Но с ним примерно та же история, что и с Большим взрывом: в картине рождения нового мира, точнее, в картинах, которых за век с лишним создано великое множество, на любой политический и художественный вкус, мифов и легенд намного больше, чем фактов. Больше всего вымысла, разумеется, в канонической, официальной советской версии ВОСР — Великой Октябрьской социалистической революции. Хотя тут тоже лучше употребить множественное число: версии менялись в зависимости от политической конъюнктуры.
Наибольшая концентрация фальши была достигнута, пожалуй, в классике киноленинианы, фильме «Ленин в Октябре», на котором выросло несколько поколений советских зрителей, который для очень многих людей в стране и за ее пределами стал главным источником знаний о потрясающих днях. Причем апофеозом фальсификации истории явился не оригинальный, изначальный вариант ленты, снятой и выпущенной в прокат в 1937 году, а отредактированная версия 1963 года.
В оригинале Ленин творит революцию на пару со Сталиным: ленинские соратники, попавшие к тому времени в категорию «враги народа» (и частично уже расстрелянные), на экране отсутствуют. А после разоблачения культа личности из фильма исчез и Сталин.
Целые ряды сцен, где присутствовал «чудесный грузин», были вырезаны полностью, а в оставшихся он заслонен доснятыми и вмонтированными в кадры человеческими фигурами и предметами. Скажем, в финальной сцене, выступление Ленина на Втором съезде Советов, Сталина скрывают встающий в нужные моменты матрос в зале и лампа на трибуне, то появляющаяся, то исчезающая.
На самом же деле своей победой ВОСР была обязана отнюдь не Ленину. Если бы парадом командовал он, то, вполне возможно, мир вообще не был бы потрясен. Ну, или был бы потрясен совершенно иным образом.
Ленинский план предполагал захват власти в гораздо более ранние сроки. О необходимости скорейшего вооруженного выступления Ленин начал говорить уже во второй половине сентября 1917 года. Он считал, что нужно действовать немедленно, не дожидаясь созыва Второго съезда Cоветов. И чем дальше, тем больше его беспокойство нарастало.
«Промедление становится положительно преступлением, — пишет Ленин в письме в ЦК, МК, ПК и членам Советов Питера и Москвы, большевикам, датированном 1 (14) октября. — Ждать съезда Советов — ребячья игра в формальность, позорная игра в формальность, предательство революции». По мысли вождя большевиков, наиболее подходящие условия для переворота имелись на тот момент в Москве. Оттуда и надо было начинать.
«В Москве победа обеспечена и воевать некому, — доказывал Ленин. — Если Москва начнет бескровно, ее поддержат наверняка: 1) армия на фронте сочувствием, 2) крестьяне везде, 3) флот и финские войска (речь идет о русских войсках, расквартированных в Финляндии. — «МК») идут на Питер. Если даже у Керенского есть под Питером один-два корпуса конных войск, он вынужден сдаться. Питерский Совет может выжидать, агитируя за московское советское правительство... Победа обеспечена, и на девять десятых шансы, что бескровно».
Однако последующие события показали, что Ленин очень ошибался насчет Москвы: из двух столиц именно Первопрестольная оказала наиболее серьезное сопротивление большевикам. Причем уже после их питерского триумфа, то есть тогда, когда антибольшевистские силы были в значительной степени обескуражены и деморализованы.
Вооруженное противостояние в Москве началось 27 октября (9 ноября) и продолжалось 8 дней, до 3 (16) ноября. Именно в ходе этих событий родилось понятие «белая гвардия» (применительно к антибольшевистским силам): так называли отряд московской учащейся молодежи, использовавший в качестве своих опознавательных знаков нарукавные повязки белого цвета.
А что было бы, если бы большевики начали с Москвы? С большой вероятностью на этом бы все и закончилось. Это подтверждают и мемуары Льва Троцкого: «Совершенно очевидно, что если бы восстание началось в Москве, до переворота в Петрограде, оно неизбежно получило бы еще более затяжной характер с весьма сомнительным исходом. А неудача в Москве тяжело отразилась бы на Петрограде. Конечно, победа отнюдь не исключена была бы и на этом пути. Но тот путь, каким действительно пошли события, оказался гораздо более экономным, более выгодным, более победоносным».
Ну а то, что был выбран «тот путь, каким действительно пошли события», — полностью заслуга Льва Давидовича. На момент захвата власти большевиками Троцкий — председатель Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов и фактический руководитель сформированного Петросоветом Военно-революционного комитета, штаба переворота.
Именно он, «демон революции», убедил руководство большевистской партии не принимать предложение Ленина, повременить, отложить захват власти до Второго съезда Советов, как следует, основательно его, захват, подготовив. И в итоге обеспечил большевикам легкую, легчайшую победу.
По свидетельству самого Троцкого, к моменту перехода переворота в открытую фазу он уже был на три четверти, если не на девять десятых, совершившимся фактом. События 24–26 октября (6–8 ноября), вошедшие в историю как Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде, носили, по его оценке, только дополнительный характер.
И спорить с Троцким трудно. Да, к тому моменту большевики еще не контролировали полностью город. И тем более не контролировали государственные учреждения. Но в их руках был главный фактор победы: под их контроль, в подчинение Военно-революционного комитета перешел петроградский гарнизон. Причем власть ВРК признали не только солдаты и матросы, но и старшие офицеры. По крайней мере многие из них.
В качестве подтверждения можно привести сохранившийся в архивах рапорт командира 106-й пехотной дивизии полковника Свечникова командиру 42-го армейского корпуса генералу Надежному, датированный 25 октября (7 ноября) 1917-го: «Все полки надежны в боевом отношении. Настроение всецело поддерживается в духе необходимости защищать Совет рабочих и солдатских депутатов, за передачу ему власти в России. Единение между командным составом и солдатами полное ввиду демократизации дивизии».
Кстати, полковник Свечников был одним из активнейших участников штурма Зимнего дворца, командовал отрядом гренадеров своей дивизии. Впрочем, ожесточенный штурм Зимнего это еще один миф, сформированный советской историографией и советским кинематографом. Сопротивление атакующему классу было несильным и недолгим. Да и сопротивляться было практически некому: на момент штурма гарнизон дворца составляли 140 ударниц 1-го Петроградского женского батальона смерти, 2–3 роты юнкеров и 40 инвалидов, георгиевских кавалеров.
По своей форме и сути Октябрьская революция была не чем иным, как военным переворотом. В отличие от Февраля, широкие народные массы в ней участие не принимали, оставаясь в роли зрителей. Иногда в буквальном смысле этого слова.
В момент штурма Зимнего дворца в расположенном не так далеко от него Народном доме шла опера «Дон Карлос», ведущую партию в которой, роль Филиппа II, исполнял Федор Шаляпин. Согласно воспоминаниям певца, после того как поблизости, на Неве, раздались пушечные выстрелы, в зале и на сцене поднялась паника. Но вскоре улеглась. «Через минуту за кулисы прибежали люди и сообщили, что снаряды летят в противоположную сторону и что опасаться нечего. Мы остались на сцене и продолжали действие. Осталась и публика в зале, также не знавшая, в какую сторону бежать, и поэтому решившая сидеть на месте».
Большинство населения столицы, не говоря уже о населении страны, вообще не поняло, что это было, кто, с какой целью и насколько долго пришел к власти. Идентификацию нового режима на первых порах затруднял и активно используемый им словесный камуфляж. На словах одно Временное правительство сменилось другим, столь же непостоянным.
«Образовать для управления страной, впредь до созыва Учредительного собрания, Временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом народных комиссаров», — гласил декрет II Всероссийского съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Уже скоро маски, конечно, были сброшены, и суть наступивших времен дошла даже до самых непонятливых. Но было уже поздно.
