Справка МК
Виктор Аносов, позывной «Нос» – доброволец первой волны, бывший военный комендант Славянска, экс-начальник военной полиции ДНР, ныне руководитель крымского отделения «Союза добровольцев Донбасса». В 2022 году принимал участие в СВО. 24 мая 2022 года был тяжело ранен под Изюмом.
- Вы сами – крымчанин, то есть непосредственно перед событиями вы жили в Крыму?
- Я родился в Симферополе, вырос в Крыму. И продолжал там жить, за исключением периода срочной службы в армии.
- Как вы стали активным участником событий «Русской весны»?
- Мои родители и вся родня из России. Я вырос в Советском Союзе, где нас учили чтить память предков, память о Великой Отечественной войне, о революции. После армии я пошел служить в КГБ СССР. Когда Советский Союз развалился, я написал рапорт, уволился из госорганов и ушёл в строительный бизнес. Занимался строительством, как мой отец. Мама у меня педагог, отец – инженер-строитель. Организовал свой частный бизнес, зарабатывал. Но не терял связей с Россией. Меня не покидало чувство, что когда-нибудь Крым вернётся в Россию. Когда сильно чего-то желаешь, оно и происходит. Когда в Киеве произошёл госпереворот, мне стало понятно, что с Украиной нам не по пути. 23 февраля 2014 года пришел ко мне мой работник и говорит: «Там записываются в ополчение, пойдём?» - «Пойдём». При Советском Союзе я был членом обкома комсомола, и в КГБ был председателем комитета комсомола КГБ УССР по Крымской области. А когда Союз развалился, я полностью погрузился в бизнес. И кроме зарабатывания денег, никаких других целей у меня не было. Мы пошли записываться в ополчение. А в это время радикалы собрались на площади Ленина. Они требовали снести все памятники Ленину. И угрожали, что, если памятники не будут снесены, они сами их снесут и устроят нам Варфоломеевскую ночь. На 26 февраля у нас было намечено голосование Верховной рады Крыма по определению статуса полуострова. Но произошли столкновения на площади перед нынешним Госсоветом, а тогда - Верховной радой. Я тоже принимал непосредственное участие, стоял в первом ряду, попал под газовые баллончики радикалов. Тогда мы проиграли, а на следующий день, утром 27 февраля, уже появились «зелёные человечки». Сначала было непонятно, кто это такие, но потом стало ясно, что пришли наши. Мы организовали оцепление, чтобы случайно прохожие либо провокаторы не полезли к этим военным, чтобы не произошла какая-то случайная стрельба.
- А как получилось, что после ополчения Крыма вы оказались в ополчении Славянска?
- Я предложил создать роту специального назначения, часть людей из которой как раз и составила ту группу, которая заходила в Славянск. Нас вооружили, и мы выполняли определенные специальные задачи совместно с командованием - блокирование воинских частей, поиск и ловля диверсантов. Когда Крым воссоединился с РФ, у нас был организован такой подпольный закрытый штаб помощи Донбассу. Юго-Восток Украины уже восстал, поднялся. У нашего руководства было понимание, что ему надо помогать. Меня спросили, пойду ли я на Донбасс. Я ответил, что пойду и с собой возьму людей, которые были у меня в подразделении.
- Основной контингент этих спецподразделений составляли крымчане?
- Не только. У нас были люди и с материковой России, из центральной Украины, такая сборная солянка. Тот отряд, который сформировался для входа в Славянск, наполовину состоял из крымчан, наполовину из жителей Украины и материковой России.
- Кто-то приезжал к вам из Донецка, просил помощи?
- Встречи и переговоры велись в закрытом формате. Когда мы готовились туда заходить, мы не знали даже, куда пойдём. Потому что было несколько вариантов, несколько городов. И каждый по своему направлению вел переговоры с нашими людьми на той стороне. Выясняли, кто может нас поддержать, если мы туда зайдем, какие там есть пути отхода на всякий случай. Я вел переговоры с одесситами, с диггерами, а кто-то - с харьковчанами.
- Как происходило ваше выдвижение на Донбасс?
- Когда наступило время «Ч», мы выехали в ночь с 7-го на 8 апреля. Переправились на пароме через Керченский пролив. Приехали под Ростов, на какую-то неработающую базу отдыха на левом берегу Дона. База была еще советской постройки и явно не эксплуатировалась. Там нас разместили, накормили. В помещениях даже не было кроватей, чисто и аккуратно все было, но пусто. Нам выдали матрасы, на них мы и ночевали. Там записали все наши данные, собрали наши автобиографии. Мы свои размеры указали. Потом нам привезли форму, новую абсолютно одежду очень хорошего качества. У меня до сих пор она сохранилась. Я даже на работу в ней хожу, расцветка «берёзка». И берцы тоже оказались такие удобные, хорошие, когда мы совершали марш-бросок, никто даже мозоли не натёр, хотя обувь была новая.
И вот первая попытка захода. Ночью нас вывезли к границе. Мы под дождём получали то снаряжение и вооружение, которое захватили ещё в Крыму в воинской части. Нам подвезли автоматы, боеприпасы, пистолеты, гранаты. Начали уже заходить, но потом, видимо, прошла какая-то информация, что противник о нас знает и готовится. Чтобы не рисковать, отменили этот заход. На следующую ночь мы уже пошли по другому маршруту. У нас были проводники. Насколько я понял, это были какие-то контрабандисты, которые знали проходы через границу. Они нас заводили. Мы совершили примерно 18-километровый марш-бросок. У нас была передовая группа, в которой состоял Моторола, царство ему небесное. Моя группа состояла из здоровых, крепких парней, поэтому мы были, как носильщики: каждый из нас нес на себе килограммов по 50 боеприпасов. Переход, конечно, был тяжёлый. Шли ночью, кто-то падал, кто-то уже идти не мог, пытался сбросить груз. Мы его поднимали и тащили. Дошли мы в итоге до дороги, там в кустах расположились. Сказали ждать. Через некоторое время рядом остановилась фура «Новой почты». С водителем заранее договорились, обманули его. Местные, которые нас встречали и сопровождали, предложили ему подзаработать. Сказали, что надо 5 тонн яблок перевезти. Водитель подхалтурить согласился. Но когда он увидел, как из кустов в балаклавах выходит толпа непонятных военных в форме, с рюкзаками, с автоматами, ему стало явно не по себе. Но его успокоили: всё нормально, не бойся. 50 человек залезли в эту фуру. Еще были две легковые машины сопровождения, которые поехали впереди. По пути у нас было несколько блокпостов, которые надо было как-то проехать. Эта фура могла бы стать нашей братской могилой, если бы противник узнал, что в ней едет разведывательно-диверсионная группа. Один из милицейских постов был усилен какими-то непонятными военными. Они останавливали все машины подряд. Одна из наших легковых машин проехала немного вперёд и остановилась. Из нее вышел наш местный товарищ, который начал отвлекать людей на посту, рассказывая им, что они везут пьяного босса к девочкам и заблудились. Просил показать дорогу, всякую ерунду им чесал, чтобы в этот момент проехала фура. Когда фура проехала, он с ними попрощался и сел в машину.
- Вы уже знали, что едете в Славянск?
- У нас было несколько вариантов маршрута. В том числе и город Шахтерск, и Дебальцево. Но по мере нашего продвижения поступала информация о том, что у СБУ появлялись данные о нашем возможном конечном пункте назначения. Кто-то им сливал информацию. Думаю, это было связано с тем, что переговоры у нас велись в том числе и с бандитами, а бандиты за бабки и мать родную готовы продать. Но и с такими порой в силу обстоятельств приходилось работать. Но в первую очередь города оценивались по уровню подъема народного движения. Так что эти два города отпали, и мы заехали в Славянск.
- Получается, что выбор пал на Славянск во многом случайно?
- Решение заехать именно в Славянск было принято в последний момент. Об этом уже потом мне рассказывали те, кто ехал в машине сопровождения. В Славянск мы приехали рано утром. Я до того даже не знал, что есть такой город на Украине. Одна штурмовая группа сразу была направлена на здание СБУ, а другая - на здание Городского управления милиции. А как раз вокруг него уже баррикады строились, там очень активно жители нас поддержали. Я тогда остался на охране базы ещё с несколькими нашими людьми. В какой-то клуб мы заехали, где тоже местные уже были, некоторые с оружием. В основном с охотничьим, но кто-то уже и автомат где-то добыл. Там мы и устроили свою базу. Захватив эти силовые ведомства, мы захватили оружейку МВД и вооружили часть примкнувших к нам добровольцев из местного населения. А сбушники как будто что-то знали. Они свою оружейку заранее вывезли, она пустая была. Хотя они оказывали сопротивление, пришлось дымовую гранату и светошумовую туда кидать, чтобы они открыли решётки и можно было зайти в помещение.
- То есть это реальный штурм был?
- Да. По МВД тоже есть старые записи, на которых видно, как на окне срывали решётку и заходили, в воздух стреляли. А на следующий день наша группа поехала в город Краматорск. Там тоже без стрельбы не обошлось. Но никто убит или ранен не был. В Краматорске взяли управление МВД. Аэропорт захватить нам не удалось, там сильное было охранение, там была и бронетехника, БТРы у них были. Еще какое-то вооружение было тяжёлое, крупнокалиберные пулемёты. А у нас на тот момент были только автоматы. Была даже попытка со стороны гражданского населения занять аэропорт, но их расстреляли военные. Народ разбежался, а потом трупы, которые там остались, ВСУ куда-то вывезли и утилизировали. Уже начали подтягиваться к нам гражданские, сначала из Славянска. В ближайших посёлках тоже ополчение формировалось.
- Куда делись сотрудники, которые были в здании СБУ во время штурма?
- Их вывели и сказали: кто хочет, с нами оставайтесь, остальных отпускаем. Мы не арестовывали никого, на яму не сажали, в плен не брали. Поступали милосердно тогда ещё. Из СБУ никто не согласился, ушли, а из милиции многие перешли на нашу сторону, в том числе из офицерского состава. Много милиционеров из Славянска служили потом у меня в полку.
- Как отнеслось к вам местное население?
- Местное население активно нас поддерживало, с радостью нас встречало. В Краматорске 16 апреля в районе рынка местное население остановило одну из колонн 25-й аэромобильной бригады ВСУ. Они просто заблокировали ей движение. Там 6 единиц бронетехники было. Они заблудились и свернули в город, где местные их остановили. К нам пришла информация. Мы попрыгали в машины и поехали в Краматорск. Приезжаем к этому месту, а военные сидят на броне. Мы ведём с ними переговоры, убеждаем, что нужно сдаться и поехать с нами в Славянск. Пересадили бойцов в автобусы, на броню сели наши ополченцы, и вот так мы приехали в Славянск. Там нас местные встречали, очень много народа было. Всех военнослужащих 25-й бригады мы собрали в актовом зале, в администрации, и им было предложено: кто хочет – оставайтесь с нами, кто не хочет – уходите. Дали им по $100, которые были выделены из бюджета. Дали им гражданскую одежду и всё, до свидания. Осталось около 10 человек. Но остался командир. Заместитель командира роты, ещё на тот момент старший лейтенант, сейчас уже полковник 1-го армейского корпуса, он перешел на нашу сторону. Его позывной «Таран» (Ярослав Аника). Потом он был депутатом Народного совета ДНР, был начальником штаба 5-й бригады, сейчас в полку моём служит. Так у нас появилась первая бронетехника. Знаменитая наша «Нона» (САУ) тоже была в этом составе. Такая пушка, 120-й калибр. И снарядами, и минами кидалась, мы её на прицепе таскали по всему Славянску. По горе Карачун из нее били, где стояла артиллерия ВСУ, которая била по Славянску как попало.
- Проясните по поводу Карачуна, часто говорят, что это глупость была – не занять сразу господствующую высоту. Почему это не сделали?
- На Карачуне у нас была группа, на телевышке, там стоял командир ополчения с позывным «Ястреб». Но в группе было человек 10, это ни о чём. "Вэсэушники" на Карачун приезжали со стороны Краматорска, а со стороны Славянска это была крутая гора, и дороги такие крутые, по которым пока поднимешься, тебя уже увидят и могут ликвидировать. Вооружение и обеспечение у нас было очень слабое. Чтобы быстро людей с одной точки на другую перекинуть- всё упирается в транспорт и логистику. Поэтому украинские войска просто выбили наших оттуда и заняли эти позиции. Эти войска пришли с техникой, они туда поставили «Грады», артиллерию, пушки. Удерживать телецентр было бессмысленно, его защитники, по сути, стали бы смертниками и долго не продержались бы. Поэтому командование приняло решение оставить гору Карачун.
- В какой момент стало понятно, что идет уже настоящая война?
- Первый серьезный бой произошел 5 мая на Семёновском перекрёстке. Туда пришли украинские спецподразделения «Ягуар», «Сокол», ещё какие-то. Тогда первые потери у нас были, погибли наши крымчане. Атаку мы отбили. Потом противник особо больших атак на город не предпринимал. В основном это был артиллерийский обстрел, до стрелкового боя не доходило. Семёновский перекрёсток держался, из тех подразделений, что там были, сформировалась Первая Славянская бригада. Там стоял Моторола, там он спасал свою будущую жену Лену из подвала. Там дальше расположен посёлок Николаевка, где большая больница была, и в ней находились наши раненые. Потому что центральная больница в городе Славянске часто попадала под обстрел. И чтобы не рисковать, раненых отвозили в Николаевку.
Но так получилось, что я в бою на Семеновке не участвовал. Ко мне осознание происходящего пришло позже и связано с первым погибшим в Славянске ребенком, который умер у меня на руках. Помните, стоял старинный купеческий дом недалеко от славянской центральной городской больницы? Это был такой небольшой частный культурный центр. Там собирались люди, проводили какие-то мероприятия, встречи. Он был полукаменный, полудеревянный, в 3 этажа. Плюс рядом баня была, и он стоял в частном секторе, туда местные приходили, чтобы набрать воды и подзарядиться. 8 июня, объезжая днём блокпосты, я заехал в больницу проведать наших раненых. Начался артобстрел с горы, кто-то кричит: «Горит купеческий дом!». Я прыгаю в машину и туда еду. А там в цокольном этаже закрылись люди: они забежали туда, чтобы укрыться от обстрела. Два снаряда попало в верхнюю часть дома, он начал гореть, рядом машина горит, гаражи горят. Люди выйти не могут. Мы начали ломать двери. Я тогда ещё удивился: какое качество металлопластиковых дверей в этом доме! Пришлось из автомата по замку стрелять, никак не мог выбить эту дверь. Ну в итоге выбил, и оттуда мне передали девочку, она была вся в крови. Я вышел на улицу, кто-то кричит: вон доктор идёт. Я ему девочку передаю, говорю: беги в больницу. Но не донесли ее до больницы, девочка умерла. Шесть лет ей было (девочку звали Полина Сладкая. – М.П.). Это был первый погибший ребенок. Лично для меня именно в тот день началась война.
- Кого было больше в ополчении – местных или россиян?
- Из России приходили добровольцы, но по большей части в ополчении были местные, украинцы. В моем подразделении россиян было процентов 10, остальные все были местные. Население нас очень хорошо поддерживало, очень помогало. Не все брали в руки оружие, многие помогали гуманитарно. Женщины на позициях, на блокпостах готовили пищу, что-то стирали, зашивали, таскали, переносили, копали. Когда мы выходили из окружения, им тоже пришлось уйти, потому что они подверглись бы уничтожению со стороны ВСУ и нациков, которые после нас зашли в Славянск. Те, кто активно нам помогал, но остался, просто пропали потом. Но остались единицы. В центральной части города под конец вообще гражданских не было. В частном секторе ещё какое-то население оставалось, там хоть колодцы были, воды можно было набрать. Ведь ничего не работало, не было ни воды, ни света, ни канализации, пятиэтажки, девятиэтажки стояли пустые. Население, конечно, использовало любые возможности, чтобы выехать из Славянска.
- Какая обстановка складывалась в городе перед тем, как было принято решение его оставить?
- В конце июня противник начал нас поджимать, окружать. Несколько посёлков, сел мы сдали, отошли и уже концентрировались в Славянске. Он был под постоянным артиллерийским обстрелом, в городе уже не было ни воды, ни света, гражданских почти не было. Население, которое нас поддерживало, эвакуировалось, выехало, мы им коридоры делали, предупреждали украинскую сторону по рации, что едут гражданские, чтобы по ним не стреляли. Но были случаи, что стреляли они и по гражданским. Там раненые и убитые были. В последние дни у нас ничего не осталось. Продовольствие было на исходе, снарядов для «Ноны» не было. Два танка ещё у нас оставались. Мы же с помощью этих танков 26 июня очень большой украинский блок-пост разгромили в поселке Мирное, «Рыбхоз» он назывался. Там порядка 200 "вэсэушников" находилось. И вот мы этот блок-пост размотали, а дальше не продвинулись. Потом к нам в плен попал один снайпер, он рассказал, что через 400 метров от блок-поста стояла артиллерийская батарея, которая тоже бомбила по Славянску, а все всушники во время нашей атаки оттуда убежали. Но только они вернулись на эти позиции на третий день, потому что мы их сдали. Они начали через озеро из миномёта нас обстреливать, и закрепиться на позициях мы не смогли. Захватили оттуда тоже технику, боеприпасы, первый автоматический миномёт «василёк» у нас тогда появился, очень хорошее орудие. А вот про пушки мы не знали, поэтому дальше не пошли. А так бы захватили их или вывели из строя.
- Насколько соответствовали действительности жалобы Стрелкова на то, что не было снабжения, не было боеприпасов, оружия?
- Снарядов действительно не хватало. Но когда у нас была эвакуация, произошла интересная история. Я со своей колонной выходил из города одним из последних. Мы заехали на наш склад РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения). Когда я зашел туда, то увидел там большое количество ящиков с патронами и пулемёты ПК, а пулемётов нам не хватало. Я тогда из своей машины выкинул провиант, какие-то вещи ещё повыкидывал и положил в багажник штук 5 пулемётов. Мы подогнали машину, самосвал КАМАЗ, и полный кузов загрузили ящиками с патронами. Но КАМАЗ потом подорвался. Когда мы выходили из Славянска, у нас была организована отвлекающая атака на крупный блокпост по дороге на Краматорск. Мы же в Краматорск шли, нас там встречали. Мы там должны были воссоединиться с нашими подразделениями, а потом дальше двигаться уже в Донецк. А между Славянском и Краматорском украинские войска поставили усиленный большой блокпост. В ночь накануне нашего выхода наши танкисты поехали туда на двух танках и с ещё какой-то техникой. У одного танка был севастопольский экипаж, там двое выжили, я их потом в Севастополе видел. Но техника сгорела. Там огня много было, все полыхало – танки горели, блок-пост горел. На это отвлекли внимание ВСУ и дали возможность колоннам пройти с минимальными потерями. У меня в колонне 4 машины были повреждены осколками, но ни одного погибшего не было. А выдвигалось много колонн, они потом разными способами добирались до Донецка.
- То есть из Славянска выходила не одна колонна?
- Штук 5 колонн точно было, которые пытались с проводниками выходить по просёлочным дорогам, обходя этот блокпост, полями выходить в сторону Краматорска. Ехали в темноте, без фар, естественно. Быстро не разгонишься, потому что при езде по полям пыль поднимается страшная, а ты ещё в темноте едешь. Под утро мы доехали до Краматорска, хотя если ехать на машине из Славянска по трассе, там полчаса максимум. Когда мы уже были в Донецке, даже спустя несколько лет после событий, нам продолжала поступать информация, что в Славянске нас ждут. Конечно, об этом говорилось шёпотом только в разговорах с близкими людьми. У властей Украины к жителям Славянска было особое отношение, их считали предателями и сепаратистами. Люди туда вернулись, но не все. Многие не захотели, побоялись.
- На сегодняшний день из этого первого состава ополченцев, которые заходили в Славянск, сколько осталось в живых?
- Когда у нас еще до СВО проводили награждения за эту операцию, оставалось где-то 22 человека. Уже есть те, кто погиб на СВО. Украинские СМИ писали, что это был десант российского спецназа, что нас на парашютах сбросили, что такие суперкиборги прилетели. А там тех, кто раньше участвовал в каких-то боях, по пальцам можно было пересчитать. Кто-то в армии срочную служил, но давно, навыки только по памяти остались, потом вспоминались по ходу действия. Я сам в ОСНАЗе служил срочную службу, потом в КГБ, я охотник, умею обращаться с различными видами стрелкового оружия. Увлекался даже оружием. Подтянул людей, которые тоже умеют обращаться. Но ни одного суперспецназовца среди нас не было.
