— Александр Ильич, вы были одним из тех, кто непосредственно участвовал в реорганизации структуры власти в городе в 1990-х. Расскажите немного о тех временах.
— В мае 1990 года меня назначили заместителем председателя исполкома Моссовета — тогда так называлась исполнительная власть в городе. Это было переходное время: еще существовали горкомы партии, райкомы, райсоветы. 12 июня 1991 года вместе с выборами первого Президента России состоялись первые выборы мэра и вице-мэра Москвы, которыми стали Гавриил Попов и Юрий Лужков. Мэр подписал указ о реорганизации исполнительной власти — появилось правительство города, префектуры. А борьба за власть райсоветов длилась до 1993 года — в октябре их распустили, а в декабре избрали первый состав Мосгордумы. Тогдашняя система власти города во многом отличалась от нынешней. Я прекрасно помню, как Мосгорсуд отменял решения московского правительства или мэра Москвы. Как Конституционный суд отменял указы Президента РФ Бориса Ельцина. Как Попов или Лужков реагировали на критические публикации в прессе, требовали срочно принять меры. Пресса тогда играла совсем другую роль, а слова “заказуха” в русском языке еще не было. Но проблем было множество. Например, с продовольствием. Каждое утро следили, сколько вагонов с продовольствием прибывает в Москву, сколько разгружается, сколько на подступах — ежедневно для обеспечения жителей требовалось не меньше тысячи вагонов. Были водочные, табачные, хлебные кризисы — эти товары из торговой сети пропадали, что порождало ажиотажный спрос. Тем не менее потихоньку все нормализовалось.
— Вы стали первым префектом самого главного, Центрального округа столицы. Какие проблемы тогда стояли перед ним особенно остро?
— В округ вошли территории бывших 13 районов Москвы, и предстояло объединить их усилия на общее дело. До тех пор, к примеру, не было и не могло быть единой программы реконструкции центра: необходимо было получать согласования из 13 районов. А эта задача была первостепенной — в центре полуразрушенными стояли целые кварталы. Когда-то их начали ремонтировать, потом деньги закончились, и работу бросили. Например, вдоль Сретенки было много домов с выбитыми окнами, выкорчеванными дверями... Программу мы начали новыми методами, которые позволили нам новые экономические условия: архитекторы перестали быть госслужащими, строительство — государственной деятельностью, а финансирование — только бюджетным. Но постепенно все менялось: исполнительная власть консолидировалась, централизация увеличивалась, бюрократия набирала силу...
— Вам приходилось встречаться с Борисом Ельциным?
— Приходилось. Первый раз мы встретились в 1988 году, когда коллектив нашего института выдвинул его кандидатом в народные депутаты. Я приехал в Госстрой — к тому времени Бориса Николаевича уже вывели из состава Политбюро и отстранили от должности первого секретаря Московского горкома. Он был зампредом Госстроя. Еще в то время, когда он был 1-м секретарем, я понимал, что он “свежий” человек — его речи вся Москва читала, затаив дыхание. Он нес новое слово, в котором не было расхожих штампов. На той должности он был всего два года, но рассказывал мне, что за это время объездил более трехсот предприятий и организаций. И потом, во время предвыборной кампании, когда предстояло ехать на тот или иной завод, он часто показывал туда дорогу — и это человек, пришедший на работу в Москву за три года до этого! Я помню отчаянную борьбу, которую вел против него горком, и помню восторг людей, которые слушали его речи. На выборах он одержал сокрушительную победу — за него проголосовало 6 миллионов, или около 90% избирателей-москвичей. Это была надежда на перемены, на новую жизнь, все понимали, что старая система себя исчерпала. И Ельцин олицетворял собой эту надежду.
— Как вам работалось префектом в эпоху демократических преобразований?
— Приходилось создавать новую систему управления. Я очень часто встречался с жителями, с интеллигенцией. В то время префекты округов и главы районов имели значительно больше полномочий, чем сейчас. Процесс централизации власти привел к тому, что функции, которыми обладали префекты, начали стягиваться на Тверскую, 13. Например, раньше у префектов был свой фонд финансовых ресурсов, который мы могли тратить на ремонт школ или на ремонт жилья. Я лично принимал сотни решений о переоборудовании чердачных помещений в жилые. До сих пор встречаюсь с людьми, которые живут в комфортных квартирах, в которые переделали бывшие чердаки, и они благодарят меня. Потом подобные полномочия были переданы на городской уровень, и эта практика полностью прекратилась.
— Какие проблемы центра города вам сегодня видятся особенно актуальными?
— В первую очередь транспортная. В центре сейчас множество офисов и торговых помещений. В 90-е годы за покупками все ехали в центр, потому что на окраинах магазинов было немного и 40% торговли было сосредоточено в ЦАО. Думаю, этот процент остается таким же и сегодня — хотя в спальных районах построили крупные торговые моллы, но и в центре торговые площади расширились. И жить в ЦАО становится неудобным.
— Так, может, центр Москвы не должен быть жилым — такую идею уже многие годы обсуждают на различных уровнях?
— Не хотелось бы превращать центр в территорию, лишенную жителей. Здесь исторически живет много москвичей, и надо спросить их, готовы ли они поменять это место. Мне кажется, что в центре города сохранился московский дух. И надо принимать меры, чтобы жить здесь было удобно.
— Тем не менее исторический центр Москвы сильно пострадал — огромное количество зданий-памятников было снесено в последние годы...
— Правильную фразу сказал ушедший от нас директор Института искусствознания Алексей Комич: во всей России памятники погибают из-за того, что нет денег, а в Москве — из-за того, что денег много. Под напором инвестиций не смогли устоять многие архитектурные памятники — оказалось уж очень выгодно создавать офисные центры и элитное жилье на их месте.
— Вам не кажется, что централизация власти сейчас продолжается — только теперь уже не со стороны Москвы, а со стороны Федерации?
— Вопрос взаимодействия между столицей и Федерацией остро стоит во всем мире. И многие страны ставят цель ограничить влияние столицы. Методы существуют разные. Где-то столицу перемещают в отдельный город — например, Вашингтон. А во многих городах, например в Лондоне, мэр столицы практически не имеет полномочий. В Париже влияние мэра не распространяется дальше “больших бульваров”. И в целом это правильно. В России с ее склонностью к суперцентрализации роль столицы всегда была гипертрофированной, и кризис в ней всегда сказывался на всей стране. Вспомните Петроград 1917 года. Так что желание федеральных властей ограничить влияние и полномочия столицы совершенно естественно. Но делать это надо цивилизованно. Например, сокращать политические полномочия, но при этом не ущемлять интересы жителей города.
— На посту уполномоченного по правам человека вы “схватили” горячую тему и теперь не упускаете ее из рук — липовые ТСЖ. Что удалось выяснить и сделать в этой области?
— На мой взгляд, ТСЖ — единственная законодательно проработанная система, позволяющая людям включиться в управление своим жильем. Около тысячи законодательных актов регулируют сегодня их работу. В Москве с 1992 года по 2007-й создано около 2,5 тысячи ТСЖ, плюс с 60-х годов действовали еще около 2 тысяч ЖСК. Некоторые работали успешно, хотя городские власти не слишком им помогали, а часто строили препоны подобной “жилищной самодеятельности”. Известны случаи, когда власти продавали нежилые помещения в домах, даже если те входили в общую долевую собственность и в них находилось оборудование, без которого дом не может существовать. Если власти действительно заинтересованы в жилищном самоуправлении, они должны ему помогать. Но происходит другое. За последние 3 года в Москве создано 8 тысяч ТСЖ! И многие — мошенническими методами: без собрания жителей, с поддельными подписями в поддельных протоколах. До сих пор многие москвичи не в курсе, что в их доме создано ТСЖ. А мошенники уже зарабатывают на них деньги. Липовое товарищество заключает договор с управляющей компанией (УК), и дом переходит в управление частной компании. Рекорд по городу — один начальник ГУИСа избран председателем 104 ТСЖ. УК, к которым дома переходят десятками и сотнями, получают миллионы рублей бюджетных субсидий на управление домом. В некоторых районах деятельность государственных ДЕЗов полностью прекращена — в их управлении не осталось ни одного дома. Я вижу здесь огромную опасность — мы помним обманутых дольщиков, обманутых вкладчиков... А над УК нет никакого контролера! И если, поуправляв пару лет, они исчезнут с деньгами жителей — ищи их потом, свищи. Я считаю, что ДЕЗы в районах должны сохраниться и иметь не менее 20—30% домов в своем управлении — чтобы в критических случаях им можно было перебросить брошенные дома. Схожая ситуация была в Московской области во время энергетического коллапса: выяснилось, что сотни частных энергетических компаний эксплуатировали распределительные ЛЭП, и над ними не было никакого контроля. Что они делали, занимались ли ремонтом, куда тратили инвестиционные составляющие тарифов — никто не следил. И теперь, когда гром уже грянул, заговорили о необходимости усиления роли государства. Не хотелось бы доводить до такого ситуацию с ТСЖ в Москве.
— Как действовать людям, которые уже стали жертвами таких мошенников?
— Теоретически по таким фактам надо возбуждать уголовные дела, но, насколько мне известно, такое дело возбуждено лишь одно. Наши “правоведы” спорят, является ли протокол собрания жильцов официальным документом, — а если не является, то, получается, его можно спокойно подделывать.
— А что вы, как уполномоченный, советуете людям?
— Я подсказываю им, как обращаться в суд, — принято уже более 400 судебных решений о признании недействительными протоколов собрания жильцов о создании ТСЖ. И жители этих 400 домов смогли добиться справедливости, хотя это было непросто: требовалось чуть ли не в полном составе дома ходить на судебные заседания, доказывать, что люди не ставили свои подписи. Было бы проще, если бы участковый опрашивал всех жильцов дома — тогда доказать подделку протокола элементарно. Но правоохранительные органы не хотят этим заниматься, ссылаясь на занятость и нехватку сотрудников. И вот мы переписываемся с прокуратурой, ГУВД, органами власти. Пока не особенно успешно — я не вижу желания власти и правоохранительных органов навести порядок в этом вопросе.
— Какие права москвичей попирают чаще всего?
— Больше всего обращений по жилищным вопросам. У нас за 20 лет не появилось нормальной системы предоставления жилья — через доступную ипотеку или по доступным для горожан ценам. Осталась только распределительная система с очередями, льготами, комиссиями. Поток жалоб на этот скрипучий механизм не иссякает. Очень много жалоб по поводу нарушения прав детей. В разы увеличилось количество жалоб на судебные решения: с кем жить ребенку после развода родителей. Даже если решение вступило в силу, приставы часто не могут его исполнить — нельзя же забрать 8-летнего ребенка от отца, если он говорит, что хочет жить с ним, а по решению суда должен с матерью. В прошлом году Конституционный суд наконец признал не соответствующей Конституции положения части 4 292-й статьи Гражданского кодекса. По этой статье, которая ставила право собственности превыше всего, из квартир выселено множество детей. Мосгорсуд принял по ней несколько сотен решений, и некоторые из них были вполне обоснованными. Теперь мы изучаем ситуацию — где действительно нарушались права детей. Много жалоб поступает на систему правоохранительных органов. Иногда мы выступаем на процессах, и судьи принимают решения, учитывая наши заключения.
— Когда ждать первого доклада уполномоченного о ситуации с правами москвичей?
— В апреле. Мы уже готовим доклад, и вы о нем узнаете.
Коллектив “МК” от всей души поздравляет Александра Ильича с юбилеем и желает ему здоровья и дальнейших успехов в его деле служения москвичам!
