Чем Раша гостей ошарашит?

     Площадь Киевского вокзала. Французы послушно сбились в кучку вокруг женщины с импровизированным флажком-платком в руке.
     “Сейчас мы с вами покатаемся в московском метро — самом красивом метро в мире, — объясняет гид Елена своим французским экскурсантам. — Будьте, пожалуйста, внимательны и берегите сумки!” Позднее выяснилось, что предупреждение русского экскурсовода прозвучало не зря.
     — Спускаемся! — скомандовала Лена, и группа в 44 человека дружно потопала по ступенькам в метро.
     Первый “удар” французы испытали от вида эскалатора, точнее, от глубины, на которую пришлось спускаться, чтобы оказаться на перроне. “Ничего себе, какое большое!” — с восхищением произнесла пожилая дама и замерла на бегущей дорожке.
     Отщелкав камерами достопримечательности “Киевской”, туристы расселись по вагонам и стали осваивать пространство. Непосредственность, которая всегда отличает “их” от “нас”, была продемонстрирована во всей красе. Невысокая женщина в шортиках подпрыгнула, зацепилась за поручни и стала раскачиваться, как обезьянка, веселя всю компанию и других пассажиров, которые при виде шумной толпы иностранцев расступились в самые дальние углы вагона. На “Новослободской” к группе привязался деловитый мужичок с большой хозяйственной сумкой. Для начала он выяснил: “С какой страны сами будете?” — а потом, лихо тараторя по-французски, стал торговать открытками с видами московского метро по два доллара за упаковку. Туристы попались на удочку станционного торговца и опустошили его хозяйственную сумку за несколько минут.
     — Открытки понравились? — поинтересовалась я у Эмили, 20-летней студентки, которая купила сразу несколько упаковок.
     — Хороший подарок... Да и потом — дешево. Вот мы вчера гуляли по вашему ГУМу, так это просто с ума можно сойти — все так дорого! Это не для нас, не для французов. Наверное, там только москвичи покупают. У нас дома цены гораздо ниже.
     К слову, “богатые русские” — не единственный стереотип, который ярлыком приклеивается к России иностранцами. Самый поразительный вопрос мне задала пожилая тихая француженка, которая держалась во всей группе особнячком:
     — А правда, что у вас до сих пор отправляют на каторгу в Сибирь?
     И, не дав мне прийти в себя от услышанного, тут же ошарашила:
     — И скажите, пожалуйста, у вас уже совсем нет коммунизма или что-то еще осталось?
     С коммунистами как-то разобрались, а вот когда разговор дошел до криминальной обстановки в стране, выяснилось, что вся группа убеждена: “Россия — опасное для туристов государство”.
     — Из-за этого мои родители вообще не хотели меня отпускать к вам одну, — рассказывает студентка Эмили. — Но я мечтала увидеть Москву, поэтому когда мне исполнилось 20 лет и они подарили мне деньги, я решила, что потрачу их на поездку в Россию, но в туристической группе.
     Бандитскую тему подхватили и остальные:
     — Как же вы живете здесь, ведь у вас так много бандитов? И как вы себя спасаете от них? — наступали французы, видимо, ожидая, что я тут же продемонстрирую собственное средство защиты от преступников.
     — А у нас почти все бандиты уехали жить к вам, на Французскую Ривьеру, — подыграла я их наивности. И тут, как назло, произошло то, что заставило всю компанию засомневаться в моих словах: у меня чуть не вытащили кошелек. Воришка решил воспользоваться нашей увлеченной беседой и залез в мою сумочку. Попытка оправдать нашу страну театрально провалилась...
     Полуторачасовая экскурсия по московскому метрополитену закончилась на станции “Площадь Революции”. Французы, отщелкав по фотопленке, отправились в Мавзолей. Оказалось, что посещение “гробницы дедушки Ленина” — собственная инициатива группы.
     — Раньше, когда Мавзолей был у них в программе, они ходить туда отказывались, — объяснила гид это желание группы. — А как только его убрали из списка экскурсий по Москве и пошли слухи, что Ленина скоро закопают, они стали туда проситься.
     Сами же французы на мой вопрос “об истинных причинах такого интереса” ответили ясно и просто: “Почему бы и нет — ведь это часть вашей истории”.

     Первые несколько часов пребывания на российской земле гости из Италии опасливо жались к молоденькой сопровождающей группы Кристине, как несмышленые цыплята к маме-курице. Давал о себе знать трудно искореняемый стереотип: “Россия — страна, опасная для иностранцев”. Все ждали, когда их начнут грабить, бить, а то еще пырнут ножиком из-за угла прямо средь бела дня. Однако уже через сутки ситуация поменялась. Эрмитаж, Русский музей, прогулка по Невскому, белые ночи (поездка по России началась с Питера) — и страхов как не бывало. К вечеру итальянцы уже без опаски ловили такси, спускались в метро и самостоятельно исследовали город.
     Проведя два дня в Северной столице, они наконец оказались в Москве. “Какая красота!” — твердили наперебой. Санкт-Петербург им понравился, но все же по своей архитектуре он ближе к Европе. Москва, говорят, — особенный город: чувствуется размах и величие, просторы какие-то необъятные... Проведенные на теплоходе семинары по истории России, ее политическому устройству и религиозным традициям — явка на которые была 100% — в основном удовлетворили любопытство на эти темы. И потому в автобусе вопросы были из разряда “что вижу — то пою”: “А почему у вас такие широкие водосточные трубы? А почему не видно собак и кошек? А где беременные? А куда люди идут?...”. Гидам и руководителям групп категорически запрещено говорить неправду и произносить слово “не знаю”. Поэтому, тщательно подбирая выражения, Кристина честно пыталась удовлетворить любопытство иностранцев. Которые тем временем бурно реагировали на любое “проявление цивилизации”. Неподдельный восторг вызвала мелькнувшая за окном “Феррари”, тут же вспомнили об увиденном в Питере бутике “Дольче и Габбана”. Они знали, что Россия — страна цивилизованная, но что настолько — не подозревали.
     Кроме “Феррари” и бутиков интерес у итальянцев вызывает все, связанное с Горбачевым. Остановка — Воробьевы горы. “Посмотрите направо — перед вами Московский университет...” “Это здесь учились и познакомились Михаил Горбачев и Раиса Максимовна?” — заинтересовались итальянцы. Михал Сергеича они просто обожают. Ни Ельцину, ни Путину не досталось и сотой части этой любви.
     — За что же вы так цените Михаила Сергеевича?
     — Как, он же открыл для вас мир, а для нас Россию! — восклицают недоуменно...
     Добродушные итальянцы искренне полагают, что все русские пьют водку, и, чтобы выразить свое расположение к молоденькой студентке, которая в каникулы подрабатывает, сопровождая иностранных туристов, то и дело предлагают ей пропустить рюмочку-другую. Узнав, что девушка равнодушна к “беленькой”, очень удивляются. А когда узнают, что из спиртных напитков она предпочитает мартини и куантро — и вовсе смотрят на нее с недоверием: “А настоящая ли она русская?”.
     ...Кто такой Ленин, итальянцы отлично знают. Везде с удовольствием щелкались на память с образом пролетарского вождя, монументов которому по России предостаточно. Правда, посмотреть на мумифицированное тело желания у итальянцев не возникло.
     Что привело туристов в большее восхищение — Красная площадь или русские женщины, — трудно сказать. Группа в основном состояла из людей пожилых — за шестьдесят, но пенсионеры буквально не могли оторвать глаз от симпатичных россиянок.
     Из “нашей” группы почти все впервые приехали в Россию, и только три человека раньше уже бывали в Москве.
     “Столицу просто не узнать — это другой город, живой, — вспоминают побывавшие здесь в 1982 году. — Мы тогда все никак не могли понять, где же магазины, рестораны, банки...” Заграничные гости единодушно признали, что улицы в российской столице очень чистые. Вот только удивлялись, почему нет указателей на английском языке.
     По дороге к теплоходу, где туристы жили, неутомимые пенсионеры атаковали Кристину, чтобы та порекомендовала рестораны и танцклубы, где можно оторваться после осмотра ночной Москвы. Злобные бандиты с огромными ножами и кровожадные медведи их, видно, уже совсем не беспокоили...

     Поляки были почему-то все поголовно русоволосы, а все мужчины — в разной степени усаты. Пока ждем сбора туристов, сопровождающая группы Агата рассказывает, какой почти экстремальный вид отдыха выбрали эти разновозрастные путешественники. Два дня — автобусом из Варшавы до Петербурга, два дня в Питере, ночным поездом в Москву, два дня — в столице, и обратно, в Варшаву... А на границе Латвии с Россией — дикие очереди, простоять 8—9 часов в ожидании внимания пограничника — обычное дело.
     Над группой, с которой нам предстоит провести день, похоже, навис злой рок. Накануне, в разгар дня, прямо на Тверской их автобус столкнулся с легковушкой. Туристы сидели в жутком пекле (кондиционер работает лишь во время движения), в состоянии, близком к обмороку, и ждали, пока гаишник составит протокол. Но бог сжалился над несчастными: рядом, около светофора, вдруг был замечен другой туристический автобус, поляков эвакуировали в него. Некоторые, по их словам, почувствовали себя так, как будто спаслись от неминуемой смерти. Но приключение взбодрило...
     И сегодня с утра туристы вновь отправляются в путешествие по городу. По просьбе трудящихся гид рассказывает “о поляках в Москве”. Оказывается, папа Крупской был поляк. Еще было много улиц, названных в честь польских революционеров, всяких Воровских—Дзержинских, и памятники им стояли. Но теперь памятники снесли, а улицы переименовали... В воздухе повисла неловкость, но дело спас Адам Мицкевич: мемориальная доска на Тверской цела. Еще поляки хотят знать, где похоронен Высоцкий и почему не на Красной площади. А Окуджава где похоронен?.. Им говорят про московские католические костелы. Они же просят показать, где удобнее сфотографироваться рядом с памятником Ленину: для этих целей в Москве есть каменный вождь на Калужской...
     По городу движемся неуверенно. За рулем — “родной” польский водитель. Москву знает плохо. К тому же его ужасно раздражает наплевательское отношение московских водил к правилам дорожного движения и друг к другу. “Это вы еще в Грузии не были”, — успокаивает гид. А Агата рассказывает, что по Москве они передвигаются еще споро, вот в Питере все перекрыто из-за тотального ремонта и “такой ужас, такой ужас!”.
     Наконец перед нами Кремль. “Можете пообщаться, некоторые наверняка знают русский”, — говорит Агата. Но общаться больше всего хотят те, кто не знает польского. Например, пожилой француз, любезно сопровождающий свою даму-польку. Она слушает экскурсовода, а он болтается где-то в стороне, снимая все подряд — на всякий случай. Узнав, что и наркомания, и безработица, и все прочие прелести цивилизации у нас есть, успокаивается: “Везде одинаково, во всем мире так! Я в Америке был — и там тоже так!”
     ...Улыбчивый пожилой поляк хорошо говорит по-русски, но в России впервые. Его интересует возраст Кремлевского Дворца съездов и его назначение. Потом он пытается объяснить все это своей жене-канадке. Она просветленно произносит: “А! Поняла! Пятилетние планы!”
     Милая канадка поражена, до какой степени русские любят большие машины и вообще все большое — совсем как американцы. “У вас так много старины! А у нас сто лет вещи — уже древность. Самое старое, что у меня есть, — вот он!” — показывает она на 62-летнего мужа.
     Некоторые поляки думают, что именно здесь, в Кремле, за красной кирпичной стеной, находится вся российская “бюрократия”. Так они называют нашу власть, показывая глубокое знание предмета.
     Кремль хорош и чист. Солнце немилосердно. На ступенях крыльца что-то божественное поет иностранный юношеский хор. В кремлевских соборах — как на рынке: шумно, людно, пестро и многоязыко. В домовой церкви царей, услышав о том, что “на этих камнях стоял Иван Грозный”, молодой и очень тихий поляк мечтательно улыбается и почему-то кивает головой. Мол, так и знал... В Патриарший дворец поднялись уже не все: часть откололась, свернув в кофейню.
     Дальше в программе — Третьяковка. Полчаса свободного времени на туалет и буфет. Молодая серьезная девушка из Познани купила пакет морса и не может понять, что же это такое и как им пользоваться — разбавлять чем или нет. Москва ей не очень нравится. Архитектуры особой она здесь не увидела, вот Питер — другое дело. Многим из этой группы вообще Питер понравился больше. А столица суматошная, и все, что в ней есть хорошего, — из окна автобуса не увидишь. “Много бедных”. Это в Москве-то! Их бы в Россию свозить...
     В галерею вошли все, но далеко не все нашли в себе силы любоваться живописью. Поляки, передвигаясь от лавки к лавке, слушают про “драматизм” и “экспрессию”, иногда улыбаясь расслабленно и пресыщенно. “Панове, вы, конечно, узнаете, кто из них Мицкевич?” — указывая на групповой портрет литераторов, пытается оживить группу гид. Панове затихают, уставившись на четыре молодых лица. Не узнают.
     В заключение — икона Рублева, и марш-марш в автобус. Впереди Новодевичий монастырь и одноименное кладбище, храм Христа Спасителя. Будет ли свободное время вечером? “Нет”, — говорит Агата. Ужин в 19.00, а утром очень рано вставать — надо проехать 700—800 километров до остановки в Латвии...
     И тут разражается гроза. Проливной дождь, которого Москва ждала так долго...