Излишне напоминать, что декабрь — самый хитовый месяц года. Бешеная гонка, подведение итогов, время сейлов и вручения подарков. Самый грандиозный подарок в мире — это Нобелевские премии, присуждаемые в октябре, но вручаемые лауреатам в декабре. Смак не только в количестве денег, но в почете и торжественной церемонии по особым канонам.
Заветный диплом получают физики, химики, биологи, экономисты, врачи и писатели. В этом почетном списке отсутствуют только математики. Почему? Ответ уходит в историю — по одной из версий биографов, подруга Нобеля изменяла ему с математиком. И в своем завещании он вычеркнул математические премии из списка. У богатых свои причуды...
Надо сказать, что личность самого учредителя воспринимают достаточно курьезно. Жил себе человек, изобрел динамит, взорвал немало зданий, потом раскаялся. “Его жалкое существование должен был бы прекратить милосердный врач еще при рождении. Основные добродетели: держит в чистоте ногти и никогда не был никому обузой. Основные недостатки: не имеет семьи, награжден скверным характером и дурным пищеварением. Одно-единственное желание: не быть похороненным заживо. Величайший грех: он не поклоняется мамоне. Важные события его жизни: никаких”. Эти слова написал о себе сам Нобель.
Раз в году в Стокгольме все замирает, когда, исполняя волю Нобеля, выходит король Швеции, чтобы поздравить лауреатов Нобелевской премии. Тишина стоит такая, что слышно, как шуршат его подошвы.
Чопорный зал блестит, монарх выходит в мантии, башмаки сияют, что твои зеркала, все “дышит” сюрпризами и преждевременным Новым годом. Кажется, что начнут взрываться хлопушки и королева споет рождественскую песенку. Чуть в стороне от монаршей четы прячется “серый кардинал” этой церемонии — Михаэль Сульман, председатель Нобелевского фонда. Он знает все наперед и следит за точным соблюдением церемониала.
Его первая задача — правильно распорядиться капиталом Нобеля, чтобы каждый награжденный получил около миллиона долларов. А неофициальная задача — соблюдать и поддерживать нобелевский дух премии. Сам мистер Сульман не скрывает, что премия родилась в результате курьеза — из-за неудач в личной жизни великого изобретателя динамита. Сначала ему в 17 лет отказала девушка, а потом буквально из постели сбежала любимая баронесса, на которой он собирался жениться. Она была пацифисткой, и в результате Нобель учредил премию “самому ярому пацифисту”, которую через три года после его смерти получила его возлюбленная.
Сам Сульман всегда защищает Нобеля от нападок... “Наверное, если у него была бы семья, много детей — никакой премии не было бы. Свою семью он променял на оригинальные философские взгляды. Он считал, что наследование больших денег портит людей, они становятся ленивыми, и капитал в результате рассасывается. Самой его большой страстью вне работы было чтение художественной литературы. Именно поэтому он так хотел, чтобы литературная премия была самой престижной. В день он писал от 20 до 40 писем и, по всей видимости, чувствовал себя Львом Толстым, перед которым преклонялся. В общем, — вздыхает Михаэль Сульман, — если бы у него была семья, все было бы иначе”.
* * *
Мало кто знает, что неподалеку от королевского дворца, где происходят вручения премий, находится маленькое кафе, в котором в “нобелевскую неделю” постоянно собираются загадочные пожилые старички в визитках. Они похожи на боссов мафии, вышедших на пенсию. Уникальные люди. Их главная задача — перемыть косточки всем награжденным так, чтобы камня на камне не осталось. Именно эти люди ведут реестр нелепостей и курьезов, совершенных нобелевскими лауреатами. Эти старички — самые строгие ценители нобелевского этикета. Что же они видят?
* * *
Каждый год утром 10 декабря в кафе зажигают свечи в память годовщины смерти Нобеля. Прилипшие к окнам кафе люди в черном наблюдают за тем, как из не шикарного, не дорогого, а просто очень респектабельного “Гранд-отеля” (каждый метр которого дышит историей) по одному выходят “избранные” и направляются во дворец на репетицию. В это время съемки строжайше запрещены. То, для чего там собираются лауреаты, тоже держится в строжайшей тайне. Об этом знает только президент Нобелевского фонда Михаэль Сульман и его помощница по протоколу. Они подходят к каждому из лауреатов и тихим шепотом объясняют, кто, в каком порядке и куда выходит во время церемонии. Затем предлагают порепетировать наклоны и поклоны на три стороны. Два — в сторону публики, и два — персонально для Их Величеств короля и королевы. За физиками и химиками как самой нелюдимой категорией награждаемых строжайше запрещено подглядывать, дабы их не смущать. Они репетируют тонкости придворного этикета. “Поклон-приветствие” — это чуть заметное движение подбородком вниз. “Поклон-уважение” — движение шеей. И, наконец, — “Верноподданнический”, когда награждаемый прогибается в поясе.
* * *
Старожилы рассказывают, как с поклонами всех переплюнул лауреат Нобелевской премии по литературе 1968 года Ясунари Кавабата. Он кланялся по японской традиции все время в пояс и тем самым смущал блюстителей протокола, потому как по этикету после поклона в пояс королю полагается тоже поклониться.
* * *
В 2001 году премия отмечает свой столетний юбилей. За сто лет в антикварной церемонии произошло только одно изменение. Короля, наблюдавшего за церемонией из партера, пересадили на сцену.
Рассказывают, что старый король, дедушка нынешнего, сидел в зале среди публики и каждый лауреат спускался к нему для поклона. Из-за этого произошел курьез с Пабло Нерудой. Он плохо видел, спускаясь, не заметил ступеньку и чуть не грохнулся на пол. Какая-то ловкая старушка его вовремя поддержала под локоток. Неруда ее поблагодарил и пошел дальше. Не разглядел короля и начал кланяться и произносить благодарственные слова дворцовому охраннику. Слухи о его конфузе моментально долетели до Москвы.
Рассказывают, что когда Неруда приехал в Москву, советские поэты стали упрашивать его прийти и рассказать, как он получал премию. Неруда согласился. Назначил день и место — в Союзе писателей. Началась встреча. В это время по коридору проходил Твардовский. Услышал голоса, заглянул в дверь, увидел сидящих писателей, подумал, что идет очередное партийное собрание, о котором он забыл. Вошел в зал, по привычке уселся за стол президиума и задремал. Проснувшись, увидел, что рядом с ним сидит Назым Хикмет. Непонимающе посмотрел по сторонам, увидел выступающего Неруду и спросил у Назыма: “А кто это говорит?” — “Пабло Тычина”, — пошутил Назым. Твардовский покачал головой, прислушался, ничего не понял (Неруда говорил по-испански) и сказал:
— Мудрит хохол!
* * *
Кстати, когда Нобелевская премия стала чересчур престижной, советские идеологи озаботились о том, что надо бы подгадить Нобелевскому комитету — решили создать свою, советскую, альтернативную и назвать ее: за технические достижения Менделеевской, за художественные — Горьковской. Разрабатывал проект молодой Суслов. Он послал докладную записку Молотову. Молотов расписал проект на рассмотрение Кагановичу. Каганович этот проект положил в “долгий ящик”. Дошел слух до Сталина. Вызвал Сталин к себе Ягоду и поинтересовался, что пишет Горький и почему его именем хотят назвать самую престижную советскую премию?
— Ничего не пишет, — ответил Ягода, — он прикован к постели.
— Перестарались, — сказал Сталин и приказал: — Раскуйте!
А премию велел именем живого писателя не называть. Так эту идею и похоронили. Вместо Горьковской премии учредили Сталинскую — и для “физиков”, и для “лириков”.
* * *
По жесточайшему протоколу ни один из награжденных не может получать награду в пиджачной паре и галстуке — только во фраке и с бабочкой. Именно поэтому после короля самая важная персона при Нобелевской академии — портной Ярл Данквист, который обслуживает нобелевских лауреатов. У него семейное дело. Сначала в течение 40 лет фраки для нобелевских лауреатов шил его отец, теперь шьет он. Для него все награждаемые — это не небожители, а пожилые люди с большими животами, страдающие многочисленными болезнями. Ярл Данквист — единственный в мире человек, который видит светлые умы человечества без штанов. Обычно по приезде все лауреаты идут к нему в ателье брать в аренду фрак (у кого нет) и подгонять его по фигуре. Конечно, портной гордится тем, что у него лучшие в мире клиенты. Приход каждого нобелевского лауреата всегда вызывает бурное веселье. Все ученые и писатели — люди очень непосредственные и живые — делятся на две категории, когда с них снимают штаны. Одни рассказывают анекдоты, другие грустно улыбаются и вспоминают факты из трудного детства.
В 1993 году темнокожая лауреатка по литературе Тони Моррисон приехала без вечернего платья. Данквист предложил ей взять его напрокат. Моррисон отказалась.
— Почему? — спросил ее Данквист.
— Я мечтала хоть раз в жизни выйти во фраке и думала, что мне это позволят.
В результате Данквист сшил ей наряд с двумя хвостами, как у фрака.
* * *
А, например, Габриэль Гарсиа Маркес привез с собой жилетку не того цвета — в зеленую крапинку, что, конечно же, было грубейшим нарушением протокола. Данквист захотел сшить для него строгую черную жилетку за одну ночь. Маркес заупрямился. Сказал:
— Я выйду вообще без жилетки.
— Без жилетки нельзя.
— Тогда уж лучше голым.
Эта мысль так Маркесу понравилась, что целый вечер он держал в напряжении сотрудниц протокольной части, пугая их тем, что появится на церемонии в “непотребном виде”.
* * *
А вот лауреат Сэмюэль Беккет никак не хотел расставаться с подтяжками. Говорил, что их все равно не будет видно под жилеткой.
— Я ушью штаны, — упрашивал его Данквист, — и они не будут спадать.
— Это невозможно, — отвечал Беккет, — ушить мои штаны. Я в них всегда кладу грелку.
— Зачем?
— Мне доктор велел, чтобы кровь к голове не приливала. А то у меня во время торжественных церемоний всегда повышается давление.
* * *
Всем советским лауреатам премии, за исключением Солженицына, Бродского и Пастернака, фрак шили при мидовском ателье. Был там такой знаменитый старорежимный мастер, который за три ночи мог творить чудеса. Он шил фрак писателю Михаилу Шолохову и физику Петру Капице.
У нашего нынешнего лауреата Нобелевской премии по физике, академика Жореса Алферова, тоже, естественно, были проблемы с фраком. Знаменитого мидовского ателье уже не существовало. Фрак предложили сшить в одном ивановском ателье. Но лекал у них не было. Тогда друг академика — профессор, телеведущий Сергей Петрович Капица, сын Петра Леонидовича Капицы — предложил взять за образец фрак своего отца, в котором тот получал свою награду. И этот “костюмчик” стал моделью для ивановского ателье. Сшили они прекрасно. Во всяком случае, жена академика оценила его по однобалльной шкале — “великолепно”.
* * *
А вот недавняя лауреатка Нобелевской премии мира Ригоберта Менчу выступила в другом неожиданном качестве. Кстати, премию мира получают в столице Норвегии Осло и вручает ее норвежский король. Ригоберта обратилась к самым, с ее точки зрения, авторитетным людям — Мадлен Олбрайт, племяннице президента Чили Сальвадора Альенде писательнице Изабель Альенде и к сексопатологу Руфи Вестхаймер — с предложением сняться в специальном рекламном ролике по заказу Верховного комиссариата ООН по делам беженцев. Организация отмечает в этом году свой 50-летний юбилей, и ролик — своеобразный подарок комиссариата самому себе от имени самых знаменитых беженцев мира. Смысл клипа сводился к тому, чтобы каждый делал то, что раньше публично никогда не делал. Мадлен (по легенде — чешская беженка) должна была плясать рэп в бакалейной лавке, писательница Изабель Альенде (чилийская беженка) прыгать в холле своего дома, а сексопатолог Руфь Вестхаймер (беженка из Германии) разъезжать в офисном кресле наперегонки с нобелевской лауреаткой Ригобертой Менчу. Столь солидные люди с радостью согласились похулиганить перед камерой.
* * *
К концу 1979 года по Москве пронесся слух, исходящий от одного из членов Нобелевского комитета, что очередным нобелевским лауреатом должен обязательно стать Андрей Вознесенский. Слухи, естественно, дошли до нашего замечательного поэта. Его поклонники с волнением и нетерпением ожидали: выгорит — не выгорит. Московские портные грезили, что именно им выпадет честь шить фрак для великого поэта.
Однако советские власти сделали хитрый ход — Андрею Андреевичу вручили Государственную премию СССР. В глазах Запада замечательный русский поэт невольно стал любимчиком режима. Речь о Нобелевской премии больше не заходила. Непредсказуема логика Нобелевского комитета в выборе награждаемых!
* * *
Вся нобелевская неделя в Стокгольме достаточно суетлива. Торжества начинаются с большой совместной “групповухи”, которую зовут пресс-конференцией, на которой награжденные мужи и дамы доступно пытаются объяснить журналистам, почему они самые великие и что, собственно изобрели такого, от чего у всех должно захватить дух. Это не просто самореклама. В уставе Нобелевского комитета записано, что премию могут получить те, кто принес наибольшую пользу человечеству. Нобелевский комитет проверяет эту пользу с точки зрения социальной конъюнктуры. Например, в этом году ученые наконец-то нашли лекарство от шизофрении и средство от болезни Паркинсона. Болезни достойные того, чтобы от них навсегда избавиться. Придумали пластмассу, которая проводит электричество. Скоро обещают выпускать телевизоры целиком из пластмассы. А экономисты из США придумали новую науку, позволяющую вычислять мотивы поведения человека. Замечательные изобретения. Если так дело пойдет и дальше, то к 100-летнему юбилею у нас на руках будет средство от СПИДа, от гриппа и от рака. Мы научимся принимать FM-диапазон собственной головой. Вместо ног у нас будут велосипедные колеса, и после смерти мы все будем видеть в розовом свете.
Стокгольм в декабре — действительно уникальное место. В нем можно мечтать о самых неожиданных и уникальных свершениях, предлагать любую невероятную идею и быть уверенным, что она свершится.
Единственные, кто всегда сохраняет полное олимпийское спокойствие, — это таинственные старички из кафе напротив королевского дворца, которые из года в год наблюдают за проколами Нобелевской церемонии. Их труд незаметен, но необходим. Они не дают гениям задирать нос слишком высоко, потому что хранят в своей памяти, как эти “яйцеголовые” падали, в неположенное время чихали, сморкались и вообще говорили всякую чушь во время праздничной декабрьской церемонии. Кстати, сам Нобелевский комитет к собственному 100-летию собирается опубликовать книжечку с курьезами.
* * *
Альфред Нобель не оставил прямых наследников. Помнить о своей фамилии он заставляет динамитом и престижной премией. Церемония ее вручения напоминает финал американской игры “0, счастливчик!”. Только играют в нее не простые люди, а самые умные - те, кто сам придумывает для себя труднейшие вопросы - и потом находит ответы. Приз, как в игре, - миллион долларов, и слава — вечная.
