Случилось то, что и должно было произойти. В Москве позже, чем в других субъектах Федерации, наконец полностью вступил в действие Закон «Об образовании» РФ, что вызвало «шок и трепет» у значительной части родителей, педагогов и руководителей школ. С нового учебного года учредитель перестал финансировать группы продленного дня, кружки и секции, отнесенные к дополнительному образованию. Возбужденная родительская общественность шлет проклятия на головы директоров школ, дисциплинированный директорский корпус глухо ропщет, обвиняя в создавшейся нервозной обстановке властную вертикаль. Между тем считать эту ситуацию неожиданной может только человек, не знакомый с Законом «Об образовании». Кто же у нас кроме законодателей серьезно относится к законам? Записано в Конституции РФ, что государство гарантирует гражданам бесплатность и доступность образования, — ну и ладно. Остальное — детали, в которые вникать недосуг. А зря.
В основополагающем документе, регулирующем сферу образования, черным по белому написано, что государство гарантирует бесплатность образования в рамках образовательных стандартов. Уход и присмотр за детьми в группах продленного дня, кружки и секции к этим стандартам не относятся. Финансирование дополнительного образования вообще отнесено к ответственности органов местного самоуправления. На деле это означает, что если в местном бюджете есть деньги — бесплатным кружкам и секциям быть. А на нет и суда нет.
Дополнительное образование — это отдельная печальная песня. Не так давно профильное министерство утвердило концепцию его развития. Грамотный, выверенный документ, где все расставлено по своим местам. Ведь даже для непрофессионала очевидна государственная значимость этой программы: бесплатные занятия спортом, в кружках и клубах по интересам — это реальный инструмент воспитания, с помощью которого осуществляется профилактика преступности, наркомании, делается первый шаг к овладению будущей профессией. Но, как замечал еще Л.Н.Толстой, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Создан замечательный документ, но цена ему грош, причем в буквальном смысле слова, поскольку в нем отсутствует главный раздел: ресурсное обеспечение. Остается неясным, кто и на какие средства будет его реализовывать.
Кроме того, для осуществления такого проекта нужны не просто квалифицированные кадры, но педагоги с харизмой, авторитетные в глазах подростков, способные выдержать конкуренцию с дискотеками, компьютерными играми и прочими соблазнами цивилизации. А педагогические вузы давно перестали готовить студентов по специальности «педагог дополнительного образования»! Да и кто сегодня туда пойдет, когда у людей, выбравших это поприще, зарплаты в разы ниже учителей-предметников, профессиональный стаж не засчитывается при начислении пенсии по выслуге лет. Когда мы, специалисты, обратили внимание законодателей на эту несправедливость, нам пообещали поднять вопрос о принятии Госдумой закона о дополнительном образовании. Его до сих пор поднимают, но он почему-то падает.
Не стану утомлять читателей другими подробностями, в которых, как известно, таится черт. Ведь всех в первую очередь интересует, в каких пределах будет реализовано конституционное право на бесплатное образование. Для меня ответ очевиден: в четких пределах, очерченных законом, и в жестких рамках выделенных средств. Можно сколь угодно возмущаться бездушием чиновников от образования, но чиновник обязан действовать строго по закону и распоряжаться только теми средствами, которые выделены. Так называемое нецелевое финансирование наказуемо, за него предусмотрена ответственность, вплоть до уголовной. Ну и кто при таких раскладах, при всей любви к детям, будет подставлять свою голову?
Москва — не самый бедный регион — до поры финансировала за счет бюджета группы продленного дня, кружки и секции, чем вызывала плохо скрываемую зависть остальных территорий, где таких возможностей уже давно нет. Похоже, резервы иссякли, и молот федерального закона обрушился на московские школы, которые оказались на раскаленной наковальне родительского недовольства. По столице поползли мрачные слухи о якобы запредельных суммах, которые теперь придется платить за уход и присмотр за ребенком в группах продленного дня. Официальные источники немедленно опровергли эти домыслы, заявив, что школам выделены все необходимые средства, которыми они вправе распоряжаться по своему усмотрению, а стоимость платных услуг школы обязаны согласовать со своим учредителем. Что соответствует истине.
Но истина одна, а правда у каждой школы своя. Отчего так?
Сегодня финансирование осуществляется исходя из фиксированной суммы на одного ребенка и умножается на количество детей в школе. Отсюда — школы с большим контингентом учащихся (образовательные комплексы), имеющие возможность маневра средствами, способны сохранить бесплатное пребывание детей из малообеспеченных семей в группах продленного дня. А у школ с небольшим контингентом учащихся такой возможности нет. Теперь становится понятна стратегия Департамента образования, форсировавшего в последние годы создание крупных образовательных холдингов, вызывавшая неоднозначную оценку в обществе и профессиональной среде.
Но и это не вся правда. В крупные учебные организации интегрированы структуры дополнительного образования: музыкальные школы, школы ремесел, театральные мастерские, туристические клубы и т.п. Разворачивают они свою работу после завершения уроков, во второй половине дня, а также в субботу и воскресенье. Работая темными зимними вечерами в холодное время года, они в разы повышают коммунальные расходы на свет, тепло и горячую воду, ложась тяжким бременем на школьный бюджет. Теперь эту деятельность необходимо минимизировать, по возможности переводя ее на платную основу. У школы — один карман. Сэкономив на занятиях по интересам, мы сможем обеспечить бесплатное пребывание социально незащищенных детей в «продленке». Но чем они там будут заниматься? Основное и дополнительное образование — сообщающиеся сосуды. Одно дело — обеспечивать уход и присмотр за детьми, говоря попросту, их «пасти», и совсем другое — организовать занятия по интересам, которые теперь неизбежно становятся платными.
Другая серьезная задача, которую приходится сегодня решать администрации школ и управляющим советам, — как отделить малообеспеченные семьи от тех, с кого предстоит взимать плату. Официально малообеспеченными признаются в Москве те семьи, чей доход на одного человека меньше 12 145 рублей. Но как, на основании каких документов это установить? На память приходит анекдот. В дорогом ресторане в компании обеспеченных людей тамада провозглашает тост: «Выпьем за Сергея! Мы его уважаем не за то, что у него прекрасный особняк. У нас у всех особняки. Не за то, что у него яхта. У нас у всех яхты. А за то, что он единственный из нас стоит на бирже труда как безработный!»
Социальная дифференциация сегодня огромная, но формальные критерии не отражают реальную картину, поскольку мать-одиночка может оказаться бывшей женой олигарха, а многодетная семья прекрасно существовать в коттедже. В советские годы учителя обязаны были обследовать жилищные условия своих учеников. Но даже тогда, в менее криминализированной обстановке, это было небезопасно. Моя жена, тогда молодая учительница, едва унесла ноги от пьяной компании, обследуя жилищные условия ребенка, проживающего в неблагополучной семье. На водку им хватало денег, а на питание ребенка — нет.
Словом, новый учебный год добавил проблем. Сделан еще один шаг на пути к платному образованию, причем — еще раз подчеркну — в полном соответствии с принятыми Госдумой законами. Читатель, не искушенный в законодательных тонкостях, вправе спросить: а куда же смотрели вы, профессионалы, когда шло обсуждение основополагающего документа?
Легко быть умным задним числом. Отстаивая с пеной у рта сущностные вопросы педагогической деятельности, мы доказывали, что на практике невозможно отделить обучение детей от присмотра за ними, выделить воспитание из целостного педагогического процесса. В самом деле, если воспитатель детского сада в течение 15 минут обучает детей счету в пределах десяти — это обучение. Но разве привитие гигиенических навыков в туалете таковым не является?
Нам отвечали, что мы слишком наивны и плохо разбираемся в тонкостях бюджетного финансирования. Мы действительно были наивны. Расчленяя единый педагогический процесс, рассовывая по разным статьям финансирования его неделимые части, законодатели обеспечивали возможность маневра в случае ухудшения финансового положения в стране. Теперь они как бы ни при чем, а между молотом и наковальней оказались исполнители всех уровней: от образовательных чиновников до директоров школ.
