Самая печальная новость утра 16 мая — в больнице умерла Татьяна Лаврова. Удивительная актриса со сложной судьбой. И Художественный театр, где она служила последние годы, и особенно “Современник”, где она начинала, будут гордиться, что имели такую актрису.
Большой успех она узнала после фильма “Девять дней одного года”. А страна — что в Советском Союзе есть не только женщины — кубанские казачки, трактористки, партизанки. Есть женщины как будто бы иностранки — красивые, с изящным изломом, шармом. И путь их совсем не светлый, как в одноименной картине с кинозвездой Орловой, а полный трагизма, комплексов… Такой появилась на экране Татьяна Лаврова, пополнив совсем немногочисленную галерею несоветских героинь.
Театралы поняли, что на подмостках появилась еще одна звезда — Лаврова — после премьеры американской пьесы “Двое на качелях”. Она играла Гитель, смешную девчонку, неспособную без мужчины разобраться в своих чувствах. Спектакль 1961 года, на сцене Лаврова и Козаков, в зале режиссер — Волчек. Галина Борисовна, которая сейчас находится на лечении в Израиле, вспоминает, что репетиции того легендарного спектакля шли в атмосфере постоянного поиска. И этот поиск был радостью.
— Это была ее первая работа и моя. А это значит, мы обе должны были победить. Мне многие пеняли, что я на роль бывшей балерины взяла актрису с такими данными. “С такими ногами она не может играть балерину”, — говорили мне. А дело было не в ногах совсем. Я прекрасно помню Таню в школе-студии МХАТ: бегала девчонка по коридорам с огромными глазами олененка и тонкой шеей. И это мне давало основание позвать ее на роль Гитель. И я знала, что добьюсь своего.
Добилась — роль Гитель в “Двое на качелях” стала поистине звездной для Лавровой. Потом была Настена в уникальном спектакле “На дне”. Потом “Вишневый сад”, где она блестяще начала играть Раневскую, но из-за нелепого конфликта с администрацией ушла из “Современника”.
Художественный театр — другой этап в ее жизни. И сразу вспоминается ее Аркадина в “Чайке”, в блестящем дуэте с Александром Калягиным. Лаврова очень любила Ефремова как режиссера, как человека. Когда он ушел из жизни, внутренне сжалась, ушла во внутреннюю эмиграцию, мало появлялась в театре. Последняя роль — совсем небольшая — в спектакле “Нули”. Последняя роль в кино — “Кризис среднего возраста”. Жила достаточно замкнуто, часто болела (проблемы с позвоночником), в театре появлялась все реже, но, несмотря на это, Олег Табаков, возглавивший после Ефремова МХТ, продолжал заботиться о ней.
Последние годы жизни — больницы, разговоры с друзьями в основном по телефону. Несколько недель назад она попала по “скорой” в клинику в районе Красных Ворот. Откуда ее перевели в больницу в Измайлове. Вечером 15 мая она позвонила подруге Наталье Завальнюк.
— Голос у нее был грустный. Таня сказала, что она плохо себя чувствует. Что у нее температура, но что все-таки наконец ей поставили диагноз — сердечная недостаточность. Мы договорились созвониться завтра.
Но завтра Татьяны Лавровой уже не будет. Останется память об удивительной актрисе с большими глазами олененка, которые она в последние годы прикрывала большими очками. Об актрисе с уникальными, Богом посланными данными, но судьбой, сложившейся не так, как хотелось, не так, как мечталось. Летом ей исполнилось бы 69 лет.
ПОСЛЕДНЕЕ ПРОСТИ
Евгений Киндинов:
— Да уж какие тут слова! Я еще молодым человеком был буквально влюблен в ее образы. А потом играл вместе с Татьяной Евгеньевной в “Чайке” — нашей единственной, ефремовской постановке. Она — Аркадину, я — учителя Медведенко. Ее Аркадина — блистательна и, возможно, именно этим спектаклем она завершила свои выходы на сцену. Мне так по крайней мере кажется. Татьяна всю себя отдала театру. И это не карьера, нет. Это невозможность заниматься чем-то другим. Актерское дело для нее было главным, и хотя она очень тяжело болела в последнее время — все равно старалась прийти сюда. Профессионал с высочайшей буквы. Я ее видел последний раз где-то с месяц назад. Она пришла “поболеть” за артистов, игравших на малой сцене спектакль “Двенадцать картин из жизни художника”. Ее поддерживали под руки, ей было тяжело, но она все равно так стремилась к сцене, дышать без этого не могла. Поразительно…
Сергей Юрский:
Умерла? Какая жалость! Какая жалость! Да, я с нею работал в спектакле “Нули” (о событиях Пражской весны), но, увы, это не та работа, которая дала ей славу. Спектакль не выжил, исчез. Ее роль называлась “графиня”, Татьяна Евгеньевна была занята в ней первое время, а потом — из-за ее болезни — пришлось ввести другую актрису. Что об этом говорить… Но какая жалость!
Нина Дорошина:
— Много лет мы просидели в нашей гримерке “Современника”: я, Галя Соколова и Таня Лаврова. И я не припомню, чтобы у нас был конфликт хоть однажды. Таня, конечно, была малообщительна, сдержанна. Но это же не недостаток. Она не подпускала к себе слишком близко, у нее, по крайней мере в театре, не было закадычных подружек. Ну, мы знали только, что первым ее мужем был Евгений Урбанский, второй спортсмен, от которого она и родила, и третий — Олег Даль. Что было после у нее с личной жизнью, думаю, мало кому известно.
Кстати, она не ездила, как все мы, актеры, зарабатывать деньги с концертами и отрывками из спектаклей по городам и весям. Ее это мало интересовало. Она жила своей, только своей жизнью.
