Свежевыжатый шок
Насколько страшно будет жить москвичам через 15 лет?
Обычно под историческим прогрессом понимают что-то однозначно позитивное.
Но ведь когда что-то шокирующее становится повседневным, это тоже показатель “исторического прогресса”. Кто мог еще полвека назад представить масштабные гей-парады, а уж тем более гомосексуальные свадьбы?
Да и такой вид отдыха, как, скажем, прыжки парашютистов с не очень высоких зданий, вызывал в лучшем случае оторопь. Вот вам и прогресс.
В этом выпуске “МК-прогноза” мы попытались представить, что из ужасающего нас сегодня станет нормальным и привычным в ближайшем будущем — в 2020—2025 годах.
ТЕЛО МАСТЕРА БОИТСЯ
Татуировки вытеснят макияж
В 80-е годы асоциальная дворовая молодежь химическим карандашом рисовала себе “перстни” на пальцах и наколки на плечах, изображая “крутых и сиделых”. На настоящую татуировку решались только уже переступившие известную грань. Через 20 лет гламурные журналы на голубом глазу пишут что-то вроде: “Сейчас татуировок нет только у безнадежно отсталых”. Так что тату — уже норма. Пирсинг, по крайней мере обильный, еще может заставить с дрожью отвести глаза от его носителя. Но в 2020-м он будет казаться легким макияжем по сравнению с теми “украшениями” тела, которые сейчас только начинают входить в моду.
Пирсинг, татуировки — это уже не столь актуально. Как насчет шрамирования? На выбор предлагается несколько техник. Либо обычные шрамы, либо выпуклые, когда надрез скальпелем делается под наклоном. А если удалить верхний слой кожи, шрамы получаются вогнутые.
Не слишком модно? Тогда попробуйте клеймение. Раскаленный металл прикладывается к коже — и готов рисунок.
Но это все, так сказать, живопись по телу. Есть еще и скульптура, то бишь имплантация. Все очень просто: под кожу вшивается объемная фигурка из титана, стали или твердого силикона. И вот уже вся голова в шишечках или надбровные дуги увеличены до размеров, что заставили бы покойного Брежнева позеленеть от зависти. Можно придумывать и вещи повеселее — сделать рожки на лбу, например.
С ними, кстати, эффектно сочетаются заостренные “эльфийские” уши (тоже вполне доступная услуга) или — хит сезона! — раздвоенный язык, а по-гламурному — tongue splitting. В этом случае кончик языка разрезается на несколько сантиметров. Операция сложная, рискованная — ведь важно не задеть артерии. Но зато экстремал получает своеобразный змеиный язык. Можно даже, потренировавшись, научиться шевелить каждой половинкой по отдельности.
Список можно продолжать. А можно зайти в тату-салон и самостоятельно ознакомиться с ассортиментом предлагаемых услуг. Не такие уж они и дорогие. То же раздвоение языка стоит от 7000 рублей.
Почему все это стало модным и популярным? Самый простой, народный вариант — “люди с жиру бесятся”. Что есть, то есть. Чем меньше проблем, связанных с добыванием пищи, элементарным выживанием, тем больше желания добавить остроты в свою жизнь. И многие (это уже точка зрения психиатров) хотят выделиться из толпы, пометить себя особым образом, найти новые формы сексуальной привлекательности при обесценивании старых.
С точки зрения философии, все это результат биотехнической революции. И танцевать нужно от клонирования и генной инженерии. Когда человек фактически стал творцом новых существ, идея Бога-творца обесценилась. А стало быть, стало вполне возможным покушение на его совершенное творение — человеческое тело. Иными словами, естественность перестала быть святой. На уровне повседневности это преломилось в пластическую хирургию. Ей и оправдание нашлось: что может быть лучше, чем стремление к красоте? Но у каждой медали есть обратная сторона — и кто-то хочет быть не красивым, а экстравагантным, уродливым. Ведь позволено все.
И уже на повестке дня стоит вопрос о вживлении декоративных жабр. Или “прошивки” всего позвоночника гребнем, по примеру древних ящеров. Кто-то идет в другую сторону и отсекает от тела “лишнее” — от фаланги пальцев до детородного органа. Такое самокалечение еще недавно считалось однозначным психическим отклонением. А сейчас постепенно становится одним из способов самовыражения.
А что будет в 2025-м? В качестве эксперта мы привлекли мастера салона татуировки и пирсинга Ивана.
— Сейчас Москва — Третий Рим, — рассуждает Иван. — Причем периода упадка. Характерные признаки того — разнузданность, культурная оргия, толерантность ко всему. Настроение у публики благодушное. А дальше все будет зависеть от происходящего в обществе. Если война — не до имплантации. Если произойдет всплеск борьбы за нравственность — людей с пирсингом причислят к экстремистски настроенным, и нам хана. А сейчас, пока все спокойно и жирно, почему бы не пофантазировать?
При этом модификации тела в ближайшее время, по мнению Ивана, ограничатся лишь вышеперечисленными разновидностями.
— Я думаю, за 12 лет серьезных корректив не произойдет. В этой области трудно что-то придумать. Сейчас уровень развития техники таков, что скоро достигнет своего предела.
Оттого любое маленькое усовершенствование воспринимается чуть ли не как революция. Таковыми стали, например, только начавшие раскручиваться микродермальные импланты.
Штучка, похожая на серьгу-ножку со сквозными отверстиями, делается из титана , имплантируется на любую точку тела. Камушки на этой сережке можно менять. А можно нафигачить много таких сережек и выкладывать на теле целые фразы.
— В 2020 году микродермал будет пополам с пирсингом, а возможно, и вытеснит его, — считает Иван.
Так что сильно радикальных боди-модификаций, может, в 2020-м и не будет. Зато сама идея глубже проникнет в массы. И те домохозяйки, кто удобства ради делал на голове “химию”, освоят шестимесячный татуаж вместо макияжа. Удобно ведь: не нужно мазаться-смываться каждый день. Так тату из молодежной моды окончательно превратится в общераспространенное явление.
СТРАХОВЫЙ ПОЛИС
Больше всего москвичи будут бояться метро
Если говорить коротко, то и при Юрии Долгоруком, и при Юрии Лужкове, и при том-кто-там-будет в 2025-м москвичи испытывали и продолжат испытывать один-единственный страх — смерти. Только формы он принимает разные, меняется в соответствии со временем. Так, в 1980-е многие очень боялись ядерной войны, в 1990-е — элементарного голода. Сейчас вроде бы о голоде подзабыли, зато страх ядерной войны вновь занимает лидирующие позиции. Причем, судя по международной обстановке, он останется и в 2025-м. А что еще будет страшным для столичных жителей?
В числе главных фобий москвичей психологи обычно называют следующие:
• Боязнь транспорта, и в первую очередь метро.
• Боязнь толпы.
• Боязнь пространств открытых (агорафобия) и тесных закрытых (клаустрофобия).
• Страх перед заболеваниями.
Можно достаточно уверенно предполагать, что они сохранятся и через 15 лет. Уж бояться метро москвичи будут точно еще больше. И связано это, как ни странно, с начавшимся бурным строительством столичной подземки. Только в следующем году откроются минимум 4 новые станции, не менее 15 — к 2015 году, а к 2025-му можно будет говорить о сроках завершения строительства второй кольцевой линии и парочки радиальных (например, Солнцевской). Но могут возникнуть проблемы с первыми, до- и послевоенными линиями. Там и сейчас постоянно происходят мелкие аварии.
При увеличении нагрузок на метро их число увеличится. А значит, поводы для страха москвичам гарантированы.
То же касается и боязни толпы. К 2025 году численность населения Московского региона вырастет до 25 млн. человек, и это только по официальным прогнозам. Ну а на практике стоит ожидать 20-миллионного населения в одной только Москве. Так что один утренний или вечерний проход от метро до работы будет сопоставим с участием в демонстрации.
Кстати, с увеличением числа приезжих вырастет число боящихся заболеваний. Таких элементарных социальных благ, как районная поликлиника, “понаехавшие” будут лишены, а значит, серьезная болезнь может стать для них роковой.
Правда, доля агорафобов и клаустрофобов останется прежней. Эти болезненные состояния напрямую внешними причинами не обусловлены.
Теперь о страхах социальных. Среди тех, которые останутся и в 2025-м, можно выделить: поколенческий конфликт (“отцы” боятся не понять “детей”), , а главное — неопределенность своего социального статуса.
К 2025 году этот страх только усилится.
— Можно уверенно сказать, что увеличится социальная дифференциация, — говорит зав. кафедрой социально-экономических систем и социальной политики ГУ-ВШЭ, профессор Наталья Тихонова. — Где-то разрыв между богатыми и бедными людьми станет катастрофическим. Так, сейчас в Пензе отношение доходов самых богатых к доходам самых бедных равняется 8. А в Москве — около 50. Жизнь наиболее благополучных будет заметно улучшаться.
Стало быть, риск не оказаться среди “благополучных” или выйти из высшего общества только усилится.
Людей из менее благополучных семей, согласно пессимистическим прогнозам, будут преследовать уже не страхи, а социальная депрессия. Ибо по ряду позиций их положение может оказаться безнадежным.
Самый главный — квартирный — вопрос станет решать все труднее.
— Москвичи в массе своей покупают жилье в двух случаях: либо только такое, какое они хотят, либо вообще никакого, — говорит Наталья Тихонова. — Если бы у россиян был инвестиционный тип мышления, они для начала покупали бы жилье, которое могут себе позволить со временем обменивали его на лучшее . А так как люди в большинстве своем не покупают ничего, невложенные деньги в результате инфляции обесцениваются, а своей квартиры как не было, так и нет.
