“Чтоб ты жил в Капотне!”
Это у москвичей есть такое ругательство. Страшное.
Несведущему объяснят: в Капотне находится знаменитый Московский нефтеперерабатывающий завод. Это значит: здесь из нефти делают бензин. Как делают — это тема для специалистов. Меня же, как и многих автолюбителей, в первую очередь интересует другой вопрос. С него-то и начался наш разговор с генеральным директором ОАО “Московский НПЗ”
— Россия — экспортер нефти. Казалось бы, нефтепродукты должны дешеветь, а у нас они дорожают. Хочу спросить вас как автолюбитель: долго это будет продолжаться? Во всех странах — экспортерах нефти бензин очень дешевый, и только у нас его цена постоянно растет. В чем дело?
— А в том, что баррель нефти стоит сейчас — около 40 долларов. Такова объективная тенденция: нефть будет дорожать. Ни Ирак, ни Саудовская Аравия этой тенденции не изменят. Речь идет об оценке мировых запасов нефти и прогнозе специалистов. Пока этот прогноз подтверждается. За последние три года цена нефти на мировых рынках растет, и никуда от этого не деться. Выход один: человечество должно искать альтернативные источники энергии.
— Пока, значит, человечество будет искать, мы будем платить?
— Похоже, что так.
— Эта тенденция характерна для всех стран?
— Для всех.
— Но ведь рост цен — только у нас. Почему именно мы находимся в таком положении, хотя нефти у нас, насколько я знаю, более чем достаточно?
— Потому что мы с вами — ресурсодобывающее государство. Основные источники наполнения бюджета — от нефтегазового комплекса.
— Сколько нефти перерабатывает ваш завод?
— 10 миллионов тонн в год, в сутки — около 30 тыс. тонн.
— Это много или мало?
— Мы обеспечиваем рынок Москвы и Московского региона на 60—70%.
— Сколько бензина получается из нефти?
— На хороших западных заводах выход светлых нефтепродуктов (это бензин и хорошее дизельное топливо) — около 80%. У нас — порядка 56—60%.
— А куда девается то, что в остатке?
— Мазут, нефтебитумы, сжиженные газы.
— Ваш завод прибыльный?
— Вполне. У нас работает 2700 человек. И зарплаты немаленькие: значительно больше, чем в среднем по стране. Уровень зарплаты должен соответствовать производительности труда и тем мощностям завода, которыми он располагает. Помимо прочего мы должны быть привлекательными для переработчиков, которые перерабатывали бы тонну нефти за меньшие деньги и выпускали бы продукцию лучшего качества. По современным стандартам за рубежом нефтеперерабатывающий завод должен иметь не более 600—700 работающих.
— Что же будет с теми, кого вы уволите? Есть ли для них какая-то социальная программа?
— Программа есть. В какой-то мере люди, конечно, пострадают, но без этого не обойтись. В противном случае мы очень скоро станем убыточными.
— Поговорим еще немного о бензине. В Москве множество иномарок, для которых нужен высокооктановый бензин. Я знаю, что в нашей стране обычно это достигается с помощью специальных присадок, которые вредят двигателю. За границей же бензин высокого качества получают путем естественной очистки.
— Наш завод — один из немногих, где не используют присадки. Наша технология достаточно современна, она позволяет нам получать 95-й бензин, на котором вы ездите.
— Разводят бензин водой еще на заводе?
— Нет, потом. Но мы за это отвечать не можем. В нефтепереработке есть бизнес, который называется “серым”. В 80-й бензин добавляют определенные присадки, его разводят и таким пускают в продажу. Мы этим не занимаемся.
— Первое, что меня поразило на вашем заводе, — запах.
— Да, запашок есть. Правда, первые жилые дома располагаются в 2—3 километрах от нас. Я понимаю, что москвичей в первую очередь интересует чистый воздух. К сожалению, в одночасье общий технологический уровень изменить невозможно. Тем не менее мы тратим большие деньги, чтобы изменить существующее положение. Воздух в районе Капотни стал значительно чище — это отмечено экологами. Проводим работы, связанные с очистными сооружениями, строим специальную систему очистки вод, которые сбрасываются в Москву-реку. Каждый год ремонтируем трубопровод, чтобы было как можно меньше утечек. Планы по улучшению экологической ситуации у нас громадные, но на них нужны такие же громадные деньги. Без них мы вряд ли добьемся прорыва в экологической безопасности.
— Что вы называете прорывом? Специалисты считают, что в качестве одной из возможностей можно было бы вынести подобные производства за пределы Москвы, куда-нибудь в чистое поле.
— В чистом поле тоже будет невесело. Честно говоря, я не сторонник такого решения проблемы. Куда бы мы ни вынесли наш завод, там тоже будут люди. На мой взгляд, существует лишь один подход: глубокая модернизация завода. На этот счет мы ведем переговоры с немцами, французами и с нашими же проектными институтами. Современный уровень строительства позволяет построить на этом же месте практически новый завод, который будет занимать лишь треть от тех площадей, которые заняты им сейчас. И с точки зрения экологии он будет соответствовать всем современным нормам.
— На это нужны огромные деньги.
— У нас есть акционеры, а у них есть деньги.
— И они их дают?
— Пока они дают деньги на исследование возможности такого проекта.
— Наверняка на ваш завод покушались. Как вам удалось его отстоять?
— Наш главный акционер — правительство Москвы. Оно всегда занимало в этом вопросе достаточно жесткую позицию, причем в нашу пользу. А желающих заполучить наш завод действительно немало, но пока им ничего сделать не удалось. Тем более — цивилизованно.
— Что значит — цивилизованно?
— Через суды, используя ошибки, от которых никто из нас не застрахован.
— Как можно принудить вас через суд отдать завод в другие руки?
— Взыскать долги.
— Они у вас есть?
— А у кого их нет? Тем не менее я полагаю, что с помощью московского правительства мы продержимся. Да и федеральное правительство нас поддерживает.
— Еще один немаловажный вопрос: безопасность. А бензин у вас можно украсть?
— Один раз пытались. Больше не пытаются.
