засыпку: какая модель существует в России?
