Проблема учебы в школах детей в ОВЗ – большая и острая. Родительские форумы то и дело взрываются историями о том, как дети с ментальными нарушениями мешают занятиям. «Он может вскочить в любой момент и залаять на уроке», – пишет мама 5-классницы. «Он может толкнуть», «Она может укусить», – реальные жалобы родителей. Подчас один такой неуправляемый ребенок терроризирует и класс, и учителей, да и всю школу.
Недавно мальчика, родители которого наотрез отказывались забирать его из школы после «началки», перевели на индивидуальную программу. Этот ребенок не только мешал проводить уроки, но и бил до крови мальчиков на переменах. Поэтому в класс, «где будет Юра», родители не хотели записывать детей. «Зато теперь на Юру работает 15 учителей, – рассказывает педагог этой школы Нина В. – Он сидит один в классе и с ним лично занимаются. Родители лечить его по-прежнему не хотят, отказываются проходить комиссию ПМПК (психо-медико-психологическая комиссия). И по закону имеют право».
В последнее время инклюзия начала внедряться в самые обычные школы. Флагманом этих двух процессов стали Лида Мониава и ее приемный сын. Мониава директор по развитию благотворительного фонда и замдиректора хосписа для неизлечимо больных детей «Дом с маяком». Когда началась пандемия, сотрудники хосписа разобрали по домам 6 самых тяжелых детей из хосписа, Лида взяла к себе 12-летнего мальчика, который не ходит, не говорит и почти никак не реагирует на происходящее. Но его приемная мама Лида видит в ребенке обычного человека. Они много гуляют, ходят на концерты и в кафе (хотя мальчик питается через гастростому), в общем, ведут активную жизнь. А некоторое время назад ребенок, для которого была заказана особая коляска, потому что мальчик все время полулежит и большей частью спит, «пошел» в школу. В обычную общеобразовательную школу, на чем настаивала Лида, ссылаясь на Конституцию. Ради этого в московской школе был создан малокомплектный класс с тьютором для смешанной группы детей с ОВЗ.
Другой подход к инклюзии – школы, где изначально вместо с обычными детьми учатся особые. С 1 класса там потоки разделены на обычные классы, смешанные и «тяжелые», где учатся только особенные дети. Коррекция такого типа появилась у нас в 90-е. С каждым ребенком занимаются педагоги, врачи и психологи, ведь занимаются там дети с РАС (расстройства аутического спектра), «солнечные» ребята с синдромом Дауна, дети-колясочники с тяжелыми формами ДЦП, различными речевыми отставаниями и ментальными особенностями.
– У моего сына Никиты далеко не сразу выявили его особенность: дислалия, дисартрия на фоне сохранного интеллекта, – рассказывает мама выпускника коррекционной школы Оксана П. – Когда я узнала про эту школу, сын учился в 3 классе обычной школы. Это было ужасно – дети его не принимали, учителя раздражались, уроки мы делали и шли в школу со слезами. В новой же школе и учеба, и жизнь у нас началась совсем другая. Там маленькие классы, личный подход к каждому ученику. Сын стал учиться на 4 и 5, даже захотел после 9 класса уйти в обычную школу. Но быстро вернулся... Окончил в нашей школе 11 классов, сейчас учится в колледже на топографа.
Инклюзия, или интегрирование детей с особенностями в обычную школу имеет свои положительные стороны. Психологи говорят, что, помогая инвалиду, дети «тренируют» эмпатию и вовлеченность. Но иное дело - тяжелые нарушения у детей, явственные ментальные отклонения и синдромы. В этом случае даже специально приставленный школой тьютор не поможет такому ребенку успешно учиться в обычном классе. Учитель все равно будет отвлекаться, дети дергаться, а на перемене ребенок все равно будет предоставлен сам себе. Тут впору вспомнить, что и у обычных детей в общеобразовательной школе тоже есть конституционные права.
