Следующим утром я отправился на электричке по оставленному адресу. Отыскать стройплощадку не составляло труда: она занимала огромную территорию, была обнесена покосившимся забором, возводимое сооружение виднелось издалека: нечто чудовищное — высоченное, бесформенное, с торчащими во все стороны балками и окруженное многоярусными лесами; по мосткам двигалось множество человеческих фигур. В вагончике, где располагалось начальство, меня сразу оформили на должность прораба, не спросив документов и выдав аванс. Я был растерян и озадачен (впрочем, двое вербовщиков мне такое радушие и сулили) и не вник в свои обязанности. Выйдя наружу, окунулся в цементную пыль и грохот экскаваторов и сообразил: деньги в кармане, надсмотрщик не приставлен. И устремился в ближайшую закусочную. Три дня потребовалось, чтобы прогулять аванс, затем я опять отправился в вагончик. Денег на этот раз не дали, но за прогул никто не укорил. До следующей зарплаты я куропчил на объекте, помогал поднести носилки с песком, привинчивал ослабшую арматуру. В назначенный день получил башли и ушел в загул, а потом вновь возвратился к источнику дохода. Меня тянуло сюда, как, наверное, тянет лосей и косуль рассыпанная егерями в лесу соль. Но стрелять здесь никто, похоже, не собирался. Сооружение же общими усилиями росло вширь и ввысь, этому способствовало заметно возросшее количество работяг и управляющего персонала, каждый старался кто во что горазд, с боков появились похожие на голубятни пристройки, каменная кладка перемежалась деревянными вкраплениями, окна сплошь были разнокалиберные. Я вносил свою лепту. День ото дня размах творимого грандиознел, в качестве стройматериалов использовались и подручные материалы: валявшиеся поблизости булыжники, добытый из котлованов песок, вырубленные окрестные осины и ели. Никто не ведал, в чем участвует, но все были охвачены общим вдохновляющим порывом и испытывали гордость от причастности к великому преображению действительности. Вскоре фундаментальная часть сооружения расползлась столь широко, что ей не стало хватать суши, она вплотную приблизилась к реке, а через шесть лет — и к морю, волны подтачивали ее, это требовало дополнительных ухищрений и возведения заградительных дамб. Дамбы, кстати, органично вписались в состав общего бастиона. Длиннющий мост, опиравшийся на вколоченные в морское дно опоры, был перекинут на соседний материк, там строительство продолжилось в ускоренном темпе, в ход были пущены соломенные и саманные плиты. Я к этому времени занял одно из руководящих кресел — благодаря выслуге лет и накопленному опыту. Получал немалые премиальные, пользовался заслуженным почетом среди старожилов и молодежи. Так всегда и бывает: сам того не ведая, натыкаешься на призвание, обретаешь смысл и высокую оправданность каждого своего поступка.
Увы, еще через десяток лет высоченная центральная башня, этот символ созидательного величия человечества, стала подгнивать и крениться. Однако никто не унывал: все были охвачены пьянящим энтузиазмом и знали, что служат великой цели.
Уходя на покой (проклятые годы взяли свое), я наказал детям продолжить начатое мною дело. Взял с них слово (а они поклялись) исполнить мое напутствие. Я знал, во что и зачем их вовлекаю. Они, двадцати- и тридцатилетние оболтусы, несмышленыши, бестолочи, блуждали по свету, как слепые котята, не понимая, чем заняться. У них, как и у меня в их годы, не было ярко выраженного осознания смысла бытия. Им это самопостижение еще только предстояло обрести. Стройка же, неслыханная стройка, уже охватила, поглотила и вобрала в себя всю планету и готовилась перекинуться на Луну, распространиться на Марс, Юпитер и еще какую-то крохотную планету, названия которой я никак не мог запомнить. Бессистемность школьного образования все же давала о себе знать. Но кто догадывался об этом изъяне моей биографии, кроме меня самого? Подозреваю: вокруг и рядом трудились такие же неучи и самозванцы. Рвение и желание быть полезными искупали эти и прочие их минусы. Да еще как искупали! Целая вселенная, благодаря нашим усилиям, превратилась в сплошной стройкомплекс. Мы переиначивали, перепахивали, перелицовывали ее облик. Зачем? Для чего? Не оставалось времени задаваться подобными вопросами. И тем более искать ответы. Да и вообще не оставалось времени — в буквальном смысле. Один за другим родоначальники стройки покидали мир. Целыми шеренгами сходили в могилу. Человек не вечен. Вечны лишь его деяния. Мы уходили в небытие с гордо поднятыми головами и сознанием воплощенного долга. Твердо зная: раскочегаренное нами будет доведено до завершения.
