У нас в России принято спорить о том, относится ли наша страна к Европе или нет. Дискуссия на эту тему идет уже около двух веков, и конца ей не видно. Однако, как обычно бывает в таких случаях, истина лежит «где-то посередине», и однозначного ответа на сложный вопрос найти не удается и вряд ли удастся. Особенно это заметно в последние годы, когда вопрос о принадлежности к Европе (или стремлению в нее) становится важнейшим (гео)политическим водоразделом.
Я думаю, что как еврооптимистам, так и евроскептикам стоит признать ряд обстоятельств, без которых сложно сформировать адекватное представление о многих происходящих ныне процессах.
Прежде всего стоит заметить, что сегодня Европа политически представлена Европейским Союзом, и никакой иной субъектности «Европа» сейчас не имеет. Очевидно, что Европейский Союз является единственной активной и расширяющейся силой на Европейском континенте (достаточно посмотреть на динамику его границ с 1960-х годов и на динамику границ просоветского блока). Все остальные игроки (включая Россию, Турцию, Украину etc.) лишь реагируют на его действия (постоянно встречающиеся в риторике наших вождей фразы типа «в ответ на расширение Европейского Союза…» хорошо это подтверждают). Однако следует признать и тот факт, что Европа имеет собственное видение самой себя, сформировавшееся в течение долгого времени в том числе и в ходе осмысления ее отношений со своими соседями.
Россия могла называть себя частью Европы, но для европейских народов и государств она оставалась совершенно отдельным миром даже тогда, когда была более всего вовлечена в европейскую политику — в 1814, 1915 или 1945 году. Эта «особость» России — сначала Московии (Тартарии), потом Российской империи, а затем Советского Союза — накладывает неизгладимый отпечаток если не на все стороны взаимодействия между двумя элементами географической Европы, то по крайней мере на понимание причастности к Европе тех или иных страны или народа.
У современной политической Европы наличествуют вполне четкие представления о европейскости. Страны, на протяжении столетий вовлеченные в европейский цивилизационный процесс, считаются европейскими «по определению». Долгое время бывшая столицей Священной Римский империи Прага или основанная в 1201 г. немцами Рига — Европа этого цивилизационного процесса, тогда как Киев, где христианство утвердилось раньше чем в Финляндии, или Новгород, которым управляли варяги, — нет. «Разлом» случился в XIII веке, когда сначала остатки Византии стали еще более враждебны Западу после разгрома Константинополя в 1204 г., а русские земли в середине столетия оказались провинцией Орды.
В ХХ веке у Европы возник определенный ценностный код — но следование ему может открыть дверь в Европейский Союз только в случае, если «европейскость» той или иной страны не подвергается сомнению. Так было в начале 1980-х, когда возвращение к демократии Испании, Португалии и Греции немедленно воплотилось в их приеме в ЕЭС; так было в середине 1990-х, когда расширение Союза на Австрию, Швецию и Финляндию прошло почти незамеченным, и даже в начале 2000-х годов, когда восточноевропейские страны были допущены в ЕС через пятнадцать лет после краха Варшавского пакта. То же самое случится и с балканскими странами, которые все окажутся в объединенной Европе через 5–7 лет. Однако дальше на Восток находятся пространства, к которым у Европы совершенно особые отношения.
На протяжении многих лет в Молдове, Грузии и на Украине доминируют представления о том, что эти страны должны стать частью политической Европы. На площадях столиц этих стран развеваются флаги ЕС как отражение их мечты о европейскости. С надеждой на реализацию европейского вектора грузины предпринимали невиданные по темпам и результативности реформы госаппарата, а украинцы дважды выходили на знаменитый Майдан. Но ничего подобного процессу принятия в ЕС Польши или Эстонии в этих странах не запущено и пока, видимо, не предполагается.
Почему? И что следует делать?
На мой взгляд, причина проста. Как бы в Тбилиси и Киеве ни рассказывали о своей европейскости, для Европы эти страны остаются «неевропейскими». Они — часть России, так же, как и Турция — это осколок Османской империи, а не страна, из главного города которой в VI веке управлялась Италия. В такой ситуации никакого «автоматизма» в принятии новых стран в Европейский Союз не предвидится — хотя власти в постсоветских столицах, похоже, до сих пор рассчитывали и рассчитывают именно на это.
В случае с Польшей, Латвией и даже Болгарией основание для вступления в ЕС было налицо: для принятия необходимо было соответствовать определенным условиям (или даже — как в Болгарии — делать вид, что страна им соответствует). В случае с Украиной, Молдовой и Грузией это основание необходимо найти — и таковым, на мой взгляд, может быть только практическая выгода, которую эти страны могут принести нынешним европейцам.
Иначе говоря, вступление в Европу для получения европейской экономической помощи или военно-политической поддержки — не вариант для постсоветских государств. Все, что они могли выторговать, рассказывая об историческом чувстве принадлежности к Европе или о непрекращающихся актах российской агрессии, они уже получили. Нужен переход к новой повестке дня — и как можно скорее.
Полвека тому назад Южная Корея или Тайвань, по сути проиграв войну с коммунистическими режимами, были защищены Соединенными Штатами в военном отношении — но стали затем развитыми экономиками и процветающими государствами благодаря собственным усилиям, внятной экономической политике, умелому привлечению инвесторов и встраиванию в мировую хозяйственную систему. Китай стал глобальным игроком не потому, что размахивал ядерной бомбой, а потому что сделал Америку экономически от себя зависимой. Собственно, именно так и нужно строить свою политику «европейским» постсоветским государствам.
Им следовало бы перестать представлять себя жертвами «русского медведя», зафиксировать свои фактические границы, провести радикальные экономические реформы — и стать своего рода «индустриальными офшорами» в Европе, где будут созданы идеальные условия для релокации производств из европейских стран. По сути, стратегией той же Украины должно стать не выставление себя форпостом борьбы с российским империализмом, а превращение страны в «европейский Китай» — незаменимого промышленного партнера для Европейского Союза, осваиваемого и развиваемого европейскими корпорациями. Грузии нужно стать новой Грецией, только более ответственной в финансовых вопросах и открытой для европейского капитала. Молдове — найти еще какую-нибудь функцию, например, развить страну как крупнейший транспортно-логистический центр Юго-Восточной Европы и т.д.
«Вторая Европа», которая пока не воспринимается европейцами как часть «первой» (и к которой, со всеми условностями, относится и Россия), должна, если она хочет упрочить свой западный вектор, доказать Европейскому Союзу не то, что она имеет право быть его частью, а то, что у ЕС существует серьезный мотив искать встречного сближения. На мой взгляд, все иные пути «европеизации» постсоветского пространства обречены на провал.
