— Игорем Кэшем, солистом и автором большинства стихов для песен “Слота”, мы встретились в довольно приличном пивном зале. Затевалось погружение в рок-н-ролльную алкогольно-расслабленную обстановку. Но от алкоголя, даже слабого, Кэш сразу отказался и вдогонку порадовался, что в зале не накурено.
— Не курим и не пьем?
— Не пьем, но алкогольный райдер у нас есть. На гастролях мы заказываем в гримерку коньяк, перед концертом я добавляю его в кофе. В райдере у нас ром, вино, которое можно иногда попить после выступления, кто-то из музыкантов заказывает пиво. Нет, не думай, что я трезвенник. Я могу пить вино хоть каждый день, но только бокальчик. Больше пить мне бессмысленно, потому что и от бокала, и от бутылки эффект одинаково никакой. А не курю я по всевозможным соображениям. Помимо того что это вредно, мне не нравится и пассивное курение, так как это еще вреднее, но еще больше мне не нравится то, что люди в принципе это делают — это глупость, которая культивирована в массы. Наши райдеры обложены указаниями о некурящих гримерках, некурящих водителях и так далее.
— Сейчас стало модно вести здоровый образ жизни, и даже волосатые парни с гитарами поддерживают это. А когда вся эта прекрасная альтернативная музыка появлялась, было совсем иначе, кумиры умирали от передозировок, захлебывались в своих рвотных массах. Считается, что современная музыка стала скучной именно из-за популяризации здорового образа жизни.
— Мы ездили по стране и видели, что музыканты пьют на поражение, и молодые, и старые. Есть и культ курения “травы”. Употребляются и порошки, и таблетки, и внутривенные препараты. Да мало ли кто и что в себя засовывает, много всякой дряни, которая доставляет минутную эйфорию… Разве что кокс не нюхают. В рок-тусовке нет таких больших доходов, чтобы постоянно нюхать кокс. И это еще вопрос, нюхали бы рокеры кокаин, если бы эти доходы были...
— Любишь задавать вопросы?
— Я иногда что-то читаю и, соответственно, думаю о разном. Как-то у меня даже закрадывалась мысль — а не резюмировать ли это в какое-то эссе или маленькую книжку? Недавно мне попалась книга Ошо “Любовь, свобода, одиночество”, там очень интересно про отношения, про то, что мы воспринимаем как свободу и достоинства одиночества. В целом мощная современная мысль. После прочтения Ошо я понял, что мне пока не о чем написать.
— Вы использовали в своей песне “Конец света — нет интернета” тему из популярного вирусного видеоролика “Ни единого разрыва” известной интернет-компании. Вы тоже подключились к рекламе?
— Нет, мы написали песню о самих себе. Ведь у нас все “по мылу”, и когда вдруг сетка вырубается, чувствуешь себя на необитаемом острове. Для нас было откровением даже, что героя этого ролика — Антона Уральского — не существует! Мы хотели позвать его на презентацию альбома!
— Одна из самых известных песен у вас — “Они убили Кенни”, по мотивам популярного американского мультсериала South Park. Есть песня про Человека-паука. В текстах то и дело упоминаются яркие суперуспешные образы. Вы их используете для привлечения подростковой аудитории?
— Ты имеешь в виду риторический прием “апелляция к авторитету”? Я прекрасно знаю о существовании таких ходов. С “Южным парком” у меня получилось абсолютно искренне, потому что я фанат сериала. Однажды у меня просто вырвался этот припев, захотелось проорать: “Они убили Кенни!”. А любимая серия относится к нашей профессиональной деятельности: Картмена осенило создать группу библейского толка, и он стал брать старые песни про любовь и вставлять вместо слова baby имя Иисус. Мне нравится в этом сериале то, что они борются с шаблонами и мещанскими устоями. А песня “Человек-паук” вовсе не про Человека-паука, она про паркурщика, который совершает все эти подвиги только для того, чтобы заниматься паркуром. Это про экстремальный вид спорта.
— То паркур у вас, то про доски песни…
— Нормально на доске никто из наших не стоит. Когда снимали клип “Доска”, мы сделали на досках все, что могли, при этом нас жестко инструктировали, чтоб это хоть как-то смотрелось. Барабанщик “подвисает” на маунтинбайке, а у меня помимо стедждайвинга экстремальных увлечений нет. Но прыжки со сцены — это опасно. Я однажды “сломался”: прыгнул и, когда приземлился, понял, что с поясницей что-то не то, видимо, неудачно попал на чью-то голову. Концерт достоял, но уже в этот вечер не мог двигаться. С одного бока на другой переворачивался секунд 30. Ирония судьбы заключалась в том, что через день у нас начинался тур из 40 городов. Мы вернулись в Москву, а когда поезд пришел на вокзал, мы не успели из него выйти. В итоге нас высадили на рельсы между Ленинградским и Рижским вокзалами, и в таком состоянии пришлось пилить по шпалам несколько километров. Потом мне врач сказал, что со спиной ничего страшного, просто сильный ушиб и гематома, которая пройдет со временем. И все это время прошло в туре. Первые дни по сцене я передвигался, как Оззи Осборн в свои 60.
— Если у вас отнять гитары и барабаны, из ваших песен получатся вполне попсовенькие хиточки.
— У нас уже есть проект, который называется “КиСлотА”. Как-то мы кинули клич, попросили ремиксы на наши песни. И со всей страны стали приходить ремиксы. Со временем их становилось все больше и больше, и нам самим уже стало так интересно, что было решено сделать альбом. И презентацию пластинки мы сделали вживую — гитарист крутил минуса, а мы пели. С тех пор периодически гастролируем в таком электронном формате.
— Кстати, у вас на концертах нет ограничения по возрасту? А то складывается ощущение, что вас любят в основном подростки 14—16 лет, а их в клубы не пускают.
— Да ну что ты, все-таки у нас есть в чем покопаться в текстах, где философски понудеть.
— Это ты про котенка, который от голода ест эмаль в песне “Эмаль”? Это спекуляция на сантиментах. Кому не станет жалко умирающего котенка?
— Неточно цитируя Фолкнера, настоящее искусство безжалостно, если или поэту нужно ограбить собственную мать, он не остановится ни на секунду, и одна только “Ода греческой урне” стоит десяти старушек. Я с ним согласен. Спекуляция — это когда из “Титаника” убирают тонущую собаку, чтобы не спекулировать именно на тех чувствах, о которых ты говоришь. А у нас, по сути, не про котенка песня, а про человека третьего мира. Есть же люди, которые изначально рождаются черт знает где, живут на улице. И что страшнее — человек или котенок, выброшенный на улицу?
— Здесь и проявляется ваше альтернативно-рокерское зерно, не можете обойтись без социальных тем. Даже антивоенной песней “Мир” закончили новый альбом.
— Может быть, но я бы так не сделал. Эту песню написала наша вокалистка, и в альбом она была включена по решению нашего продюсера Кирилла Немоляева. Я лично считаю, что нет смысла петь что-то глобально пацифистское. Для обычного человека это далекие темы из новостей, где сообщают об озоновых дырах, разливах нефти и военных конфликтах, а ты в это время идешь на кухню за бутербродом. Человеку важнее своя рубашка, которая ближе к телу. Когда накрывает “личкой”, то ты ни есть, ни пить, ни спать не можешь.
— Не боишься, что к вам будут относиться как к попсовому проекту из-за наличия продюсера?
— Мы — группа мальчиков и девочек, которая бьется сама головой в стену в надежде что-то пробить. За нами никогда не стояли какие-то силы, которые бы нас продвигали. Просто в русском менталитете так сложилось, что продюсер — это полуспонсор, полуменеджер, полуадминистратор. Изначально же это человек, который делает музыку и представляет людям группу или исполнителя. Наши творческие свободы никто не убивает, мы комфортно существуем в группе. Немоляев у нас еще и выполняет роль семейного психолога, когда мы все ссоримся. Минимум три человека в группе сильно вовлечены в креатив, понятно, что такой коллектив — это очень конфликтная субстанция. Когда мы начинаем спорить и ссориться, он действует как третейский судья.
— Ты вампир?
— Да. Одновременно я и вампир, и энергетический донор.
