Отпраздновали День Победы. Получилось красиво. Ветераны ехали, курсанты маршировали, самолеты летали. Все как положено.
Вопрос один: зачем спрятали Мавзолей?
Зачем замаскировали главный склеп страны голубыми трибунами для почетных гостей и прикрыли фанерным щитом с победной картинкой?
Зачем? Чего стыдимся?
На Мавзолее стоял Сталин, руководивший страной, которая выиграла войну. На Мавзолей смотрели ополченцы, уходившие на фронт. На него равнялась на параде армия победителей, бросавшая на землю вражеские знамена. Мавзолей видел все. И его видели все. Он вошел в историю Великой Отечественной войны. История может нравиться или не нравиться, но она такая, какая есть. Вместе с Мавзолеем. Даже если его когда-нибудь вынесут с Красной площади, в истории он все равно останется.
Но нет, спрятали Мавзолей. Отстранили от шестидесятилетия Победы. Закрыли голубыми креслами, из-за которых он робко выглядывал, как наказанный.
Ради чего?
Ради создания видимости — а вернее, невидимости Мавзолея.
Говоря языком пиар-технологов, Мавзолей ослабляет “внешний” бренд Путина. Для западных гостей это дикость — то, что у нас непохороненный вождь неправильной революции до сих пор лежит на всеобщем обозрении в самом сердце страны. Поэтому склеп на Красной площади вредит образу российского руководства на международной арене.
Казалось бы, какая проблема? Если российское руководство не желает выглядеть диким, пусть уберет мумию от входа в президентскую администрацию и похоронит ее по-человечески.
Но нет, так тоже нельзя. Это повредит образу российского руководства внутри страны. Пострадает “внутренний” бренд. Граждане расстроятся, у Путина упадет рейтинг.
Так нельзя и этак не можно. Очень сложная пиар-ситуация.
Единственный выход — спрятать Мавзолей. Вроде он и есть, а вроде его и нет. Всем удружили, никого не насмешили. Апофеоз высокой политики.
* * *
Победа в Великой Отечественной войне — это дорогостоящее политическое наследство, которое досталось россиянам от предыдущих поколений. Они заработали его кровью и болью и оставили нам, потомкам.
Руководство нашей страны высоко ценит полученное наследство.
Руководство нашей страны — это конкретные люди с предприимчивым складом ума. У конкретных людей с предприимчивым умом богатое наследство не будет лежать мертвым грузом. Оно будет работать и приносить дивиденды.
Шестидесятилетие победы над немецко-фашистскими захватчиками позволило устроить масштабное политическое событие международного значения, в центре которого стоял российский президент.
В других случаях ему практически невозможно оказаться в центре масштабных международных событий. А здесь — пожалуйста.
Разве можно было не использовать такое редкое событие, не размотать его на всю катушку?
* * *
Впрочем, наследство нам досталось хоть и великое, но разноплановое, и разматывать его приходится с большой осторожностью. Что-то можно размотать, а кое-что надо, наоборот, припрятать.
Мавзолей пришлось припрятать.
Еще, как ни странно, пришлось припрятать немецко-фашистских захватчиков.
Министр обороны, объезжая на параде войска, поздравил их с праздником Победы. Победы — над кем? Не сказал. Хотя такое поздравление обязательно надо договаривать — иначе оно звучит просто глупо. Не бывает абстрактной победы, она обязательно над кем-то или чем-то — в этом ее смысл.
Но как мог министр обороны сказать, над кем была одержана победа, если на голубой трибуне в это время сидел лучший друг Шредер. Приятно ли ему будет услышать про “победу над немецко-фашистскими захватчиками”?
Шредеру удружили. Свои граждане ничего не заметили. Если заметили, не сообразили, что к чему, — как и с Мавзолеем.
Еще один апофеоз высокой политики.
* * *
Победа в Великой Отечественной войне — это на сегодняшний день наше самое дорогое духовное наследие.
Но нельзя победу вырвать из всего, что было до и после, и во время, и помнить только одну ее — чистую и безгрешную, а все остальное забыть, задрапировать и занавесить.
Было всякое. И Катынь была. И Прибалтику получили по “несостоятельному” пакту. И массовые депортации проводили. И в Прагу вошли с танками. И в Вильнюсе телебашню захватили. И Тбилиси саперными лопатками разогнали. И вообще много наделали такого, что заслуживает сегодня осуждения…
Но невозможно прятать и замалчивать сомнительные моменты истории, а на показ выставлять одни только подвиги. Прошлое не делится на хороший пиар и плохой. Оно слеплено в пластилиновый неразделимый ком. Без одного не было бы другого.
Не прятать надо Мавзолей на праздновании 60-летия Победы, а выйти и сказать: “Да, мы дикие. У нас на главной площади страны лежит незахороненный труп. Кто хочет — зайдите посмотрите. Но при этом учтите, что в страшной войне мы победили именно немецкую армию, мощную и отлаженную, как машина, а вовсе не абстрактных злодеев. Впрочем, и Прибалтику оккупировали тоже мы. А будут выступать — можем и еще разок оккупировать.
Мы такие. Во всяком случае, раньше мы были такие. А были бы другие, может, и войну бы не выиграли”.
* * *
Уважают того, кто говорит правду и не старается скрыть очевидное.
Это такая банальность, что о ней и напоминать-то неловко. Но руководство нашей страны мыслит иными категориями. Конкретные люди с предприимчивым умом абсолютно на все смотрят с точки зрения пиара. У них такая болезнь. Кроме пиара, они ничего не видят и не понимают.
Они витают в пиар-пространстве: рожают там проекты, раскручивают образы, усиливают бренды, подают сигналы и посылают месседжи…
Вместо того, чтоб решать трудные земные проблемы, они с умением и старанием ставят в пиар-пространстве пиар-спектакли.
Спектакли красивые, ничего не скажешь. Но в них чувствуется фальшь. Потому что они не от души, а по расчету. Они просчитаны с начала и до конца, разложены на образы, бренды и сигналы. Полный порядок: Мавзолей прячется, ветераны едут, курсанты маршируют, самолеты летят.
Все замечательно в этих спектаклях — все качественно и добротно.
Но нет души. И не хочется плакать.
Двадцать миллионов погибло, а плакать не хочется. Апофеоз высокой политики.
