Случай Тэтчер как упущенный шанс России
После того как скончалась Маргарет Тэтчер, по Англии прокатилась волна не только горестных причитаний, но и локальных торжеств. Люди устраивали праздники в связи со смертью бывшей премьерши. Радоваться смерти? В этом есть что-то противоестественное… ужасное... Смерть, казалось бы, должна примирять и умиротворять, приносить прощение, а не разжигать вражду и гнев, не расшевеливать старые обиды.
Из древности докатилось до наших времен: о мертвых — либо ничего, либо хорошо. Ибо мертвые не могут за себя постоять, ответить, объяснить мотивы своих проступков, не способны извиниться, оправдаться и покаяться (хотя, может, и не собирались этого делать, считая себя до конца правыми). Существует, однако, и другая точка зрения: «О мертвых — либо ничего, либо правду». Эта, вторая, более жесткая заповедь в случае с Тэтчер как нельзя более уместна.
Экономика Англии к началу ее премьерства находилась в развале. Предыдущие главы правительства ничего изменить не могли. Для Британии ситуация могла закончиться коллапсом. «Железная леди» (такие прозвища даром не дают) по-мужски взяла быка за рога: закрыла нерентабельные угольные шахты, срезала расходы на дотационное детское питание («какая мелочная жестокость»!), повела борьбу с ирландскими религиозными догматиками-сепаратистами. (Неподъемный груз даже для руководителя-мужчины!) Вынудила людей трудиться в поте лица, а не халявствовать. (Разве такое можно забыть и простить?)
Бескомпромиссная линия обернулась, однако, резким оздоровлением экономики и сокращением безработицы. Сегодняшняя более-менее благополучная Британия — вот наследство, оставленное Тэтчер в том числе и тем, кто не принял душой и разумом ее суровых мер. Народ (который никогда, нигде, никому и ни за что не бывает благодарен и которому синица в небе или корка хлеба в руке важнее будущего благоденствия потомков) не любит да и не мастак заглядывать далеко вперед. В связи с чем провидцу трудно столковаться с современниками.
И все же — нельзя ли было сделать так, чтобы реформы не ударили по слабым и неимущим, чтобы жалость была явлена именно к ним, а не к тем, кто в силу ряда причин оказался сильнее и предприимчивее и смог выплыть из кризиса, сделаться победителем? В чем, собственно, заключается и проявляется гуманизм — в том, что умные и добрые держат (за свой счет) на плаву безвольных и беззащитных, не способных за себя постоять? Или в том, что более умелые побуждают, заставляют слабых барахтаться, плыть и использовать все жизненные силы и ресурсы для поиска лучшей доли?
Не может не изумлять (даже в период теперешнего мирового кризиса) неувядаемость иждивенческой претензии человечества: если я рожден на свет, будьте любезны обеспечить меня жильем, работой, охраной моего здоровья… С чего такое самомнение? Вообразите медведя, сидящего под елкой и ждущего, что ему принесут мед и выкопают для него берлогу, или зайца, требующего моральную и финансовую компенсацию за то, что его преследуют хищники…
Слишком мощное влияние оказали на людской род философы, умозрительно строившие всевозможные Города Солнца, в коих каждый заботится о каждом самым маниловским образом. Мечтателям поверили. А они внушали, растолковывали массам суть учения о социальной справедливости, навеивали: вы — расчудесные, вам положены всевозможные блага, не допускайте, чтобы вас эксплуатировали, боритесь за права…
Подхваченные спекулянта ми популистские лозунги затем использовались, чтобы сбить несчастных с толку, пока пассивные ждали манну с небес, активные не плошали и добивались всевозможных благ, оттесняя нерасторопных.
Разумеется, существовали исключения: врачи от Бога лечили не за мзду, бессребреники-учителя просвещали не за плату. Но в общем и целом мотив рационализма правил бал всегда и во всех сферах. Сегодня мы и вовсе вплотную приблизились к, можно сказать, бесчеловечным реформам, когда во главе больниц встанут не доктора, а экономисты. Для чего? А чтобы необеспеченные слои вымерли, а работоспособные начали спасать себя и близких, платя, платя, платя… И опять раскошеливаясь.
Досадуя на суровые законы Спарты, повелевавшие убивать немощных и увечных, мы на практике, выходит, соглашаемся с тем, что общество должно состоять сплошь из суперменов?
И при этом прекрасно знаем: гениальные открытия, меняющие ход развития истории, далеко не всегда совершают сверхлюди, а куда чаще — физически ущербные инвалиды (таких в Спарте давно бы сбросили со скалы). Пользуемся плодами трудов этих «недочеловеков», читаем созданные ими книги и как о курьезе говорим о том, что Эйнштейн в детстве плохо учился, а Гоголь не умел свести знакомство ни с одной из женщин. Нормальный-то писатель уж перетрахал бы всех вокруг!
Тэтчер, закрывая нерентабельные шахты, не бросала шахтеров на произвол судьбы, а предлагала им переучиваться, направляла на компьютерные курсы. В те годы о повальной компьютеризации никто не помышлял, а «железная леди» уже выстраивала будущее тех, кто оказался не у дел в настоящем. Заставляла заново стартовать и верить в себя и в свои силы, помогала обрести второе дыхание.
Не аналогичную ли «прививку здоровья» пережили мы в перестроечные годы, когда практически все из нас потеряли свои рабочие места и вынуждены были, невзирая на возраст, начинать жизнь с красной строки?
Да только у нас о перспективном будущем в тот миг никто не думал, не заботился, и шоковые меры лишь разваливали и убивали реформы.
Вспомним, какой ценой далось России строительство Петербурга, какой кровью прорубил Петр Великий, не жалевший людских потерь, окно в Европу, какой жутью было окружено прокладывание железной дороги, по которой нынче мчат быстроходные «Сапсаны». Допустимо ли возрождение духа нации и ее веры в себя — подобными затратами? Молодые люди были посланы Тэтчер на заклание, чтобы отстоять Фолклендские острова. Речь шла не о цеплянии за имперские амбиции, а о принципах, типичных и характерных для Британии: нерушимости границ и сохранении суверенитета. То был, по сути, один из первых основополагающих ответов террористам, беззаконникам, проверявшим «старый мир» на прочность. Выведывающим: нельзя ли по-шакальи поживиться на дармовщинку? Никаких уступок им сделано не было. Закон незыблем.
По той же причине Тэтчер не пошла навстречу находившимся в тюрьме ирландским террористам, объявившим голодовку, в результате чего один из них скончался. Она осталась непреклонна, ибо хранила убеждение: нельзя попирать нормы мирного сосуществования, а коли преступил черту, за которой начинаются хаос и беспорядки, неси за это наказание и не требуй послаблений.
Ее корят и за то, что поддержала Пиночета. Но опять-таки — с ее точки зрения, он был политик, который должен удержать (пусть путем репрессий) распространение вредной коммунистической идеологии. Трудно сказать, что произошло бы с Чили, если бы у власти остались интеллигенты вроде Альенде и Корвалана, вероятно, кровопролития тоже не удалось бы избежать, но для Тэтчер страшнее пущенной крови была угроза торжества режима, в корне противостоящего ее взглядам: каждый должен добывать хлеб в поте лица, а не разлагаться в безделье.
Можно, конечно, сказать, что и Сталин, по которому после его кончины многие отказывались лить слезы, решал великие задачи, для чего жертвовал своим народом. Но случай Тэтчер принципиально другой. Она в принимаемых решениях не выходила за границы суровой нравственности и руководствовалась критерием справедливости — такой, какой она ее видела. Молодые шахтеры смогли найти себе новое применение, а не сели на шею обществу. Молодые солдаты сложили головы ради того, чтобы оглоедам неповадно было зариться на чужое.
Случай Деда Хасана
Упомянув Сталина и Петра I, мы подготовились к разговору о нас самих…
На поминки по застреленному криминальному авторитету Деду Хасану, где собрались видные представители преступного мира, явилась полиция, участников траурного мероприятия повязали. Силовые структуры замечательно сработали: взяли скопом воровской генералитет.
Логика ясна: нечего церемониться с бандюками, они же не считаются с законами, установленными государством, — воруют, убивают, грабят, действуют антиобщественно (почти как ирландские революционеры, только без религиозной и политической подоплеки). И все же: люди (чем бы они ни занимались) пришли помянуть товарища, были (в отличие от полиции) не при исполнении… Их не с поличным поймали, а, напротив, в тот миг, когда демонстрировали в высшей степени позитивные, положительные качества: сочувствие, сплоченность, печаль по усопшему. Благодаря внезапности маневра удалось избежать многих жертв, были сэкономлены госсредства, которые иначе бы утекли в куда больших размерах — приведись выслеживать каждого в отдельности…
И все же, как говорится, осадок остается.
Что есть нравственность? Борьба за торжество законов всеми возможными способами? Или соблюдение абстрактных, Христом завещанных заповедей о подставлении правой щеки после удара по левой?
Если попираем и нарушаем человеческие установки (пусть в ответ на злодейство, допущенное в прошлом), то и обиженные будут испытывать моральное право впредь действовать беззастенчиво и нагло. Цепочка взаимных обид не будет иметь конца.
Случай Михаила Бекетова
…Хоронили главного редактора газеты «Химкинская правда» Михаила Бекетова. Говорили на панихиде: «Речь идет о трагедии страны. Заключается она в том, что у власти стоят откровенные бандиты. Редко кто-то встает у них на дороге. Таким человеком был Бекетов. Он попытался противостоять системе, и она его убила».
(В то время как на панихиде по Тэтчер читали псалмы и стихи Вордсворта. Она так завещала.)
Михаил Бекетов погиб, защищая нравственный закон и, в частности, Химкинский лес. Не первый случай, когда защитники природы и здравомыслия подвергаются нападениям — и гибнут, как беззащитные перед топором и пилой деревья.
Удивительно и алогично: заботящихся о здоровом обществе, о том, чтобы жизнь продолжалась, чтобы не попирались основы, на которых зиждется справедливость, а в чащах сохранились зверюшки и птички, чтобы листочки выделяли кислород, чтобы длился, не пресекался род людской (а ему без чистого воздуха, и правды, и целебных растений, произрастающих в лесах, не выжить), этих заботящихся о здоровье общества бедолаг изводят — будто вредителей.
Впрочем, такая ситуация вечна: человечество во все времена уничтожало тех, кто желал ему добра, такова особенность этого биологического вида.
Но возникает вопрос: почему убийцы действуют столь нагло и безнаказанно? Не потому ли, что знают: у них есть высокие покровители, которые, даже в случае поимки преступника, сделают так, что его не накажут. На кону деньги, немалые деньги.
Почему покровители отмазывают исполнителей своих заказов? Потому что есть законы, которые так удобно составлены, что защищают преступников, а не праведников.
Кто принимает эти законы? Тут вопрос становится яснее. Кто подписывает эти законы, а перед тем нашептывает их проекты принимальщикам?
Приехали.
