«Несвоевременные размышления» школьного учителя

Письмо

Вот и завершился мой 39-й год работы в родной школе, куда я пришел молодым педагогом после окончания института. Отшумели выпускные вечера, появилась наконец возможность насладиться долгожданным отпуском, но так уж устроен учитель: даже отдыхая, он не может не думать о своих питомцах, о том «разумном, добром и вечном», что еще не сказано, что только предстоит донести до них. Должен, однако, откровенно заметить, что это лето — какое-то особенное в плане профессионального беспокойства. Меня не покидает ощущение, что, если мы, учителя истории, в летние месяцы ослабим внимание к тому, что происходит в нашей стране, нам придется начинать новый учебный год в условиях совсем другой реальности…

Письмо

60 лет назад — весной 1953 года — в далеком сибирском городке сняли с работы моего отца — прекрасного учителя иностранных языков. Для того чтобы одобрить управленческое решение, было срочно созвано собрание педагогического коллектива. Среди претензий, предъявленных ему, были следующие: «Не плакал в день похорон товарища Сталина», «Сравнил Сталина с Рузвельтом». Увольняемый пытался разъяснить коллегам: «У меня характер такой: я не плакал, когда умер мой собственный отец». «То — отец, — объяснили ему, — а то — товарищ Сталин». Что же касается сравнения с Рузвельтом, дело обстояло так: на одном из уроков ученица спросила: от какой болезни умер товарищ Сталин? — и получила ответ: «От той же болезни, что и Рузвельт, — от кровоизлияния в мозг». Этого ответа оказалось достаточно…

И сейчас, когда я размышляю над законопроектом депутата Яровой, память, буквально на генетическом уровне, перемещает меня в далекий 1953 год, а затем возвращает обратно — в наши дни.

Безусловно, всякое оправдание фашизма — этой «коричневой чумы» XX века, приведшей к уничтожению более 60 миллионов человек, — безнравственно, омерзительно и должно преследоваться по закону. Но что мешало более эффективно применять действующие нормы Уголовного кодекса РФ и в соответствии со статьей 282 более решительно пресекать распространение соответствующей литературы, попытки пропагандировать нацистские взгляды и даже создавать экстремистские организации? А вот формулировка законопроекта, которая, если будет принята, введет санкции за «отрицание вклада антигитлеровской коалиции в поддержание мира», весьма двусмысленна и позволяет превратить в незаконную любую критику действий, которые в ряде случаев — при всей важности этой миссии — не соответствовали ее смыслу и предназначению. Школьный учитель (я уж не говорю об ученых-историках) будет каждодневно находиться под своеобразным дамокловым мечом, грозящим обрушиться на него в самый неподходящий момент: кто знает, какую его вырванную из контекста фразу передаст, придя домой, как когда-то, в 53-м, ученик и как эта фраза будет интерпретирована его родителями? Инициатива госпожи Яровой грозит появлением всесокрушающего джинна стукачества и сведения счетов. Можно, разумеется, возразить, что сейчас — другое время, но что-то меня это не очень успокаивает…

Не меньшее беспокойство вызывает у меня провозглашенный курс на создание единого учебника истории. И это в условиях, когда на прошедшем в декабре 2012 года съезде преподавателей истории практически все его участники, как признал в своем интервью, опубликованном 27 июня этого года в газете «Московский комсомолец», глава рабочей группы по разработке единого школьного учебника истории академик А.О.Чубарьян, высказались против такового. Так может быть, стоит прислушаться к мнению учителей-практиков, а не резюмировать: «за ними не большое будущее»?

В самом деле, все мои ровесники учились когда-то в школе по единым учебникам истории, которые, кстати, были созданы далеко не самыми плохими специалистами. Эти учебники не выдержали испытания временем. Вспоминаю и не такую давнюю попытку буквально продавить введение в старших классах рекомендованного «сверху» учебника истории. Не вышло. Весьма дорогостоящий эксперимент потерпел крах. Где же гарантия, что получится на сей раз? Задача устранения внутренней противоречивости в освещении событий курса, отражающего драматическую, кровавую, полную взлетов и падений, сотканную из противоречий историю страны, эту вечную «борьбу невежества с несправедливостью», выглядит совершенно неподъемной.

Необходимо также учесть еще два немаловажных аспекта. Первый касается воспитывающего потенциала курса. Честно скажу, меня насторожило высказывание одного из участников проходившей на высоком уровне дискуссии, который заявил: учебник истории должен формировать убеждение школьников, что они живут в «лучшей стране». Думается, эта фраза — проявление не истинного, а «квасного» патриотизма. Не вернее ли формировать у ребят потребность изучать историю страны, которая является для них родной, как мать, которую не выбирают, умение отделить то, чем следует гордиться (по моему мнению, прежде всего — людьми, нашими соотечественниками, талантливыми, стойкими, самоотверженными, озарившими немеркнущим светом мировую историю), от того, что не может не вызвать у людей честных, порядочных и мыслящих чувства горечи и глубокого сожаления, рождающего стремление не допустить повторения подобного в будущем, на новом историческом рубеже…

75 лет назад, когда мою бабушку, арестованную вслед за мужем — бригадным комиссаром, ввели в камеру, она сказала фразу, вызвавшую буквально приступ гомерического хохота у находившихся в ней женщин: «Какой невежливый следователь, он даже не предложил мне сесть». Их уже били, над ними издевались, она же была новенькая… И вот меня очень интересует: будет ли, и если да, то каким образом раскрыта в едином учебнике истории тема сталинских репрессий? О них просто упомянут с неким набором стандартных фраз, цифр и имен — или материал будет изложен таким образом, что наши питомцы смогут осознать мысль Альбера Камю: «Принимать сторону концлагерей нельзя»?

И не стоит думать, что все это не так уж актуально для ныне живущих. Осенью 2002 года я направил в одну из наших самых многотиражных газет полемическую статью. Месяцев через пять, как раз в день 50-летия со дня смерти Сталина, сократив статью в четыре раза и изменив название, ее опубликовали под заголовком: «Берия не был либералом!» (он им действительно не был). Прошел день. 7 марта мне позвонили. Я не мог в тот момент подойти к телефону и на вопрос: что передать? — был дан жесткий ответ: «Передайте, что пристрелим!». «Сон разума» рождает фанатиков. Прошлое продолжает держать нас в своих стальных объятьях.

С другой стороны, вызывает сомнение тот стремительный темп, который задан при создании единого учебника. Еще, как я понимаю, недоработано и, по крайней мере, не начато обсуждение концепции школьного преподавания истории, а уже обещано создание «линейки» учебников то ли к началу следующего учебного года, то ли к концу 2014-го… Куда спешим и, главное, для чего? А ведь надо еще учесть, что учителям истории необходимо глубоко изучить новые учебники (и если уж поставлена такая глобальная задача, неплохо было бы разместить их текст в Интернете для возможного учета авторами изменений и поправок), и вообще процесс внедрения подобной «линейки» в школьное преподавание не может быть одномоментным в условиях функционирования в настоящее время концентрической системы обучения.

Ну и совсем изумило меня предложение председателя Совета Федерации В.И.Матвиенко о включении истории в число обязательных предметов для сдачи ЕГЭ, которое, по мнению помощника Президента РФ и бывшего министра образования и науки А.А.Фурсенко, «заслуживает серьезного обсуждения».

Что ж, давайте обсудим и примем решение на основе не кулуарного, а широкого, свободного и гласного обсуждения.

По моему мнению, данное предложение, во-первых, представляется мне несвоевременным, поскольку, с одной стороны, опережает создание как единой концепции преподавания истории, так и соответствующих учебников (не забудем, кстати, о том, что к единому учебнику будут предъявлены повышенные требования учителей, обреченных готовить своих питомцев к ЕГЭ), а с другой стороны, поступило вслед за беспрецедентной по масштабу и серьезности нарушений кампанией сдачи ЕГЭ, в значительной степени дискредитирующей экзамен. Во-вторых, реализация данного предложения, учитывая сложность сдачи экзамена даже мотивированными учащимися (около 13% неудовлетворительных результатов в 2011—2012 учебном году и 9% в 2012—2013 учебном году), приведет к резкому увеличению количества школьников, оставшихся без аттестата, что обострит проблему их социальной адаптации. И самое главное — оно не обеспечит осуществление главных задач, ради которых, как это заявлено, было выдвинуто. Превращение истории в обязательный для сдачи ЕГЭ предмет, как бы и кем бы ни заявлялось обратное, неминуемо нанесет удар по познавательной деятельности учащихся на уроке и увеличит элементы «натаскивания», без которого (а в технологии сдачи ЕГЭ есть свои нюансы и секреты) сдать экзамен должным образом невозможно. Безусловно, необходимость подготовки к ЕГЭ потребует выучить определенное количество дат, имен, событий, но вряд ли позволит ощутить сложность и неоднозначность исторического процесса, разобраться в мотивах действий выдающихся личностей (критерии проверки задания С6, за которое начисляется наибольшее количество баллов, этому абсолютно не соответствуют), и уж тем более не сформирует потребность в продвижении по многотрудному пути постижения истины. Что же касается воспитания в духе патриотизма, то эта задача уж точно не решается введением ЕГЭ, который, наоборот, способен нанести удар по тому «разумному, доброму, вечному», что несем мы ежечасно своим питомцам…

Как-то в середине прошедшего учебного года ученица 8-го класса Катя Талаева, выполняя познавательное задание и анализируя известные высказывания П.Я.Чаадаева и А.Х.Бенкендорфа, пришла к следующему выводу: «Прошлое России требует любви, настоящее — добра, а будущее — стремления». Мне представляется, что данный вывод, к которому пришла 14-летняя школьница, дорогого стоит! И ЕГЭ не имеет к этому никакого отношения…

Г.Плоткин, учитель истории, заслуженный учитель школы РФ.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру