Два месяца прошло с тех пор, как Николай Караченцов попал в страшную автокатастрофу. Реанимация. 26 дней в коме. Каждый день надежда боролась с отчаянием не в пользу первой. И наконец артист первый раз открыл глаза. Первый раз попытался произнести слово. Теперь страхи позади — он в реабилитационной палате. Наш журналист Марина Райкина навестила Николая Петровича в Институте им. Склифосовского и провела с ним два часа.
17.00. Пятый этаж. Палата №517. Возле палаты вежливый молодой охранник в черном цивильном костюме. Он пропускает нас — меня, жену Николая Петровича Людмилу и двух близких друзей семьи.
— Николай Петрович, давайте еще ложечку, — слышу женский голос.
Это медсестра кормит его с маленькой ложечки. Он сидит в кожаном кресле напротив нее. Похудевший, коротко стриженный, но в горле — никакой трубки. И вид у него очень даже спортивный — на нем красная спортивная куртка с надписью “СССР” и гербом. Николай делает с усилием глоток. Закашлялся. Пауза. Сестра терпеливо ждет.
— Ну вот, видишь, он уже глотает, — говорит Людмила. И уже мужу: — Колясик, надо есть. Давай еще ложечку. Вот и хорошо. Сейчас поешь и пойдем гулять.
Медсестра Ирина, которая постоянно находится при Николае Петровиче, сообщает, что от него только ушел логопед. Этот уникальный специалист из Института Бурденко специально приезжает в Склиф заниматься с Караченцовым. Занятия эти — адские: в течение часа она массирует мышцы горла изнутри, заставляет его артикулировать, добиваясь, чтобы звук из глубины перешел в полость рта. Пока же Николай Петрович говорит как бы изнутри, но отчетливо, и мне понятно, что он хочет сказать.
Он меня узнал сразу. Это я поняла по его удивленному взгляду — не ожидал. Но улыбнулся.
— Ну как?.. Дела... нормально?.. — ну что можно спросить от растеренянности у человека, вернувшегося с того света.
— Нормально, — говорит он. Голос из глубины, но абсолютно узнаваемый — низкий, резкий. Вот сейчас он отчетливо говорит: “Гулять”. Это значит, что где-то через полчаса мы пойдем во дворик института.
Можно сказать, что он учится всему заново — есть, говорить. Сейчас, когда он после занятий с логопедом страшно устал, отвечает односложно. А вообще уже может построить фразу. Например, вчера врач что-то спросил у Николая Петровича, и тот вдруг, показав на медсестру пальцем, произнес: “Она знает”. И так два раза. Но иногда, правда, “халтурит” и объясняется только на пальцах, тогда врачи заставляют его повторить это же, но словами. Как рассказывают в клинике, Петрович употребляет и неформальную лексику. Особенно когда приходит массажист и делает ему больно. Разумеется, не специально, а разгоняет кровь, разрабатывает мышцы, атрофированные за время неподвижности в коме. И вот уж тогда Николай Петрович может себе позволить... Но никто не обижается — все понимают, что вообще произошло чудо. За последние две недели он восстанавливается семимильными шагами — самостоятельно глотает, ест, хоть и протертую еду, но ест, а также говорит и ходит.
— Пить, — просит он, и ему дают кружку с киселем. Он очень любит кисель. Увидев, что жена пьет кофе, знаками попросил кофе. Сделал пару глотков.
— Он сейчас вообще много пьет, — объясняет медсестра. — У него большая потеря веса из-за того, что был в реанимации. Видимо, компенсирует.
Палата у Николая Петровича просторная. У стены — кровать, возле окна — кожаный коричневый диван и два больших кожаных кресла. На полке над креслом — иконы. На днях сюда приходил священник, причащал и исповедовал Николая. Плоский телевизор, холодильник, стол, тумбочка. Он встает с кресла и самостоятельно переходит на диван. Медсестра идет в небольшой коридор за кроссовками и курткой.
— А телевизор дозированно разрешено ему смотреть? — спрашиваю я.
— Да хоть целый день. Вот мы и сегодня ему кассету с “Собакой на сене” поставили. Он с удовольствием посмотрел. А там, где его сцены, где он поет, у него было такое выражение лица — ну очень доволен. Мы ему похлопали, и ему понравилось.
18.00. В этот момент Николай Петрович уже в кроссовках, светлой куртке. Выходим из палаты. Идем по коридору к лифту. Эта дистанция, наверное, самая сложная для него в моральном плане. Посетителей много, и ведут они себя по-разному: хорошо, что есть деликатные люди, вежливо здороваются, а некоторые нагло, в упор пытаются сфотографировать его мобильным телефоном. На этот случай впереди идет охранник Игорь.
Выходим во двор, и Николай Петрович тревожно оглядывается на корпус.
— Сейчас, сейчас Валера привезет кресло, — догадывается Людмила. — Давай сначала пройдем кружочек, надо ходить.
И мы небольшой компанией наворачиваем два круга по институтскому скверу. Здесь Николай Петрович потряс меня дважды. Во-первых, он не ходит, а просто бегает. Это, конечно, преувеличение, но темп, который он взял сначала, — для здоровых. Отмахав таким образом два круга, подустал. Рукой показал на кресло. Сел, попросил плед, — так и сказал: “Плед”. А потом... и это было потрясение №2 от Петровича.
— Курить, — говорит он и еще показывает на пальцах. Медсестра достает “Мальборо”, прикуривает и дает Николаю Петровичу. Тот делает две затяжки и возвращает сигарету.
— Когда он еще лежал в реанимации, мы специально для него “Приму” раскуривали, чтобы знакомый для него запах был.
— Сколько в день просит?
—Ну несколько раз по две-три затяжки сделает. А когда покурит и хочет отдать мне сигарету, чтобы я ее потушила, я ему говорю: “Сами, Николай Петрович, сами”. И он уже ловко давит сигарету в пепельнице.
— А это не вредит? — спрошу я позже у доктора Владимира Крылова, который оперировал Караченцова и практически достал его с того света.
— Нет, это нормально. Мы специально разрешаем, чтобы разрабатывался кашлевый рефлекс.
Действия рук полностью скоординированы. А ноги... Еще немного и, похоже, он сможет играть в футбол. Во всяком случае, когда, устав, он пересел на коляску, то проделал следующий фокус: поехал, отталкиваясь от земли ногами. И перебирал так быстро, что мы испугались скорости, которую он развил.
На улице мы пробыли минут сорок. Николай Петрович заметно устал. Он смотрит на жену, тихо произносит: “Девонька” — и прикладывает руку к груди. Еще бы, уже вечер, а ему дали поспать днем всего полчаса. С утра — сплошные занятия, тяжелые и изнурительные для него.
— Но он очень старается, — говорит медсестра Ира. — Иногда даже жалко его: видим, что дико устал, совсем нет сил, хочет присесть, а мы его гоняем. Но что делать — это все для него.
18.45. Палата №517. Николай Петрович немного пьет и тут же ложится на диван. В этот момент он похож на ребенка — трогательно свернулся калачиком и голову положил на ладошки.
— Ну я пошла, Петрович.
Он открывает глаза и делает мне ручкой.
— Я приду еще. Хорошо?
Кивает. Закрывает глаза.
Ему предстоит еще много работать, но уже ясно, что живет будущим. До осени все расписано — весь май он еще пробудет в Склифе. Затем, по словам доктора Крылова, он отправится на реабилитацию в подмосковный санаторий, а затем — на лечение за границу.
— Как на сегодня вы оцениваете состояние Николая Петровича?
— Между средней тяжести и удовлетворительным.
И еще одно важное событие ожидается летом. А именно: 1 августа Николай Караченцов и Людмила Поргина будут венчаться. 1 августа исполняется 30 лет их совместной жизни. По этому случаю Людмила уже обсудила с Вячеславом Зайцевым костюмы.
