Марина ждет меня у ворот. Моросит теплый дождик. Наконец мы подходим к дому, и я вижу стул, как будто впопыхах забытый во дворе. Марина встает на него, потом взбирается на подоконник и приземляется в комнате. Теперь моя очередь. Я, хоть и легкая на подъем, на взлет оказалась тяжеловата. Марина советует встать на колени. Я встаю. Однако молитвенная поза мало что меняет в моем намерении оказаться в комнате. Придется пожертвовать курткой. Разодрав рукав, я наконец попадаю в комнату.
Собственно, комнатой это убежище называть как-то неловко. Большую часть помещения занимает двухэтажная кровать, на которой сейчас притулилась вся Маринина семья. После кровати вторая по значимости вещь — телевизор, третья — ведро. Свободное пространство: три шага в длину, два в ширину.
Я спрашиваю, можно ли выйти в коридор? Нельзя. Нет, выйти-то можно, но соседи вызовут милицию.
Роме 14 лет. Он бережно прижимает к себе двухлетнюю Аню, которой надоело сидеть на кровати. Я достаю фотоаппарат и сажаю Аню на тумбочку, которая, по всей видимости, заменяет обеденный и письменный столы. Ребенок счастлив. Понятно, говорит Марина, до сей поры делать это запрещалось. Ну, гулять так гулять. Мы ставим рядом с Аней большую куклу. Девочка стесняется, молчит, но улыбается — кому же неохота посидеть на тумбочке.
Похоже на дурной сон.
Я спрашиваю у Ромы, кем он хочет стать, когда окончит школу. Оказывается, сотрудником МЧС, чтобы спасать людей. Внутри у меня растекается что-то горячее, и я смотрю на него с благодарностью. Он этого, понятно, не знает и продолжает говорить. О том, что хочется приглашать домой друзей, но это невозможно. И в этот момент я осознаю, что дальше так продолжаться не может. Просто я не понимаю, как Марине в этом окопе удалось вырастить сына, который хочет спасать людей. Людей, которые озверели.
* * *
Когда Марину Репину привезли в детский дом “Молодая гвардия”, ей было пять лет. Отец из семьи ушел, а мать пила, потом тяжело заболела. Марина, ее брат и мать были прописаны в Краснозаводске, неподалеку от Сергиева Посада. Когда мать умерла, их комнату в коммуналке передали очередникам района. А то, что комната была закреплена за сиротами, никого не смутило. Зачем сиротам комната, они ведь живут в детском доме.
В 1993 году Марина окончила 10 классов и поступила в московский педагогический колледж. Жила она по-прежнему в детском доме. Первого сентября 1994 года ее взяли на работу помощником воспитателя. Вячеслав Евгеньевич Репин, директор детского дома и по иронии судьбы однофамилец Марины, обещал ей, когда она окончит училище, дать комнату в общежитии. Марина была одной из лучших учениц в школе и очень хорошо относилась к малышам — недаром, когда она училась в старших классах, директор оставлял на ее попечение своего ребенка.
И тут выяснилось, что она ждет ребенка. Вячеслав Евгеньевич сказал, что нужно делать аборт. Марина отказалась. Спустя неделю после того, как она с новорожденным сыном вернулась в детский дом, ее выставили на улицу. Марину с ребенком приютила сотрудница детского дома, музыкальный работник Наталья Батталова. Марина прожила у нее четыре месяца, и все это время Батталова бегала по инстанциям, чтобы хоть как-то помочь своей бывшей ученице. Результатом ее усилий стало заседание в детском доме с участием представителя гороно. Там Марине объяснили, что прописка в Подмосковье стоит 18 миллионов рублей. Таких денег у нее не нашлось, поэтому ей сказали, что ничем помочь не могут. В конце 1995 года Репина с грудным сыном перебралась к другому педагогу детского дома, Ольге Александровне Весниной. Та спустя несколько дней переехала в отдельную квартиру, а Марина осталась в 12-метровой комнате трехкомнатной коммуналки. Место это было ей хорошо знакомо: когда она была маленькой, здесь находился спальный корпус детского дома.
В 1996 году в квартире появились соседи: Лариса Викторовна Степанова и Гульмира Сакеновна Тулубаева. Степанову взяли на должность логопеда, а Тулубаеву — на должность воспитателя.
В 1997 году прокурор Сергиево-Посадского района предъявил к администрации Сергиева Посада иск в интересах Репиной, как-никак по закону за ней должна была быть закреплена комната, в которой она с рождения оказалась прописана с матерью и братом. Однако дело по существу рассмотрено не было. В ходе рассмотрения судебного дела 9 октября 1998 года Репиной выдали смотровой ордер на комнату в коммунальной квартире. Оказалось, что это двухэтажный барак 1942 года постройки “с неполной степенью благоустройства”, как деликатно говорилось в официальных документах. К этому времени в бараке проживали лишь два гражданина, недавно освободившихся из мест лишения свободы, — больше желающих не нашлось, что и понятно: строение сильно смахивало на декорации фильма о войне, а в квартире, где находилась предложенная Марине комната, не было ванной комнаты. Как не было и стекол в окнах, и дверей в дверных проемах. Марина от этого предложения отказалась. Так была поставлена жирная лоснящаяся галочка в деле обеспечения Репиной жильем.
* * *
Новым жильцам присутствие Репиной в квартире, понятно, не улыбалось. Приехали они как-никак издалека: Степанова из Читы, откуда прибыл и Вячеслав Евгеньевич Репин, а Тулубаева из города Приозерска Джезказганской области. Стоило ли лететь за тридевять земель, чтобы вблизи столицы влачить жалкое существование из-за какой-то, прости господи, сироты с ребенком — в квартире и без них тесно. И они стали ее клевать. Сначала осторожно, потом осмелели.
Из заявления Марины Репиной начальнику городского отделения милиции С.В.Барбашову 20 апреля 2006 года: “Я постоянно и безвыездно проживаю с 1995 года в общежитии детского дома “Молодая гвардия”. Являюсь выпускницей этого детдома, где находилась с 1983 по 1994 год на государственном обеспечении. С тех пор, как мы стали соседями, Степанова Л.В. и Тулубаева Г.С. подчеркнуто враждебно относятся ко мне и моему ребенку. Степанова обвиняет меня в том, что я бывшая детдомовка, а моего сына называет детдомовским выродком. Степанова вместе с сожителем Исраэляном систематически угрожают мне и моему сыну расправой. Они планируют занять нашу комнату и заявляют об этом открыто. С подругами, которые приходят к Степановой, она рассуждает о том, каким способом лучше от меня избавиться. В общежитии несколько раз возникали потасовки в результате конфликта между соседями, и мне приходилось защищать сына.
У Степановой кроме сожителя бывают и подолгу живут ее родственники и знакомые из других городов. Обстановка в квартире нагнетена до крайности. Вопреки правилам, мои соседи не убирают в местах общего пользования, моют в ванной грязные сапоги. …В 2000 году после стресса из-за крайне враждебного отношения ко мне и моему сыну я была доставлена в больницу на машине “скорой помощи” после обморока, причиной которого был очередной скандал. В марте 2005 года в результате стресса на бытовой почве у меня случился выкидыш, и я потеряла ребенка на сроке 14 недель… Прошу вас вмешаться, защитить меня и моего сына от угроз соседей. Несмотря на то, что у меня нет родителей и я воспитывалась в детском доме, я стараюсь жить в соответствии с моральными принципами, соблюдать правила общежития, общаться с людьми с уважением и хочу, чтобы уважали меня. Я хочу создать семью и никому не желаю зла”.
Через несколько месяцев последовало еще одно заявление, потом еще одно. Начальник УВД Ленинского района Московской области подполковник С.В.Барбашов разнообразием не блистал и на все заявления отвечал: с гражданками Степановой и Тулубаевой проведена профилактическая беседа.
В 2007 году Марина родила второго ребенка. Отец девочки жил у Марины, но это совершенно не соответствовало мечтам ее соседей о вольготном существовании без посторонних товарищей. В результате бесконечных издевательств гражданский муж Марины вынужден был уехать, но постоянно навещал жену с двумя детьми. Это тоже не входило в планы Степановой и Тулубаевой.
Из заявления начальнику УВД Ленинского района от Марины Репиной: “Я имею на иждивении двух несовершеннолетних детей 1995 и 2007 года. Отец моего последнего ребенка Е.Бондарев с нами не проживает. 21 октября 2007 года Бондарев пришел ко мне с целью передать продукты и вещи для грудного ребенка. Соседка Степанова Л.В. заявила Бондареву, что он не имеет права заходить в общежитие без разрешения соседей независимо от времени. При этом Степанова пояснила, что ей было разъяснено местным участковым следующее: Бондарев Е. может видеться со своей дочерью, только если на это дадут согласие все соседи, проживающие в общежитии. Исраэлян заявляет, что отец моей дочери может видеться с ней только на улице, в подъезде, но не по месту жительства ребенка… Он настаивает на том, чтобы я убрала из кухни мой стол и уголок, поскольку прописан в общежитии и не потерпит чужих вещей на своей территории…”
Надо заметить, что Исраэлян прописан у своей официальной жены в Москве, однако живет со Степановой, а его законная жена является крестной матерью их со Степановой детей и постоянно их навещает, отчего Исраэлян, видимо, чувствует себя султаном и ведет себя как властелин Березовой аллеи.
В 2008 году управление образования администрации Ленинского района Московской области обратилось в суд с иском к Марине Репиной о ее выселении. 18 июля 2008 года Видновский городской суд отказал в удовлетворении исковых требований управления образования.
Конечно, это решение очень огорчило Л.Степанову и Г.Тулубаеву. Пришлось самим браться за дело. И 5 октября 2008 года они врезали во входную дверь новый замок, а ключ Репиной дать отказались. Она написала очередное заявление в милицию, но заявлением дверь не откроешь. С тех пор она вместе с двумя детьми вынуждена проникать в свою комнату через окно.
Весной 2009 года Репина пригласила домой телевидение. Во время съемок Тулубаева вызвала директора детского дома, который тотчас явился и попросил журналистов немедленно покинуть помещение. Потом соседи обратились в милицию с заявлением о незаконном проникновении в жилище. На другой день пришел милиционер…
Несколько недель назад благотворительная организация, созданная в помощь бывшим детдомовцам, купила Репиной холодильник. Соседи не разрешили внести его в квартиру. Исраэлян сказал, что никто холодильник не заказывал, и закрыл дверь. Сейчас этот холодильник стоит в соседней квартире. Чтобы принести в комнату кастрюлю каши или супа, Марине нужно идти к соседям, а потом с кастрюлей лезть в окно.
* * *
Но все это, понятно, ничего не значащие вылазки в тыл врага. Ну, заперли входную дверь. Ну, не дали внести холодильник и испортили Маринину стиральную машину. Это же маленькие радости. А Степанова и Тулубаева хотят большого праздника, который можно устроить только после освобождения захваченной территории. И в мае 2009 года они обращаются в Видновский городской суд с иском к Марине Репиной о выселении с детьми на свежий воздух, то есть на улицу. В качестве третьих лиц — директор детского дома Вячеслав Репин и управление образования Ленинского района Московской области.
9 октября я приехала в Видновский суд.
Заседание началось с трехчасовым опозданием. Первым делом судья Елена Гоморева стала выяснять, кто я такая.
Я представилась. На первой скамейке, где сидели Степанова, Тулубаева и Вячеслав Евгеньевич Репин, закипели. Адвокат истцов заявил ходатайство о рассмотрении иска в закрытом судебном заседании, поскольку речь идет о тайнах частной жизни. Я и не подозревала, что дела о выселении слушаются с оглашением интимных подробностей из жизни то ли выселяемых, то ли выселяющих. Но такой новеллы в законе пока нет, и мне разрешили остаться.
Оказалось, что истцы предъявили листок убытия Марины Репиной, из которого следует, что еще в 1998 году она была выписана из общежития детского дома. Репина об этом “листке” узнала только в суде. И очень удивилась, поскольку как в старом, так и в новом паспорте, выданном ей в декабре 2002 года, значится, что она с 15 октября 1992 года зарегистрирована в детском доме “Молодая гвардия”. Из чего следует, что предъявленный директором листок убытия, мягко говоря, сомнительного происхождения. К тому же в графе “место, где гражданин желает проживать” значится город Красногорск, правда, без адреса. То есть исполнитель этого документа перепутал Красногорск с Краснозаводском, а указать адрес убытия вообще счел ниже своего достоинства.
Демонстрируя этот документ, директор детского дома сказал: “Репину давно ждут в Краснозаводске, чтобы дать ей жилье, а тут, я извиняюсь, она не прописана”.
Я забыла сказать, что на заседании присутствовала симпатичная барышня, сотрудник управления образования. Очевидно, в силу ограниченного словарного запаса на все вопросы она усердно отвечала: “на усмотрение суда”. И вдруг барышня очнулась и обратилась к судье с заявлением о том, что в зале ведется несанкционированная диктофонная запись. Вот что значит профессионал! Сидя ко мне спиной, представитель управления образования услышала некие звуки (я позабыла выключить телефон и впопыхах нажала не на ту кнопку) и сразу поняла, что я шпионю. Я объяснила, в чем дело, но истцы попросили судью проверить мой телефон, поскольку в нем есть диктофон. В силу непоправимого технического простодушия я об этом даже не подозревала. Судья попросила положить телефон на ее стол, а секретарь открыла “меню”. Оказалось, что диктофон имеется, но там вместо шпионской записи — какая-то песенка про любовь.
Тут выяснилось, что прокурору нужно уйти, и объявили перерыв до 12 ноября.
* * *
Итак, теперь мы знаем, что на территории лучшего в Подмосковье детского дома “Молодая гвардия” идет война с оккупантами: Мариной Репиной, ее 14-летним сыном Романом и 2-летней дочерью Аней. Сотрудники детского дома уже год не позволяют Репиным пользоваться входной дверью, не говоря уж о местах общего пользования — ванная комната заперта на ключ. А руководит повстанцами директор детского дома Вячеслав Евгеньевич Репин.
Теперь ответьте мне на один вопрос: как Лариса Викторовна Степанова, Гульмира Сакеновна Тулубаева и Вячеслав Евгеньевич Репин вообще могут работать в детском доме? Эти люди превратили в ад жизнь Ромы и Ани Репиных. Даже если бы их мать, Марина Репина, самовольно заняла комнату в общежитии — дети тут ни при чем. Их интересы, как известно, должно охранять государство. А на территории детского дома полномочный представитель государства — директор детского дома.
Но дело в том, что Марина Репина в 1983 году попала в детский дом “Молодая гвардия”, а комнату, в которой она была прописана, тут же незаконно передали другим людям. А бывший завхоз, а ныне директор “Молодой гвардии” Вячеслав Репин прекрасно знает, что жилищный вопрос выпускника должен быть решен администрацией детского дома вместе с органами опеки по месту закрепленного за ребенком жилья. Не может быть решен, а должен.
Когда Марине исполнилось 18 лет, Репин сказал ей, что поможет устроиться в общежитии. Но она родила ребенка и попала в немилость, как крепостная девка, нарушившая волю барина. Родив второго ребенка, она, видимо, была просто вычеркнута из списка живых.
Нехорошие слухи ходят вокруг “Молодой гвардии”. Говорят, чуть что, воспитатели пугают детей “путевкой на 8 Марта”. Если кто не знает, в Москве на улице 8 Марта находится областная психиатрическая больница. А еще говорят, что в музее и спортзале живут рабочие из ближнего зарубежья, и, видимо, не за красивые глаза. Подвалы тоже, говорят, не простаивают. Вообще обширная территория прославленного детского дома производит впечатление барской вотчины. Рассказывают, что в одноэтажном здании бывшей бани Степанова и Исраэлян держат свой личный транспорт, а в погожие дни жарят на поляне перед баней шашлычки с доброй закуской…
А в это время Марина Репина вытаскивает через окно двухлетнюю Аню — погулять.
Милиция Ленинского района Московской области, прокуратура, отдел опеки, управление образования — все знают о том, что Марина Репина с двумя детьми ходит домой через окно. Может, создать специализированную организацию “Окна — детям”? Или этих хватит?
Прошу считать эту публикацию официальным обращением в Генеральную прокуратуру РФ. А мы будем ждать очередного заседания суда. Там будут представлены документы о регистрации Марины Репиной по месту жительства. И, надеюсь, станет понятно, откуда взялся “листок убытия”?
