С этой недели Москва живет в ожидании новогодней сказки. Вот уже и Санта-Клаус прилетел к нам из Лапландии. В магазинах начались рождественские распродажи, и нам, как в детстве, хочется чуда и праздника. Хочется не думать о плохом и смотреть по телевизору старые добрые кинокомедии, а не бесконечный сериал под названием “Курск”.
Этого же желает и власть. “Тема “Курска” закрыта до лета следующего года, когда начнется подъем лодки”, — категорично заявили официальные лица. Пройдет еще немного времени, и о “Курске” забудут. Совсем...
А в Видяеве тоже снег. И малышня, дико повизгивая, лепит снеговиков и строит ледяные горки. Вместе со всеми носится и сынишка погибшего мичмана Виктора Кузнецова. Мальчишка с самого начала знал, что папа навсегда остался в море. Но вот уже три месяца, когда мама загоняет его домой на обед, он упрямо произносит одну и ту же фразу: “Что, папочка приехал?”
Не забывают о “Курске” и норвежцы. Взяли вдруг и подтвердили, что снимок американской подлодки “Мемфис”, напечатанный в “Версии”, российский спутник мог сделать вплоть до октября этого года. А если вспомнить, что “Мемфис” заходил в норвежский порт 18 августа, то версия о столкновении становится уже не голословной.
Наконец-то подсчитали и во сколько нам обойдется подъем “Курска”. 191 тысяча долларов требуется лишь на оценку этой возможности и еще 70 миллионов долларов на сам подъем. Сумма для российского бюджета нехилая, поэтому в Амстердаме, где заседает международный фонд “Курск”, тут же сообщили, что начнут по всему миру кампанию по сбору средств, и нам останется найти лишь половину.
Европейцы очень боятся, что ядерный реактор на “Курске” может дать течь, и готовы заплатить любые деньги, лишь бы его побыстрее убрали подальше от их благополучных берегов. Ну не верят они, что сейчас затопленный “Курск” с заглушенным реактором представляет для них меньшую опасность, чем английский завод в Селлафилде, где перерабатывают отработанное ядерное топливо и вот уже почти полсотни лет выбрасывают его в Ирландское море. А уже оттуда, вместе с Гольфстримом, оно попадает в наше Баренцево.
— Мы четыре раза в день на “Курске” проводим радиационные замеры, и так будет продолжаться до тех пор, пока лодку не поднимут, — говорит генерал Борис Алексеев, начальник экологической безопасности Вооруженных сил России. — Наши “Ламинарии” — специальные “удочки”, установленные вдоль всей субмарины и, конечно же, реакторного отсека, — уловили в воде радионуклиды неестественного происхождения. Когда мы провели исследования, выяснилось, что и нероссийского тоже. Они не могли “остаться” от иностранной подлодки, иначе бы она лежала где-нибудь неподалеку. Они к нам приплыли с Селлафилда. “Курск” же абсолютно безопасен!
Наши военные экологи с радостью оставили бы “Курск” там, где он сейчас лежит.
— Лучшего места для хранения реактора просто не придумаешь, — в один голос утверждают они. — Ледяная вода охлаждает реактор, давление в 10 атмосфер — оптимальное. Да и чужие на такую глубину да еще в это закрытое место никогда не доберутся.
Но решение по “Курску” принимают не экологи, а политики.
В закрытом заполярном поселке Снежногорск нет кладбища для людей. Там будет кладбище для “Курска”. Десятки прозрачных озер, связанных друг с другом быстрыми ручьями, острые скалы — при всем желании мертвеца не закопаешь. Был, правда, один заброшенный погост, в соседнем Гаджиеве, так его давно бомжи приватизировали. Вот и развозят умерших снежногорцев по всей Мурманской области. А подлодки с ядерным топливом, наоборот, сюда привозят — на государственный судоремонтный завод “Нерпа”.
“Чарли”, “Виктор”, “Пантера”, “Тайфун”, “Янки”, “Сиерра” и прочие альфы с дельтами — чего здесь только не увидишь. На приколе одного из причалов Снежногорска — две замерзшие и присыпанные снегом подлодки. Жить им осталось от силы полгода. Потом их поместят в огромный эллинг, где отрежут рубку и лишние отсеки, оставив только два, соседние с реактором. “Обрубок” покрасят снаружи черной краской, а внутри голубой и отправят на вечное хранение в Сайду-губу, где уже томятся десятки таких же блоков.
— Жалко резать. Правда, жалко. Как представлю, что через год-другой мне придется пустить под нож первую подлодку, которую мы собирали на “Нерпе”!.. — восклицает директор “Нерпы” Павел Стеблин. — Но что поделать — к сожалению, они с каждым годом теряют свое главное преимущество — бесшумность и невидимость для противника.
Век подлодки недолог: в среднем 25 лет — и полундра. АПЛ быстро стареют морально. Гораздо быстрее, чем накапливается усталость металла и субмарину признают непригодной к эксплуатации.
— Иду мимо своей лодки, а сердце екает. Все кругом родное, свое... Черт возьми, я же на ней семь автономок отходил! — восклицает Дмитрий Соколов, капитан 3-го ранга в запасе. — Были и нештатные ситуации. Например, пожар в 6-м отсеке — к счастью, небольшой. Автоматические системы вовремя сработали. Но вспоминать все это, если честно, не хочется...
Прежде чем ядерное топливо выгрузят, стержни из реакторов 3—5 лет лежат в проточной воде и охлаждаются. Только потом их в спецвагоне перевезут по железной дороге на челябинский “Маяк”. Это обычная схема, которую до сих пор применяли на Северном флоте.
С “Курском”, похоже, будет по-другому.
— Отработанное ядерное топливо с “Курска” выгрузят еще в Баренцевом море и отправят на завод, — продолжает генерал Борис Алексеев. — А уже там его запломбируют в 40-тонный контейнер “ТУК-108”, недавно разработанный специалистами по заказу Министерства обороны. Надо признаться честно: переработать и перевезти все ядерное топливо мы, к сожалению, сможем еще очень нескоро.
“ТУК-108”, груженный топливом, бросали с 9-метровой высоты на стальной штырь — и хоть бы что. В каждый спецвагон помещаются смертоносные отходы с двух АПЛ, которые могут храниться там полвека. По оценкам специалистов, России необходимо от 250 до 400 таких контейнеров, пока же изготовлено лишь 24. Об уникальной разработке наших военных прознали американцы и немцы и в один голос признали, что на сегодняшний день “ТУК-108” — самый надежный в мире. К тому же почти в 6 раз дешевле зарубежных аналогов. Американцы уже планируют закупить у нас 60 “ТУКов”.
В Снежногорске в начале следующего года напротив “Нерпы” и соседнего с ним РТП “Атомфлот” появятся две площадки-могильника. Финансировать строительство кладбища, где упокоятся ядерные останки “Курска”, вместе с российскими Минобороны и Минатомом будут еще норвежцы и американцы. Стоимость одной площадки оценивается в миллион долларов. Оставшиеся же отсеки распилят на открытом воздухе. И куски металла, вобравшие в себя последнее дыхание умирающего экипажа, скорее всего окажутся на рынках металлолома Ирана и Арабских Эмиратов.
— Я раньше не понимала, почему мой муж так эту лодку любит, — тихим голосом говорит Люда, вдова Юрия Шепетнова, капитана 2-го ранга, погибшего на “Курске”. — Даже ревновала его к ней, как к другой женщине. “Она же железяка, что ты в ней нашел...” — все твердила я ему. После его гибели я несколько раз была на “Воронеже” — точно такой же лодке. Облазила ее всю. И только сейчас я поняла Юру и полюбила ее. Если бы он был жив, я бы обязательно сказала ему об этом. Я знаю — он бы обрадовался.
Вдовий поселок. Видяево. Здесь тоже уже ждут Новый год. И боятся его прихода. Потому что впервые за большим праздничным столом место главы семьи будет пустовать. Напомнит о нем лишь стопка водки, накрытая по русскому обычаю кусочком черного хлеба.
На обшарпанных домах до сих пор белеют потрепанные ветром клетчатые листочки, выдранные из обычной ученической тетрадки: “Наш Сережа служил на “Курске”. Прости, сынок, что не уберегли”. Вдовы, матери и отцы получают новые квартиры и разъезжаются в разные стороны. Они будут встречаться теперь только на годовщины.
Нового года, новой жизни не боятся только дети. Для них каждый день как чистый лист бумаги, на котором можно нарисовать все заново. А если не получится картинка — скомкать ее, выбросить и взять новый листок. Для детей все поправимо. И смерти тоже нет.
Маленькая дочурка погибшего подводника с “Курска”, узнав из новостей, что на подъем лодки потребуются деньги, на несколько вечеров заперлась в комнате и все чего-то рисовала. Потом вышла и дала маме конверт: “Отправь куда нужно”. Внутри лежали нарисованные бумажные деньги и трогательная записка: “Возьмите все. Верните папу!”
Снежногорск—Видяево—Москва.
