Люди знающие говорят, что немцы круты нравом и очень высокомерны. Тем более если речь идет об автоспорте. И отношение к пилотам из России там, мягко говоря, не самое лучшее. Посудите сами: если на родине Шиллера и Гете соревнованиям быстрых автомобилей уже давно за сто, в нашей стране они еще в младенческом возрасте. Впрочем, есть один человек из наших, кого в Германии знают и боятся. На известные по гонкам “Формулы-1” автодромы Олег Кесельман перебрался с нашего кольца три года назад и, кажется, нисколько не жалеет: благодаря Олегу впервые в истории российского автоспорта над самой известной трассой мира прозвучал наш гимн.
— Наступил такой момент, когда в тесном чемпионате России мне стало попросту скучно. Потому что практически нет автодромов и гоняться не с кем. И я задумался о Германии, где в кузовных гонках один из самых сильных и популярных чемпионатов. В России такого я не видел: под двести сверхмощных машин на старте, кольца “Нюрбургринг” и “Хоккенхаймринг”, кругом — радио и TV. В общем, обстановка — супер. Так получилось, что оказался я в чемпионате длинных гонок, по шесть часов.
— Человек из России — это большая экзотика среди местных зубров...
— Ты знаешь, про меня не сказали, что, мол, нужно время на обкатку. Потому что первые тесты выявили, что я достаточно быстр. На фоне тех, кто каждый поворот знает. Правда, мне очень помогла адаптироваться знаменитая Клаудиа Хюртген, многократная чемпионка Германии. Результат пришел на третий год выступлений: из семи гонок сезона у нас с напарником пять подиумов, из них две победы. И это при том, что я попал в большую передрягу на большом кольце “Нюрбургринга”. Том самом, 26-километровом, где когда-то “Формула-1” была. Самое знаменательное событие года.
— Без травм автоспорта не бывает, и все это некий форс-мажор.
— Полностью разделяю. Я поехал быстро и попал в аварию. Это было на тренировке перед вторым этапом: к тому времени у меня появился азарт. И вот под это дело у меня приключились технические проблемы. Старая “петля”, как известно, лишена вспаханных полей. Влево-вправо — сразу бетонные отбойники. Вот в один из них я и влетел на скорости 200 км/ч. Жив остался, но правую ногу сломал. В госпитале мне немцы говорят: “8 недель минимум — на заживление. И гипс наложили. Ну, думаю, все: три или четыре этапа пропустить придется. А следующая гонка через 11 дней была. В Германии оставаться смысла не было, и тут я вспомнил о своем хорошем знакомом, докторе Попове. Он как раз восстановлением спортсменов занимается. Я ему о своих проблемах, а он в ответ: “Главное, не позволяй им ничего себе в ногу вставлять. Жду в клинике”.
Когда я показался в ЦИТО и Боткинской, выяснилось, что перелом не очень серьезный, но в гипсе походить все равно придется. А я сказал Попову: “Хочу через 10 дней выйти на старт”.
— Он не растерялся?
— Нет, сказал, что попробуем. Главное, чтобы я был готов на серьезную, тяжелую работу по 8 часов в день. Это болезненные процедуры, упражнения. В общем, через 5 дней я наступал на ногу. Немцы потеряли дар речи: правая ступня — это же и газ, и тормоз! В Москве я на дорожной машине уже прокатился, но на гоночной, в экстремальных условиях! Тогда мне сделали металлическую стельку, но все равно не очень верили: за рулем предстояло провести минимум час сорок в состоянии постоянных перегрузок.
— Может, не стоило рисковать?
— Но мне же не немцам, а себе хотелось доказать, что пусть я не Маресьев, но все-таки профессионал. Так вот, после часа гонки стало тяжело, нога начала неметь, но я был так же быстр, как и мой немецкий “сменщик”. Приехали мы третьими в классе. Шеф команды моего напарника подкалывал: “Эх ты, хуже больного русского ездишь!”
— Психологическая победа?
— Да, я не показал себя лентяем. И после аварии я почувствовал, что возвращение в Москву с очередным кубком не триумф, а норма. Вот, скажем, в Нюрбурге я стоял на первой линии стартового поля с Карлом Вендлингером (помните, австриец из “Формулы-1” начала 90-х?) и проиграл лишь ему. Но он ехал на дэтээмовской машине вне зачета, и победа досталась мне. Вот там произошел курьез. Знаешь козырек, где формулистов награждают? Так вот, мы сидим в коридоре перед выходом на этот “балкончик” — пять, десять минут, а на церемонию не зовут. Подходят организаторы растерянные. Говорят, гимн найти не могут. Никак не ожидали, что я выиграю. Нашли только советский, еще со времен, когда эстонцы здесь на мотоциклах гонялись. А я в ответ: “Так и ставьте!” Они опять не понимают: так же нельзя! И мне пришлось битый час объяснять, что если без слов, то эти гимны — одно и то же. Поверили наконец. В тот момент я понял, каково это — быть олимпийцем, в честь которого поднимают флаг и играют гимн... Это как вступление в элитный клуб “Нордшляйфе” — то есть “северной петли” Нюрбурга. Там, как я говорил уже, отсутствие зон безопасности, закрытые повороты, скорость — на длинных прямых мы едем на “Порше” на шестой передаче. Малейшая ошибка — это аварии. Немцы говорят, что иные по 5—6 раз здесь бьются. Но при этом помнят, что это автомобильная Мекка. Все гонщики “Первой формулы” сюда стремятся — у себя они этого удовольствия лишены. Здесь есть свои приемы. Допустим, выкинуть из воздушного мешка, когда тебя пытаются пройти на “слипстриме”, благо прямые участки длинные. Нужно сдвигаться, чтобы сбросить скорость конкурента.
— Теперь, наверное, лелеете мечту о “Формуле-1”?
— А вот и нет: “Формула” ни у одного из гонщиков не самоцель, ну разве что она более раскрученная. Знаешь, я больше всего мечтаю проторить нашим молодым ребятам дорогу в европейский автоспорт. У меня в России есть команда — я передаю ребятам западный опыт, и успехи уже приходят. На трассе в Мячкове мы взяли первое место в кузовном Кубке “Поло”.
