Это умный, я бы даже сказала, красноречивый ход. С одной стороны, российская власть не проводит официального празднования юбилея Ленина, ведь его детище — СССР — распалось, а экономические соображения официально отвергнуты. С другой стороны, как было не отметить — хотя бы неофициально — сто пятьдесят лет со дня рождения человека, по чьим политическим заветам создано государство, которым ты управляешь? Российская власть талантливо нашла остроумное решение.
Справедливости ради: юбилеи, которые по ряду параметров можно назвать ленинскими, празднуются в России совершенно официально, и это хорошо видно как раз в нынешние годы, мы можем пользоваться моментом. Тут и столетие Пограничных войск, отмечавшееся 28 мая 2018 года, — как будто прежде этого не было войск, охранявших рубежи России. Тут и «столетие российской академической археологии», отмечавшееся весной 2019 года, — как будто только в 1919 году в нашем разоренном и обескровленном на тот момент Отечестве вдруг появилась академическая археология. Отмечалось в апреле 2018 года и «столетие советской пожарной охраны». Хотя, казалось бы, история российской пожарной охраны насчитывает 370 лет — но нет, и тут празднование надо было приурочить к ленинскому декрету «Об организации государственных мер по борьбе с огнем»!
Мы живем в годы сплошных ленинских юбилеев и официальных либо неофициальных их празднований.
Но, хотя дополнительный весенний выходной — это, конечно, хорошо, стоит оценить и другие стороны бережно сохраняемого в Российской Федерации ленинского наследия.
Я сейчас не имею в виду памятники Ленину, по-прежнему во множестве населяющие российские города; не имею в виду даже и то, что его имя (как и имена Маркса и Энгельса, а также Кирова, Урицкого, Свердлова, Фрунзе…) до сих пор довлеет в российской топонимике — нередко на месте прежней, дореволюционной, которую эти имена заместили, сократив историю до столетия. Я сейчас даже не об этом, хотя все это имеет огромное символическое значение.
Суть же в следующем. Вплоть до самого распада Союза в школах Украины (вероятно, не только Украины) старательно конспектировали ленинскую статью «О национальной гордости великороссов». Для украинских свидомых это практически программное произведение. Можете представить, с каким удовольствием они записывали и заучивали еще в школе, что «рабы-великороссы» называют «удушение Польши, Украины «защитой отечества» великороссов». Ленин пишет там же: «Мы вовсе не сторонники непременно маленьких наций» — и он, передав Донбасс Украине (вот настоящий, невыдуманный столетний юбилей! его бы отметить!), действительно сделал все для того, чтобы она стала такой большой, какой никогда не была, и чтобы развернувшаяся украинизация заложила основы для такой большой украинской нации, какой она никогда не была.
Мне могут возразить, что важной составляющей деятельности политических украинцев в отделившейся Украине был снос памятников Ленину. Но это совершенно нормально. Нет ни одной причины, почему торжествующие украинцы обязаны быть благодарными за свое прирастание и конечную независимость какому-то чужаку, «москалю». Напротив, это уменьшало бы их национальную гордость (о национальной гордости украинцев Ленин «исследований» не писал, не заинтересовался, а напрасно). Его просто скинули как отыгранную карту.
Но в России эта засаленная карта все еще разыгрывается. Конечно, сегодня мы не конспектируем в школе, что живем «в такой стране, которую справедливо называют «тюрьмой народов». Однако в остальном национальная политика осталась той самой, ленинской. Пусть иными словами, но нам по-прежнему внушают, что «экономическое процветание и быстрое развитие Великороссии требует освобождения страны от насилия великороссов над другими народами», — подставьте сюда, кстати, и заместительную миграцию под нравоучения о том, что мы же их приглашаем, они нам все делают, мы должны быть благодарны… Российская власть по-прежнему «не сторонник непременно маленьких наций» — сегодня укрупняются татары или якуты, а «маленькие нации» призываются из небытия.
Даже то, что Ленин так и не смог вполне определиться: то ли он «за централизацию и против мещанского идеала федеративных отношений», то ли за всемерное «освобождение страны от насилия великороссов над другими народами» — даже это в полной мере видно на современном российском административном устройстве. Россия — одновременно и гиперцентрализованная, и раздробленная на неоднородные и неравноправные куски страна. В Конституции 1918 года Россия единственная была сделана федерацией («федерацией советских национальных республик»), и русский народ никак не был в ней поименован. В ней не был поименован даже русский язык — он появился в советской Конституции (в 1937 году) — лишь потому, что нужен был как инструмент управления. В сущности, он и сегодня нужен власти только поэтому и для этого.
Фигуры еще из ельцинских времен не скрывают своего нежного отношения к ленинской национальной политике: «Ленин, который терроризировал крестьян, который ненавидел интеллигенцию, который уничтожал священников, в национальном вопросе был абсолютно безупречен» (Николай Сванидзе). Не приходится удивляться, что именно эту абсолютную безупречность ельцинская команда сохранила и взяла на вооружение. Как уже говорилось выше, это проявляется в тысяче мелочей, пронизывающих нашу жизнь.
Я хорошо понимаю, что в нашей стране официально сохраняемый Ленин сделан символом не национальной политики (чем он действительно является), а социальной справедливости. Именно в этом качестве он может нравиться и тоскующим старикам, и молодым людям, никогда не нюхавшим СССР. Но стоит понимать, что это символ не просто беззубый — он парализующий. Человек, обращавшийся «к девяти десятым населения Великороссии» с тем, что они должны отказаться от своей «холопской гордости», не может быть действенным символом социальной справедливости. По сути своей деятельности он не был им никогда, а в последние десятилетия превращен в элемент пустой ностальгии и укорачивания истории, подспудной дерусификации и отказа от национальных прав.
