Можно сказать, это наша национальная особенность. Когда прижимает, люди начинают креативить здесь и сейчас, изобретая для себя решения и не ожидая помощи ни от властей, ни от кого бы то ни было. Помните крышки от кастрюль, к которым наши кулибины приделывали винные пробки, чтобы было не горячо? Это называется «пользовательская инновация», и вряд ли бы японец или кореец стал бы делать что-то подобное — выкинул бы и купил нормальную кастрюлю. Но голь на выдумки хитра. Я называю эти страны не просто так, а потому что это научный факт: в замерах «вовлеченности в пользовательские инновации», которые проводились в 2017 году, Россия оставила далеко позади не только западные страны, но и высокотехнологичные Японию и Корею. Каждый год мы видим сотни проектов, некоторые из которых вполне могли бы получить статус национальных и помочь образованию на разных уровнях. Это и технологии, и вполне «ламповые» вещи вроде новых моделей уроков, пособий, школьного оборудования, да мало ли…
Это не государственные проекты или «инновации сверху». Те выглядят совсем по-другому: масштабны, унифицированы, хорошо финансируются. Но нередко эти инновации — изобретение велосипеда с многомиллионным бюджетом. Даже публикации о них довольно часто начинаются со слов «замена», «российский аналог» и т.д. Это, конечно, самое «необходимое» сейчас вложение бюджетных средств. «Госинновации», как правило, легко узнать по отсутствию интереса заказчиков и разработчиков к тому, точно ли это нужно потребителю и нет ли уже чего-нибудь такого готового, что иногда можно даже не купить, а просто взять на вооружение. Еще одна черта некоторых госпроектов — после фанфар и большого медийного шума они часто заканчиваются ничем.
Я прихожу к горькому выводу, что такое «несовпадение» — еще одна национальная особенность. Наши инноваторы — это чаще всего даже не кулибины, а матросовы. Как правило, их идеи не от зуда изобретательства, а от того, что нечем заткнуть амбразуру. В некоторые из них мало кто верил, но они состоялись, потому что оказались остро нужны российскому образованию.
Но на одной потребности далеко не уедешь. Те проекты, которые «выстрелили», вряд ли бы пришли к успеху, если бы не поддержка благотворительных фондов. Филантропы приходят туда, куда не дошло государство, и делают что могут, но их возможности ограниченны. Ведь сельских школ, которым нужны хорошие педагоги, в России не 78, а чтобы поехать туда, успешным молодым людям нужны не только те профессиональные «плюшки», которые составляют суть проекта, но и, простите, материальный интерес тоже.
Поэтому счастливых примеров немного, перед глазами гораздо больше тех, кто не перешел «долину смерти». Не пугайтесь, это профессиональный сленг, практически научный термин: если проект вовремя не получил поддержки, можно довольно точно спрогнозировать, на каком этапе энтузиазм угаснет и всё кончится. «Долину» не переходит половина проектов из тех, которые попали в финал конкурсов, получили поддержку экспертов, акселерацию, общее внимание; что уж говорить об остальных. Так, на наших глазах погибли очень интересные проекты: например, онлайн-школа для пенсионеров, которые могли учить по скайпу иностранцев русскому языку, получать тем самым прибавку к пенсии, чувствовать свою нужность и социальную значимость; или мобильное приложение, которое помогало диагностировать дислексию у детей. Это то, что в наших школах не умеют выявлять. Детей с этим заболеванием сажают на последние парты и называют глупыми, отстающими. А у ребят просто «буквы перед глазами разбегаются» — это болезнь; если ее рано выявить и скорректировать, они будут замечательно учиться. Почему происходит так, что проекты с интересной и важной идеей и неплохой командой закрываются? Виной всему пять факторов: финансовый и кадровый дефицит, низкий интерес учителей и управленцев, бюрократизм и консервативность системы образования.
Что же нужно делать государству, чтобы помочь образовательным проектам появиться на свет и выжить? Нужно соблюдать три правила. Материально государству это ничего не будет стоить.
Первое: формулируйте запрос. Ничего не изобретайте сами, прежде чем не оглядитесь вокруг. Может быть, нужные проекты уже есть, хотя бы на уровне предпосылок. Стимулируйте то, что уже создано, и помогайте им вырасти, а не создавайте то же самое с нуля. У тех, кто уже делал первые шаги, получится лучше, потому что есть опыт и задел. Часто при распределении грантов в других сферах решающую роль играет, получал ли проект другой грант ранее — это знак надежности. А в госзаказах от образования почему-то предпочитают молча платить тем, кто раньше не делал ничего похожего, ни у кого ничего не спрашивая.
Второе: создайте нормальную рыночную инфраструктуру, чтобы инноваторы конкурировали на равных. В Сингапуре или Японии рынок образовательных инноваций и стартапов — это открытый маркетплейс. Любой может предложить свой проект и, если учителя поддержат своими голосами, получить финансирование. Государство ничего не придумывает само — оно создает рынок. А когда у нас «изобретают велосипед», этот велосипед мало того что не поедет, так еще и вытопчет всю поляну — часто для маленьких компаний это история убийства, а не конкуренции.
Третье: снимите юридические барьеры. Сегодня авторы стартапов — даже крупных, эффективных и известных — не могут прийти непосредственно в школы. Есть продвинутые директора, которые знают, как правильно купить приложение или подписку, но большинство боятся связываться с коммерческим сектором: «Нет, мы будем пользоваться государственным ресурсом, потому что не платим за него, пусть он хуже. Вам-то как платить?» На самом деле школа может купить то, что ей нужно. Но это связано с такими сложностями, что решаются на это единицы. Поможет выстраивание правового поля — доходчивое объяснение, что и как можно приобретать. Не платите инноваторам — научите школы покупать то, что они хотят.
Наверняка большой чиновник сейчас отложит газету со словами «опять что-то просят», «опять им надо как в Японии». Так уж у нас сложилось, что все у власти что-то просят, всем нужны миллионы, чтобы космические корабли бороздили Большой театр. Да вот именно что нет! Оглядитесь, попридержите миллион. Может, он и вовсе не понадобится.
