«Памятник оглушительной степени подлинности. Не Павловск, собранный из пыли. Не Версаль, сто раз переделанный», — говорит об усадьбе ее директор Геннадий Вдовин. В строгом смысле это и не усадьба вовсе — здесь не было жилых помещений. Николай Петрович Шереметев мыслил с размахом. Но денег на все задуманное не хватило. Построили только театр. С одной стороны, это прекрасный памятник классицизма. С другой — поделка из папье-маше, бумаги, холста, позолоты. Здание полностью деревянное, из сибирской сосны. Скромный декор оштукатуренных стен состоит из гипсовых барельефов. Никакого мрамора и гранита. В этом его уникальность и хрупкость.
Шереметев создавал это место из любви к театру и к актрисе в театре. После окончания певческой карьеры Прасковьи Жемчуговой граф потерял интерес к своему детищу. Труппа была частично распущена. Певцы переводились на должности швейцаров, лакеев и официантов. Танцовщицы стали прачками, а певицы были назначены горничными. Когда умер и сам граф, дворец заснул на сто лет. Наследники им не интересовались. Отсюда ветхость, но и уникальная сохранность. Судьба миловала эту усадьбу. Полностью деревянная, она уцелела в пожаре 1812 года. Сохранились даже дверные ручки и щеколды конца XVIII века. Уцелело и большинство механизмов, при помощи которых осуществлялся спуск холстинных задников с написанными декорациями, а также акустические машины, создававшие звуковые эффекты грома, дождя и ветра.
Целый век замок тихо ветшал. А потом грянула революция. Когда к власти пришли большевики, мудрые Шереметевы, пережившие немало разных правлений, поняли, что эта власть установится надолго. И отдали дворец народу. Он стал первым советским музеем. Уже 1 мая 1919 года «Останкино» открылось для посетителей. В советское время реставрация памятника сводилась к косметике. Конструкции начали «гулять», крыша — протекать, корпус — гнить.
Геннадий Вдовин, директор музея-усадьбы, начал свою работу в 1983 году. С тех пор власть в городе сменилась не раз. И каждого нового градоначальника осаждали с просьбой и требованиями ремонта. Наконец прорыв произошел. Власти Москвы выделяют 2,5 миллиарда рублей. И это только начальная стоимость работ.
Проект реставрации обещает быть масштабным. И вопреки тому, что говорилось раньше, к 2015 году дворец не откроется. Пять–семь лет — минимальный срок для такой работы. Многих может удивить, что реставрация начинается только сейчас, тогда как усадьба уже несколько лет стоит в строительных лесах. На самом деле это вовсе не леса, а технологическая кровля, которой дворец прикрыт, чтобы не протекала крыша. Летом кровля будет заменена на современную.
Предстоящая работа — вызов реставраторам. Ничего подобного в мире еще не совершалось. Образно говоря, мастера будут снимать рубашку, не расстегивая пиджак и не развязывая галстук, а потом надевать обратно. Ведь надо вылечить само тело здания. А тело не простое — тут не сруб, а напряженная конструкция. Дерево будет пролечиваться. Там, где оно безнадежно утеряно, — протезироваться. Задача — сохранить уникальную конструктивную схему. И показать ее публике после того, как откроется дворец. Специалисты обещают найти способ продемонстрировать посетителям, где старая древесина, а где новая.
Помимо самой усадьбы отреставрируют парк. Теперь это уже не 9,5 гектара, а почти 15. Небывалый случай: все привыкли, что у музеев отбирают землю, а тут добавили. Парк расстилается к западу от дворца, за храмом Живоначальной Троицы. На его территории восстановят конный двор, оранжерею и несколько флигелей. Давно исчезнувшие постройки будут воссозданы по коллекции архитектурной графики. Шереметевы не зря свой род возводили к пруссакам — очень аккуратны и точны были. Поэтому все чертежи и планы строившихся зданий сохранились. В новых-старых постройках будут размещены фондохранилища, экспозиционные залы и зал для работы с посетителями. Все то, чего у музея никогда не было, но было так необходимо.
Чтобы осуществить задуманное, потребуется технологический прорыв — новый уникальный подход к реставрации. А значит, предстоят напряженные дискуссии. Предчувствуя конфликты, дирекция уже сейчас предупреждает — новации и прорывы не означают сталь, бетон и стеклопакеты. «Чтобы успокоить публику, напуганную реставрацией «Царицыно», мы открываем интернет-страницу, где весь ход реставрации будет освещаться онлайн, — рассказывает Вдовин. — Сайт будет запущен летом. Сейчас речь идет только о создании проекта реставрации. Конкурс выиграла 11-я мастерская «Моспроекта-2». В усадьбе работает несколько сотен людей разных профессий из разных городов. Проект уникальный, поэтому мы не будем из местечкового патриотизма говорить: «Сами с усами». Нам нужны и помощь, и консультации. Недавно приезжал в гости коллега из Ораниенбаума. Обсуждали проблемы реставрации паркета».
Тем временем часть экспозиции уже развозится по другим музеям — в «Царицыно» и «Коломенское». Делается это для того, чтобы москвичи не лишались очередного памятника на долгие годы. Целое поколение, не видевшее шедевров, успело вырасти, когда реставрировалась Третьяковская галерея. Некоторые предметы вывезти невозможно. Они двести лет не трогались с места. К ним притронуться страшно, не то что перевозить куда-то. Для них будет создано временное фондохранилище.
Для директора музея такая работа — непростое испытание. Ведь если что-то не удастся, винить будут в первую очередь его. «Это риск нашей профессии, — признает Вдовин. — Музейщик должен иметь железную задницу, но и реакцию морского пехотинца. У меня три сына, им с моей фамилией жить, поэтому позорить ее не хочу. Работать будем на совесть. Могу с уверенностью сказать — у всех работников музея такая же позиция».
