Был нож, которым папу дочки в итоге безжалостно убили. Потому что хотели жить. Или-или.
Понятное дело, убивать нехорошо, но это смотря кого и при каких обстоятельствах.
И когда другого выхода нет, а это единственный способ вырваться на свободу — и еще осталось свое «я», слабое, уничтоженное, униженное, тело, которое не хочет, чтобы над ним надругались, душа...
Тогда, думаю, там, наверху, нарушение первой заповеди как-нибудь простят. А на людей плевать, ибо им было плевать тоже.
Пару месяцев назад я писала статью про семью одного психопата, который в свое время вывез 17-летнюю девочку на клятый и сырой остров посреди Онежского озера в Карелии (после отсидки за попытку убить первую жену, нанеся ей множество ножевых ранений, в живот и шею). Виновник отсидел, получил диагноз в психушке. Ему в ту пору было 32. Сейчас 57.
Вторую жену, юную, удалось быстро сломать. Она нарожала ему друг за другом семерых детей. Старела, теряла зубы, здоровье, силы. Ей теперь 42. Она выглядит ровесницей мужа.
Своих детей он убивал морально, но физически, слава богу, не трогал. Вроде как.
Они работали на хозяина острова, спали на полу, впроголодь, видели только проплывающие мимо корабли, отец обещал дочкам к их тридцати годам найти женихов, которые также переедут жить на остров. А пока они будут его, только его, и ничьи больше.
Когда дети вели себя как-то не так, делал зарубки над окном в избе — сколько зарубок, столько раз будет бить.
Испытывать сексуальное наслаждение можно ведь, не только насилуя. Он еще и часть детей назвал одинаково — мальчиков в честь себя, девочкам изменял всего одну букву от своего имени. Пока мать не взбунтовалась, прекратив это бесконечное самоклонирование.
В конце концов одна из дочек сбежала. Со временем она смогла спасти и вывезти с острова остальных. Не буду рассуждать о состоянии ее психики теперь (в отрочестве у нее была попытка самоубийства) и о том, как ей удается приспособиться к этому миру, может ли она дружить, доверять, строить отношения — все сложно.
После выхода статьи героев позвали на ток-шоу. Пригласили и папу. Для объективности.
Он сидел как насосавшийся крови жирный, сытый паук (не уверена, что пауки сосут человеческую кровь, но впечатление было именно таким), у него было две руки и две ноги, но казалось — множество длинных волосатых щупальцев, которые он протягивал к своим жертвам и наслаждался их ужасом.
Это был очень смелый поступок девчонок на самом деле — решиться на публичные съемки. Я их не только не уговаривала туда идти, но была уверена, что лучше не надо. Они рискнули.
Детей и мать трясло. Они сидели недалеко от своего истязателя, и я чувствовала эту крупную, непрекращающуюся дрожь, которой он насыщался, улыбаясь...
Он на них не орал, но он размазывал их по стенке, просто называя уменьшительными именами. А жену — «мамочкой».
В этом было что-то противоестественное. Ласкательные суффиксы, тон его голоса и те вещи, которые он творил всю свою жизнь.
На съемках сказали про диагноз. Про первую жену. Про зарубки на окнах. Про одинаковые имена.
Он говорил о том, как мечтает, чтобы все вернулись на остров... Как счастливы они будут там вместе. Навсегда.
Но самое страшное не это. Реакция зала и экспертов. Только без шуток. Толпа слепа и глуха, как и в деле Хачатурян, этого человека начали оправдывать.
Мол, папа, хотел как лучше, воспитывал в строгости, а спать на полу в мороз вообще полезно. Притом что сам хозяин возлежал на единственной кровати.... И имена детям дал красивые — православные, русские. Одно на всех.
После съемок один из экспертов, благополучная столичная штучка, подошла к старшей девочке и с доброжелательной улыбкой сказала, что нужно уметь прощать и было бы хорошо, если бы они обняли своего папочку...
Да, вскоре после съемок передачи, 30 апреля, отец похитил самого младшего шестилетнего мальчика и увез его к себе на остров. Притом что по решению суда он ограничен в правах на детей и не имеет права к ним приближаться.
Почувствовал безнаказанность? Понял, что ему ничего не будет? Что его власть простирается не только над этим островом, что его не посмеют или не захотят остановить в большом цивилизованном мире.
Ведь всем действительно плевать. Следакам, полиции, опеке, судебным приставам. Компетентным структурам Республики Карелия, где этот кошмар творится столько лет.
Отнекиваются, посылают сестер и маму на фиг, кладут под сукно заявления о похищении малыша, объясняя, что, дескать, когда папа его похитил, он еще не был до конца ограничен в правах — апелляционный суд состоялся только через неделю, конечно, по-хорошему следовало бы сплавать за мальчонкой на остров, но... в конце концов он отец.
И все это длится уже третий месяц. Третий месяц маленький мальчик находится в угрожающем его жизни и безопасности состоянии. В неизвестности. Что ест? Где спит?
Пока папочка выманивает на него, как на наживку, остальную семью. Цель у него одна. Он звонит матери, требует ее к телефону, повторяет, что они должны встретиться, поговорить, вернуться... Старшие девочки в растерянности. Весь этот ад начался заново. Ему нет конца.
Наблюдая все это и не имея возможности ничего изменить, я сделала единственное, что могла в этой ситуации. Я его убила...
Так, как может убить только журналист. На бумаге.
Меня сложно заставить писать что-то художественное. Но тут я села и сочинила повесть, где проклятый остров, самодур-отец, несчастные, зашуганные дети... И в конце концов судьба решила за всех, освободив их, — мучитель утонул в водах проклятого озера.
Потому что единственный логичный конец истории, в которой всем на все плевать, кроме палача и жертв, это смерть.
А все остальное — лицемерие, ханжество, равнодушие и подлость.
Или-или.
