Что можно сделать перед лицом такой ужасной трагедии? Ничего, так как жизни погибшим в авиакатастрофе под Смоленском не вернешь?
Нет, можно сделать одно — вести себя достойно. И это уже очень много.
И Россия это делает. Первые лица государства, Дмитрий Медведев и Владимир Путин, ведут себя безупречно. Президент в понедельник, который он объявил в России днем национального траура, приехал в наше посольство, вписал свои соболезнования в траурную книгу. Он собирается ехать в воскресенье на похороны в Польшу.
Премьер был в воскресенье в Смоленске. В искреннем человеческом порыве обнял нашего Дональда Туска. Дал гарантии, что расследование причин ужасной аварии в Смоленске будет честным и прозрачным, что во всех действиях на равных с русскими экспертами будут принимать участие и польские.
Так и есть. Москва не только предоставила родственникам, прибывшим на опознание жертв аварии, необходимое — бесплатную гостиницу, охрану, транспорт, но и окружила человеческой заботой, тактичным вниманием и сочувствием.
Для специалистов российского МЧС и Министерства здравоохранения у меня просто не хватает запаса лестных слов. Я, скептик, уже давно с несвойственным мне восторгом пишу о русских спасателях. Для меня они в своем деле — безусловные мировые лидеры!
Конечно, кто-то может сказать, что у властей нет выбора, чтобы поступать иначе. Ведь эта катастрофа очень опасна и для России. На территории вашей страны, к тому же в таком роковом месте, как Катынь, погибает вместе со своей супругой и командой президент соседней страны. Известный своим критическим отношением к России. Да еще тогда, когда едет на место захоронения тысяч поляков, убитых палачами Сталина 70 лет тому назад. Едет, чтобы публично потребовать от властей России полной правды об этом преступлении.
Путин и Медведев понимают, что теперь Российская Федерация стоит перед лицом настоящей катастрофы: если власти сделают лишь один неправильный шаг и появятся подозрения, что следствие “заматывают”, что-то скрывается, это бросит тень не только на отношения Москвы и Варшавы. В глазах всего мира Россия предстанет страной, у которой можно покупать газ и нефть, но не более. Ездить туда небезопасно, да и, пожалуй, не стоит.
Так, может, ваши лидеры ведут себя безупречно, потому что понимают, что другого выхода у них нет?!
Я лично так не думаю. Мне кажется, что кроме политического расчета у них есть еще искренние скорбь и сочувствие.
Но что же люди, простые россияне? Честно говоря, все эти дни я просто завален работой, но работать спокойно не могу. На мой электронный ящик, мой мобильник обрушился шквал мейлов и эсэмэсок с соболезнованиями, словами поддержки. Телефоны звонят непрерывно. Звонят не только друзья, коллеги, знакомые. Но также и люди, которым я когда-то, несколько лет назад, будучи в командировке за тысячи километров от Москвы, дал свою визитку. Я уже не помню, кто они. Думаю, что многие из них тоже не очень-то помнят, кто я такой — какой-то чудак со странным акцентом. Помнят лишь, что я поляк, а значит — часть той трагедии, которая произошла на их родной земле. Эти полузнакомые люди хотят сделать хоть что-нибудь. И делают все что надо.
А еще не могу не сказать о сотнях людей, которые несут цветы и свечи к польскому посольству в Москве и консульствам в других городах огромной России. Ведь, согласитесь, уж в этом точно нет никакого расчета. Только искренние, чистые человеческие чувства.
Польша это замечает. Некоторые из нас — с удивлением, так как никогда не думали, что русские как общество на такое способны. Спасибо вам, пшияцеле москале (друзья москали). Так когда-то обращался к вашим предкам наше “поэтическое все” Адам Мицкевич. Думаю, что у меня есть полное право сказать вам спасибо не только от моего имени, но и от имени миллионов поляков.
Во многих российских газетах читаю, что комментаторы замечают этот всплеск эмоций и гордятся тем, что гражданское общество России может в едином порыве повести себя благородно. Думаю, президент Речи Посполитой Лех Качиньский был бы рад, если бы узнал, что помог россиянам быть ТАКИМИ.
Есть у нас такая традиция, что ни в коем случае нельзя не исполнить последнего желания, которое умирающий выскажет на смертном одре. По роковому стечению обстоятельств смертным одром Леха Качиньского оказалась русская земля. А его последним желанием, с которым он летел в Россию, было наконец-то закрыть катынское дело. Чтобы оно больше — как хотел сказать наш президент в Смоленске — не было “кровоточащей раной” в отношениях Польши и России.
Что для этого надо? Не так уж много. Нужно сказать, что почти 22 тысячи поляков, убитых в 1940 году, пали жертвой политических репрессий. Сказать это легко и просто. Ведь никто из тех в России, кто знает историю, не думает по-другому.
Неправедно убитых нужно реабилитировать. А еще — рассекретить все материалы катынского дела, которые в 1990—2004 годах вела советская, а затем российская военная прокуратура.
Вот и все.
И хочу вас заверить, что рассказы о том, что после реабилитации жертв Катыни их семьи потребуют от России миллиардные компенсации, — это только лживые пугающие сказки.
Компенсации требуют от преступников и их сообщников. Россия является правопреемницей Советского Союза, но не преемником или сообщником тех преступников-людоедов, которые правили в СССР, причиняя столько боли прежде всего собственному народу.
Не признавая невинно убиенных жертвами, Россия искусственно берет на себя роль сообщника преступников.
А разве вам, друзья, это надо?
