История развивается неравномерно. Чем в истории нашей страны 1970-й отличался, скажем, от 1977-го? В 1970-м — юбилей Ленина, в 1977-м — Октябрьской революции. Остальные, уже качественные различия, пусть не знаковые, но запомнившиеся всем, не так отчетливы, их может вычленить только профессиональный историк. С сегодняшней же точки зрения — все тот же «застой», разница в уровне погружения в него.
А вот от 1980-го 1970-й, как и 1977-й, отличаются уже принципиально. И дело не только в московской Олимпиаде, принципиальное отличие в том, что 25 декабря 1979-го СССР развязал свою последнюю большую (10-летнюю!) войну — начался «Афган». И Олимпиада не растопила лед, который сразу возник во взаимоотношениях Москвы с Западом, а наоборот — случился небывалый олимпийский бойкот.
А чем 2007-й отличается от 2013-го? По гамбургскому счету принципиальной разницы нет. А вот между началом февраля и концом марта 2014-го разница огромная. Февраль — сочинская Олимпиада, март — «крымская весна».
Тут стоит сделать отступление и напомнить конспирологический подход известного политолога Станислава Белковского, по которому Олимпиада была последней попыткой Кремля выйти на новый уровень взаимоотношений с Западом. Не случайно перед ней, в декабре 2013 года, был освобожден Михаил Ходорковский, тут же получивший возможность покинуть Россию, что можно оценить как призыв к началу нового диалога между Россией и Западом. Но олимпийская карта, что бы она собой ни представляла, не сыграла, и тогда политический курс Москвы резко и стремительно изменился, после Крыма отношения Россия с Западом погрузились в беспросветную полосу кризиса. Темных мест в таком подходе, как и в любой конспирологической конструкции, хватает, но сопоставление приведенных фактов заставляет признать, что изложенная версия может иметь право на жизнь.
Однако в контексте уходящего 2020 года главное — не разобраться в причинах исторической извилистости и неравномерности, здесь вряд ли есть убедительные универсальные ответы, они каждый раз специфические. Важно подчеркнуть: каждому поколению выпадает свой самый сложный год (а бывают и годы), который и остается его отличительным знаком. И чем дольше живешь, тем больше таких знаков накапливаешь. Поколение, вступавшее в самостоятельную жизнь вместе с появлением новой России, отмечено распадом СССР, следующее — надеждами начала 1990-х и их оглушительным крахом. Постдефолтное поколение — это новые надежды, вызванные бурным экономическим ростом нулевых, увы, во многом так и оставшиеся нереализованными, потом — поколение тех, кто задумался о модернизации, но так и не смог к ней приступить. Его сменило поколение «Крым наш!», потом поколение нового застоя, сегодня же главный поколенческий «знак» — коронавирус, с ним нашу жизнь переформатировал 2020-й.
И пусть коронавирусный знак резко отличается от остальных, к которым приложились прежде всего политики. Суть та же — наша жизнь жестко поделена на «до» и «после».
Что ж, времена, как давно и мудро было сказано поэтом, «не выбирают, в них живут и умирают». Мы могли считать, что те, кто пережил 90-е, а потом надежды и разочарования начавшегося ХХI века, прошел закалку на все времена, но 2020-й показал: не тут-то было!
Накопленный опыт оказывается совсем не универсальным. Но он, конечно, все равно далеко не бесполезен. Чему уже успел научить коронавирус? Пусть стопроцентной защиты от него нет и, возможно, так и не появится, но опор у борьбы с ним как минимум три. Первая — это, конечно, медицина, ее развитие, которому вирус придал значительное ускорение. Вторая — это ответственное поведение каждого. Третья — это солидарность.
А вот дальше — самое интересное. Коронавирус испытывает человечество не только на прочность иммунитета или уровень развития здравоохранения. Еще и на устойчивость выбранной социально-политической модели.
Почему вирус, начавший свое сокрушительное шествие по планете в Китае, не прошелся, во всяком случае, пока, второй волной ни по нему, ни по странам Юго-Восточной Азии? Зато эта волна практически беспрепятственно перекатывается и по США, и по Европе, и по России?
Дело не в одной медицине, пока перед коронавирусом одинаково беззащитны все. Дело в самой социальной организации общества.
У меня есть знакомый, который в нулевые учился компьютерным наукам на Тайване. Там в то время свою «жатву» собирал «младший брат» коронавируса, очередной зверский, то ли свиной, то ли птичий грипп. Занятия в университете не прерывались, мой знакомый продолжал жить в общежитии, но это вовсе не значило, что никаких мер не предпринималось. По его рассказам, в общежитии трижды в день проводилась дезинфекция, каждый получал маску и перчатки и менял их не менее двух раз в день. Именно менял — обязательно сдавал старые, которые шли в переработку, и получал новые. И никому и в голову не приходило пренебрегать защитными мерами. Сказывалось, во-первых, то, что разного рода вирусы там уже не экзотика, а почти привычная картина; во-вторых, жива китайская традиция уважения и подчинения старшему или начальнику, восходящая к конфуцианству. Результат: тогда, как и сейчас, там вирус отступил.
Что же получается, коронавирус «проголосовал» против демократии, за Конфуция или просвещенную автократию? Именно так итоги 2020 года могут подвести те, кто и без него считал демократию чем-то сродни потворству популизму или упадничеству с декадентством.
Да, второй волны в Азии практически нет. Это не в пользу демократии. Но борьба с коронавирусом, особенно на стадии, когда он решительно наступает, — это специфическое состояние общества. Если угодно, это состояние войны. А на любой войне вступают в силу законы, отличающиеся от канонов демократии. Организация общества в Азии ближе к чрезвычайным образцам, что помогло борьбе с вирусом. Но делать отсюда вывод, что демократия как таковая дискредитирована, — значит признавать, что коронавирус оставил человечеству один путь, ведущий в той или иной форме к чрезвычайке.
Но разве это так? Зададим еще один вопрос: почему в развернувшейся гонке за противовирусную вакцину в первых рядах не видно ни Китая, ни других стран Юго-Восточной Азии? Ответы могут быть разными, но не стоит забывать, что уровень развития науки оказывается выше, а по-настоящему креативные научные открытия чаще делаются и внедряются там, где общество живет именно по демократическим законам. Связь здесь прямая и очевидная. А это значит, что для победы над коронавирусом или хотя бы для достижения выгодного человечеству перемирия с ним, демократия — точно не лишнее условие. Она же поможет объективно оценить результаты применения той или иной вакцины.
В 2020-м человечество оказалось в условиях совершенно неожиданного сурового испытания. Оно понесло многочисленные и невосполнимые потери. Сейчас все мы находимся в острой фазе «войны» с коронавирусом, и пока мы ее проигрываем. Но острая фаза «войны» должна завершиться, есть надежда, что впереди «коренной перелом». Состоится ли он в ближайшее время, зависит не только от медиков и медицинской промышленности, но и от нашей общей готовности противостоять вирусу. Кому-то в этом больше поможет внешний приказ и необходимость ему следовать, кому-то — внутреннее понимание того, что вирус — это вызов для каждого и для всех.
В конце концов, любая война ведется не ради продолжения войны, а ради победы. И победа или хотя бы выгодное перемирие с вирусами будут неполными или ущербными, если на войне мы потеряем ориентиры социального развития. История всегда продолжается.
