Забытое "Русское чудо"

  — Стоять! Еще шаг — и стреляю на поражение! — тощий парень в трениках с пузырями на коленках бегал плохо, но палил, видимо, хорошо. Во всяком случае проверять его на меткость нам не захотелось, и мы послушно замерли на взлетке.
     — Сто-я-а-ать!!! — отсекая пути к отступлению, неслась навстречу поджарая женщина в прозрачной кофточке, лихо подпоясанная солдатским ремнем времен Великой Отечественной, с ПМ в руке. — Так... Нарушители! — радостно констатировала она и, предупредив, что сопротивление бесполезно, пообещала нам сладкую жизнь. — В комендатуре будем разбираться, корреспонденты...

     Грозная “хозяйка” военного аэродрома гордо шествовала впереди. За ней, оглушенные сорокаградусной жарой и невероятным количеством настырных слепней, послушно плелись задержанные. Замыкал нашу “колонну” парень в трениках. Словно сознавая важность момента, он даже вроде бы в росте прибавил, выкатил грудь колесом и расправил плечи.
     На крылечке комендатуры нас уже ждали несколько дамочек в “гражданке” и при оружии. Они сладко потягивались и зевали, всем своим видом демонстрируя недовольство по поводу внезапно прерванного сна. Впрочем, как только на горизонте замаячили двое молодых парней с огромными фотообъективами на шее, их пасмурное настроение улетучилось. Самая молодая охранница режимного объекта игриво погладила свой роскошный бюст, и, словно ободренный этим многообещающим жестом, на обтягивающей майке возбужденно заколыхался улыбающийся Леонардо Ди Каприо. “Теперь нас точно не отпустят”, — окончательно смирились мы и поудобнее устроились на деревянной лавке. Караул смахнул улыбки и замер в дверях.
     В получасе езды от места нашего заточения, в Нижнем Тагиле, бушевала международная выставка вооружений. На бешеной скорости танки вспарывали гладкую поверхность новенького вододрома и, будто не замечая пятиметровой глубины, лихо выныривали на сушу, чтобы снова начать свою безумную стрельбу. Иностранцы из пятидесяти стран мира как мухи облепили пушки и самоходки, а наши специалисты на все лады расхваливали достоинства российской техники.
     “Вы присутствуете при рождении нового русского чуда!” — почти неделю зомбировали оборонщики потенциальных покупателей.
     Другое “русское чудо”, куда ни за какие деньги не пустят иностранцев и которое в нынешнем виде ни за что не покажут сановным чиновникам из Москвы, зияло разбитыми стеклами брошенных пятиэтажек и воняло подвальной затхлостью.
     Сокол, некогда элитный военный городок и один из лучших на Урале военных аэродромов, вместе с людьми и самолетами умирал от собственной ненужности.

* * *      — Нет, ну почему мой самолет посадили в Екатеринбурге, а не в Нижнем Тагиле?! — во всеуслышание возмущался почетный гость выставки Владимир Вольфович Жириновский. — У вас же есть отличный аэропорт!
     “Уникальный вододром, самый большой в России полигон и собственный аэродром”, — завлекали рекламные проспекты.
     Действительно, если свое поле есть, почему же тогда самолеты сажают в другом месте?..
     Поселок Сокол — пока еще живой символ разоружающейся и сокращающейся Российской армии. Показывать его — только людей пугать.
     Одиннадцать домов, почти тысяча жителей. В разгар перестройки здесь закрылся один из двух действовавших на территории России заводов по ремонту авиатехники.
     Потом объявили о ликвидации военного городка, оставив как напоминание о былом лишь летное поле. Сейчас это кладбище для пока еще не разобранных по винтикам военных самолетов.
     Минобороны от ненужного балласта отказалось. А других желающих взять на баланс разрушающийся поселок до сих пор не нашлось.
     Два года назад, когда на выставку вооружений пожаловал президент Путин, его самолет посадили на Соколе. Под покровом ночи он и не заметил царившего вокруг запустения. Да и не должен он был ничего заметить.
     Ровно за сутки до приезда ВВП в поселок нагнали технику со всей области. Асфальт при свете прожекторов клали меньше суток, тогда же побелили давно заброшенный Дом офицеров. Ведь его, если внимательно приглядываться, можно было увидеть в окно проезжающего автомобиля. “Чистенький, беленький — хорошо живут военные!” — по замыслу местных властей должен был подумать Владимир Владимирович. Он и подумал, нахваливая организаторов мероприятия и поедая уральское мороженое “Президент”, выпущенное Нижнетагильским хладокомбинатом специально к его визиту...
     — Дайте нам всего лишь одну машину с асфальтом — дыру на главной дороге заделать, — всю ночь канючили местные жители. — А то единственный автобус-“гармошка” провалится в нее и порвется. Кто до нас тогда доедет?!
     Асфальт не дали.
     Да и зачем?
     Главу государства по этой трассе везти никто не собирался...
     А дыра та по-прежнему на месте — еще больше стала. Автобус до этой остановки больше не доезжает. * * *      Баба Маня живет в пятиэтажке без стекол. Платит за квартиру 300 рублей, потому что эта однокомнатная хибарка — не ее, а казенная. Как, впрочем, и все жилье в городке. Ни продать, ни обменять такую “собственность” нельзя. Можно только бросить и заделаться на старости лет бомжем. Хотя, стоит заметить, многие московские бомжи, не проработавшие в своей жизни ни дня, живут получше нашей старушки — ветерана труда и передовика производства, отдавшей оборонке полвека.
     В поселок она переехала, как только вышла на пенсию, к дочери. Муж ее — хороший человек был! — работал на авиационном заводе. После закрытия долго маялся без дела, потому что 50-летние работники оказались никому не нужны. Потом спился. Как и большинство мужиков в Соколе.
     — Мужиков у нас почти не осталось, — горюет баба Маня. — Одни от безработицы в петлю полезли, другие, как наш Витька, в бутылку уткнулись... Дочка моя похоронила его и сама слегла: сердце. А через полгода и ее на погост отнесли, — бабушка лезет в карман за платочком. — Внуки? Есть, а как же. В Свердловске живут, в моей квартире... Только я не нужна им. Мы, старики, вообще никому не нужны...
     В поселке, после того как ликвидировали военторг, остался один магазин — коммерческий. А недавно в Доме офицеров, уже, кстати, порядком облезшем, даже бар открыли. Держит его здешний парнишка. Вернулся недавно из Чечни и на “боевые” свое дело открыл. Дохода, правда, никакого, зато в Соколе большим человеком теперь считается.
     — Прошлой зимой отопление часто отключали, а в эту, говорят, вообще без тепла останемся, — перечисляет Нина, начальница караула. — Подвалы давно затоплены, а воду откачивать никто не собирается. Зимой будем на коньках прямо дома кататься.
     Нина работала раньше в детском саду воспитательницей. Когда офицеры разъехались, на весь поселок остался лишь один садик, и она устроилась в охрану. По сравнению с заводскими получала копейки. Теперь же, на фоне общей неустроенности, считается богачкой: зарплата аж четыре тысячи рублей.
     — Муж, слава богу, на “вагонку” устроился (“Уралвагонзавод”, поставляющий в Индию наш лучший танк “Т-90С”. — Е.М.). Только мы почти не видимся: смена у него заканчивается в восемь вечера, а последний автобус уходит в семь. Приходится по знакомым в городе ночевать. Но нет худа без добра: хоть бабы одинокие завидовать перестали, — ухмыляется Нина. — А вы заметили, какая у нас тишина? Мы ведь привыкли, что наш боевой полк летает в две смены, и последний самолет лишь в три часа ночи садится. Первое время заснуть никак не могли — все снотворное в аптеке разобрали. Теперь же прошуршит какая-нибудь машина, а в поселке разговоров на неделю... * * *      Военные покидали Сокол долго, унося с собой все, что только можно было унести. Разобрали по кирпичикам казармы и столовые. Тоннами сливали с заправленных самолетов “горючку”. Даже плиты со взлетки сдирали — авось в хозяйстве сгодится. Контрактники уезжали отсюда на иномарках — что уж говорить об офицерах, большинство из которых перевелись в Москву на повышение...
     Вы ждете фамилии, цифры, конкретные факты? Зачем? Они давно известны. Жители разоренного поселка куда только не писали: и в Администрацию Президента, и в ФСБ, и губернатору. Военная прокуратура два раза приезжала с проверками: факты подтвердились, виновных не нашли.
     Правда, областная ФСБ как-то сообщила, что “на аэродроме “Сокол” раскрыта группа злоумышленников, расхищавшая из самолетов золотые и титановые детали”, да отрапортовать, что преступников посадили, видно, забыла. А может, дело то до суда так и не дошло.
     Местные же повадились тайком пробираться на аэродром и копаться во внутренностях забытых лайнеров. Обмануть бдительную женскую охрану и утащить дорогостоящую железяку удается нечасто. Последний случай проникновения на некогда режимный объект и вовсе закончился трагически: житель поселка остался инвалидом. Взяли его прямо в самолете, с поличным, да только сдаваться парень тот не собирался. Сторожиха выстрелила ему по ногам и одной пулей проделала две дырки.
     — А что: своим (в смысле военным. — Е.М.) красть можно, чужим — нет... — убеждены жители Сокола.
     Военных, к слову, здесь осталось всего шесть человек. Все — при иномарках.
     — Женатые они все. А мы хоть и при зарплате, а пропадаем тут... Скучно без мужиков-то! — охотно демонстрируя свои прелести, переживает “девушка с Ди Каприо”. — Может, арестовать ваших фотографов? До выяснения. А что: командир наш с выставки еще нескоро вернется. Глядишь, кому счастье и улыбнется! * * *      На аэродроме действует лишь одна полоса. На ней Нижнетагильский институт испытания металлов проводит свои закрытые исследования. На ней-то и посадили самолет с Путиным.
     Вся остальная территория лишь формально числится режимным объектом — до тех пор, пока хоть кто-то не возьмет бывший поселок летчиков под свое крыло. Чтобы огородникам было ближе добираться до своих фазенд, этим летом вокруг поля сняли часть “колючки” и предупреждающие таблички. Собственно, этой “официальной” тропой мы и прошли к самолетам.
     — Что же с вами делать? Что же с вами делать?.. — несколько часов не могли решить наши “караульщицы”. — Отпустишь — начальство три шкуры сдерет. Не отпустишь — тоже на неприятности нарвешься. Ладно, пишите объяснительную. Диктую:
     “Я, ФИО, должность, была задержана на военном аэродроме “Сокол” вооруженной охраной по дороге к командованию части. Злого умысла на проход на территорию режимного объекта не имела, поскольку была неправильно информирована жителями поселка... (“...в чем искренне раскаиваюсь и прошу отпустить меня домой” — захотелось тут же приписать покаянную фразу. — Е.М.) ...Фотопленок при себе не имею. С самолета ничего не свинчивала. Число, подпись”. (Стилистика оригинала сохранена. — Е.М.)
     Фотопленок, сколько у нас их ни требовали, мы так и не отдали, потому что в цифровой камере их просто нет.
     — Не может быть: вот это прогресс! — не верили уральские дамы. И просили еще раз показать им чудо-технику.
     Впрочем, настоящую чудо-технику в этот момент демонстрировали в Нижнем Тагиле. А здесь, на всеми забытом аэродроме, несколько вооруженных женщин охраняли то, что от нее осталось...