НА ПОМОЙКЕ
Возле мусорных контейнеров, в стопке вынесенных кем-то на помойку книг, я увидел томик Роже Гароди «Реализм без берегов». Сколько полемических копий было сломано в дискуссиях об этом теоретическом трактате, провозгласившем: нет иных форм искусства, кроме реалистических, даже если они не соответствуют привычным канонам эстетики и представлениям о жизни, все равно в основе своей это — сугубый реализм, посконный реализм; просто имеется грубое и убогое копирование действительности, примитивное подражание ей и изыски, так и эдак преломляющие восприятие окружающего мира, за которыми в фундаменте опять-таки — материальная реалистическая подоснова. Куда от нее деться? О чем сочинять, что преображать, если находишься в пустоте и нет тверди, на которую опереться?
Читая этот запрещенный у нас в то время труд Гароди, я воображал реку или море (название исследования «Реализм без берегов» к тому подталкивало), причудливо преломляющиеся в толще воды лучики солнца, камешки и впадины на дне — то бишь слегка смещенное (творческое?) видение объективной картины, иной угол зрения, чем у взгляда на высохшее дно, но понимал: само это дно остается неизменным (подвижным, конечно, зависящим от воли волн, но никуда не исчезающим). В этом и заключена суть разницы восприятия мира. В этой игре воды и преломлении в ней солнечных лучей.
Сколько воспоминаний и ассоциаций породила ставшая кому-то ненужной выкинутая из дома книга!
СУЕВЕРИЕ ВО БЛАГО
Знатокам литературы и отечественной истории известно: Пушкин, выезжая из своего имения в Петербург, поворотил назад, когда дорогу экипажу перебежал заяц. Или даже два зайца. Реальность и буквальная точность данного факта значения не имеют. Речь о другом. О том, что в недавних школьных учебниках и исследованиях литературоведов говорилось: экая жалость, если бы Пушкин поехал в Петербург, то наверняка примкнул бы к свободолюбивым декабристам и вышел бы на Сенатскую площадь! Его личное свободолюбие тоже полностью реализовалось бы. Правда, толковали об этом как-то стыдливо: все-таки нехорошо, что прогрессивный поэт был подвержен влиянию предрассудков. Верил в приметы... Теперь литературоведы с гордостью и благодарностью тому зайцу говорят: какое счастье, что суеверному поэту повстречался заяц! Благодаря этому зайцу Александр Сергеевич не попал на Сенатскую площадь, не участвовал в позорной заварухе декабристов и его жизнь была сохранена для отечественной словесности.
Столь резкое изменение взглядов свидетельствует: политическая составляющая в оценке минувшей российской жизни резко ослабла. На первое место выдвигаем вечное и незыблемое, а не преходящее, изменчивое, конъюнктурное. Подчеркиваю: речь я веду о зайце, исключительно о нем, только его я выделяю как главное действующее лицо этой забавной истории.
ОРИГИНАЛЬНОСТЬ
Писатель должен придумать что-то оригинальное, захватывающее, чтобы его читали. Самое простое — сочинить детектив. Тайна, убийство и раскрытие преступления всегда притягивают. Но и без криминала хватает способов поразить воображение простачка: залудить неправдоподобную историю о космических пришельцах (и это после Уэллса и Бредбери), сочинить мистическую сказку (и это после Андерсена и Уайльда) или состряпать вроде бы правдоподобную душещипательную сагу, например, о том, как угодившая в авиакатастрофу дама выжила, но обгорела, а муж реально погибшей в том самолете женщины принял ее за свою жену (будто не изучил подробностей тела своей жены за многие годы совместной жизни, будто не тискал ее в постели и теперь обознался и обманулся, познавая пусть обгоревшее, но все же привычное родное тело на ощупь... А голос? А цвет глаз? А длина рук у погибшей и у выжившей?). Чушь? А вот и нет! Подобные книги расходятся миллионными тиражами.
СУМАСШЕДШИХ ВСЕ БОЛЬШЕ
Иллюзия, что Пушкина — при его мнимой простоте и ясности изложения — могут воспринять многие. На самом деле его читают и понимают единицы. А уж о Пастернаке, который хотел «впасть в немыслимую простоту», и говорить нечего. Чем страннее, своеобразнее, необычнее мыслит, видит и отражает реалии жизни литератор, тем, соответственно, меньше аудитория его почитателей. Чем оригинальнее художник, тем тяжелее ему найти единомышленников. Странному таланту нужны столь же странные истолкователи.
Но, может, так было лишь в минувшие эпохи, а сегодня ситуация иная? Все знают: нынче налицо неуклонно увеличивающееся количество людей неадекватных, с нарушенной психикой и делирикой (слово произведенное мной от «делириума»). Следовательно, они будут искать адекватное своему умственному состоянию произведение искусства? Поэтому и оригиналов в искусстве становится все больше, пруд пруди? Ни слова в простоте, все выкрутасы и экивоки. А тех, кто творит понятно, прямолинейно, доступно — кот наплакал? И потому их произведения пользуются все меньшим успехом? Огромные аудитории поклонников сегодня как раз у ненормальных? А у нормальных — крошечные.
«ЛИШНИЕ ГЕРОИ»
Я с младых ногтей усвоил, что писатель убивает героя, если не знает, что с ним делать и как дальше использовать его в сюжете. Но я понял, что мои воззрения устарели. Милан Кундера очень просто избавляется от своих героев, когда они перестают быть ему нужны. Стивен Кинг в романе «Томиноккеры» закручивает интригу чрезвычайно остро, а затем избавляется от главных персонажей без всякого сожаления. Последний из них, который вызывает читательскую симпатию и любовь, согласно моей устаревшей логике, должен был преодолеть все выпавшие ему по воле писателя препятствия и выжить. Какое там! Кингу важна не личность этого персонажа, а функция, которую тот выполнял в произведении. Выполнил? Тогда прочь со сцены! В финале он легко убивает и этого своего супергероя.
ЖУРНАЛИСТИКА
Трагедия, несчастье — ежедневный хлеб журналиста.
ЛОГИКА-1
Если раньше издание и рецензирование книг было делом государственным, теперь это дело по преимуществу частное. Издается много книг за счет авторов. Значит, нет ничего удивительного в том, что не только книги издаются за деньги авторов, но и рецензии на эти книги пишутся тоже за счет этих же самых авторов. Какую сумму заплатил — на такую и оценили.
ЛОГИКА-2
Мы строим капитализм с социалистическим лицом. Как это отражается в искусстве? Был социалистический реализм, теперь — реализм капиталистический?
НИЧЕГО НОВОГО
Драматургическое произведение (да и любое другое, наверно, тоже) похоже на половой акт: сперва игры, разогревающие интерес и воображение, потом начинается собственно действие, которое естественным образом достигает кульминации, ну а развязка вытекает из этой кульминации сама. Человечество ничего нового (в творческом аспекте) не придумало, искусство копирует естественную жизнь.
ЛОЖНАЯ БЕРЕМЕННОСТЬ
Бывает состояние созидательное, творческое, провидческое, а бывает исполнительское, воплотительское, слепо и тупо механическое.
Бывает ложная беременность, и бывает ложное вдохновение, когда пишешь, а потом, спустя некоторое время, перечитываешь написанное и диву даешься: что восхищало во время работы? Совсем, совсем не в ту степь. И плоско, и шаблонно, и неинтересно. Самое удивительное: эйфорию при этом ложном вдохновении испытываешь точно такую, как при настоящем, подлинном.
КАКУЮ КНИГУ НАПИСАТЬ?
Вообразите: закончится наша цивилизация, пройдут сотни, тысячи, миллионы лет, новые люди из новой реальности вдруг наткнутся на вашу чудом сохранившуюся книгу... Из нее узнают, как жили мы, какие мы были. Она станет для них египетской глиняной табличкой, берестяной грамотой новгородцев, помогшими нам представить прошлую жизнь.
Вы можете создать такую книгу?
ОДА ДНЕВНИКУ
Детективы уже нельзя сочинять всерьез — столько раз было, повторялось расследование убийств (со всеми привходящими и вытекающими обстоятельствами и подробностями последующего распутывания), столько было знаменитых сыщиков — начиная с Холмса и Пуаро, столько рассмотрено вариантов литературных хитроумных заморочек... Возможны только пародии, передразнивания, передергивания известной, затертой до дыр криминальной ситуации. Что мы и наблюдаем: сотни пересмеивающих, передразнивающих друг дружку так называемых иронических поделок в этом жанре.
Сколько было любовных историй — трагических и комедийных, ромео, джульетт, дафнисов, хлой... Прилично ли разумному человеку всерьез говорить о чувствах своих героев?
О чем же позволительно и извинительно повествовать — без пафоса и пересмеивания? Что и о чем можно написать — всерьез и будто ничего подобного до тебя не писали?
Только дневник — хотя их тоже была уйма — завиральных, надменных, веселых и печальных. Но все, что в них говорилось, было о других. О тех, кто их создавал. Об их времени и их современниках. А ты рассказываешь — о себе. О том, что ты, а не другие, в себе и других открыл. Такого до тебя не было! Ведь ты живешь в первый раз. И только с тобой и именно с тобой происходит то, что ни с кем другим не происходило. Максимально искренне (и лучше бы — непафосно!) ты можешь повествовать и свидетельствовать только о себе.
НОВАЯ ЦЕНЗУРА
Прежде цензура свирепствовала — потому что печатное слово имело огромную силу. Отменив цензуру, надо было изобрести что-то адекватное ей взамен. Придумали: ее вполне заменила неграмотность населения и дороговизна книг. Людей отучили читать. Поэтому писать можно что угодно. Мало кто ознакомится. Еще меньшее число — оценит качество текста, виртуозное владение фразой и словом не влияет на рейтинг нынешнего писателя.
СОВЕТ БУДУЩИМ МЕМУАРИСТАМ
Сперва надо написать мемуары, а потом подгонять под них и по их мерке и лекалу свою жизнь.
ЧТО ДАЛЬШЕ?
У каждого возраста и периода жизни — свои любимые книги. В ранние годы меня занимала античная литература — с ее простецким отношением к богам. Затем я переместился в мир Возрождения и Средневековья — с их мистикой и откровенным культом плотских утех. В зрелые годы стали интересны выверты модернистов. Остальное, прямолинейное — приелось. На протяжении всей жизни я постоянно вчитывался в Библию.
И вот теперь меня ничем не удивишь, ничем не захватишь. Я — в себе самом — при помощи книг — прошел, прожил весь проделанный человечеством путь.
Что дальше?
РАЗЖИРЕВШАЯ МЫСЛЬ
Если долго не упражняться в творческой самореализации, мозг зарастает мхом, проходы в мозговых извилинах сужаются — и мысль, разжиревшая, сделавшаяся неповоротливой, как яблочный червь, с трудом пролезает в эти ставшие для нее невообразимо трудными повороты.
ЮМОР
Обо всем, кроме трагедии, нужно писать с юмором. А о трагедии — тем более.
