Взрослая женщина, из числа тех, кто коня на скаку остановит, а тут всякий стыд потеряла. И только спустя несколько лет одной из соседок, своей лучшей подруге, Алевтина рассказала, почему на Павле для нее свет клином сошелся. Оказалось, ради него она погубила собственного мужа.
Обычный сонный пейзаж средней полосы России. Белесое небо, хрупкие деревца вдоль разбитой дороги, серые облупившиеся домики в нескольких местах разбавлены добротными кирпичными особняками местной элиты.
— Вот здесь Аля и жила, — показывает на один из них Татьяна, та самая подруга-соседка. — Не в этих хоромах, конечно, их уже новый хозяин построил, которому она свой дом продала, когда в город перебралась. Но тот дом тоже был хороший, представляю, как ей не хотелось его оставлять. А как в нем жить, когда такие воспоминания мучат? Аля говорит, что здесь по ночам во дворе ей все время тень погибшего Василия, мужа ее, мерещилась... До сих пор, бедная, переживает. Я говорю: брось, ты ни при чем, он сам помер, своей смертью. А она себя корит: нет, мол, это моя вина, если б я захотела, он остался бы жив.
Но она этого не захотела.
• • •
Их было два брата-погодка Тараскиных — старший, Василий, и младший, Павел. Василий ничем особым не отличался: обычный работяга с обычной тягой к спиртному. А вот о Павле местные дамы вспоминают не иначе как закатывая глаза: красавец, силач, настоящий среднерусский мачо.
— Мы с девками за забором прятались и смотрели, как Пашка во дворе дрова колет, — улыбается Татьяна. — Мускулы под кожей у него так и играли... Выпить мог ведро, но пьяным никогда не валялся. А уж если тебе улыбнется — все, сердце в пропасть катится!
Немало девичьих сердец разбил младший Тараскин. Нравился он и юной Алевтине — но она даже не помышляла о том, чтобы закадрить этакого супермена. Здраво оценивала свои шансы, понимала, что вокруг Павла вьются девушки покрасивей ее.
А потом вышла замуж за Василия. Что называется, срубила сук по себе: неприметный Тараскин-старший был хоть и вечно хмурым, неприветливым, но показался ей домовитым, серьезным мужчиной, работал на керамическом заводе в соседнем поселке. Молодые начали строить собственный дом, обустраивать хозяйство.
Правда, выпивал Вася крепко, ну да кто ж не выпивает? Алевтина относилась к этому с женским пониманием, солила кабачки мужу на закуску, похмеляла его по утрам. Даже когда муж по пьяному делу колотил ее, не сильно обижалась.
Павел же неожиданно начал заигрывать с ней — вроде как на правах близкого родственника.
— Повезло брательнику — такую девку отхватил! — улыбался он невестке своей убийственной улыбкой и ласково хлопал по спине. — Эх, если бы не Васька, я б сам на тебе женился, вот бы мы с тобой зажили!
Аля обмирала и заливалась краской, Павел хохотал и по-братски прижимал ее к своей могучей груди. Что творилось в этот момент с женщиной — известно только ей.
— Не знаю уж, шутил Пашка или нет, — вздыхает Татьяна, — но Аля все за чистую монету приняла. Сама не своя ходила, мне плакалась: мол, зачем поспешила замуж за Васю выходить! Я ее уговаривала: брось, это мужики всегда такие смелые с замужними, потому что те их за язык ловить не будут. Болтает Пашка, вспомни, до свадьбы он на тебя даже не смотрел! А она только охала: дура я, надо было подождать своего счастья...
• • •
Впрочем, в то время, кроме Татьяны, никто о терзаниях Алевтины и не подозревал. Она продолжала вести обычную нехитрую жизнь: работала в местном магазинчике, обихаживала мужа. Вот только детей у молодых супругов все никак не появлялось, Алю это очень огорчало. И пил Василий все сильнее, все чаще слышны были из их дома его пьяная ругань и крики жены.
А в феврале 2006-го Вася Тараскин погиб. Все произошло крайне обыденно: возвращался ночью домой в стельку пьяный, упал да и заснул в сугробе, каких-то двух десятков метров не дойдя до своего крыльца. Только наутро обнаружила его жена у сарая за домом — когда он уже не теплее снега был.
Как рыдала молодая вдова на похоронах — все диву давались. Понятно, конечно, муж родной, но все же... Слезы лились у Алевтины и на поминках, и на другой день, и неделю спустя. То и дело на крик срывалась: прости, Вася, прости, дорогой! Подруги и водки ей наливали, и разные успокоительные отвары давали — ничего не помогало.
Лишь где-то через месяц Аля немного успокоилась. Плакать перестала, но уже и не улыбалась никогда, ходила мрачнее тучи. И чем дальше, тем, кажется, больше мрачнела.
— Я ее пыталась утешить: мол, жизнь продолжается, ты еще молодая, еще замуж выйдешь, — вспоминает Татьяна. — Но она от этих слов только больше расстраивалась, снова рыдать начинала: никого у меня больше не будет, ни-ко-го! Однажды долго так мы с ней сидели, водочки выпили, и Аля вдруг призналась, что любит Павла, так любит, что задохнуться можно. Что изменяла мужу, несколько раз переспала с его братом — когда Вася еще был жив. А теперь Пашка к ней охладел, обходит стороной и ведет себя так, будто не было ни страстных ночей, ни его мечтаний о том, как бы они прекрасно жили, не будь Аля замужем.
Сначала Алевтина страдала молча. Но когда Павел собрался покинуть родное село, уехать жить и работать на юг, в далекий и прекрасный город Волгоград, она словно с цепи сорвалась. На глазах у всех бегала за ним, но так ничего и не добилась.
“Что было, то прошло”, — только и сказал ей бывший возлюбленный. Еще добавил, что в память о брате не может спать с его вдовой. Полоснул вот так Алевтине по сердцу и уехал в свой Волгоград.
Она еще с полгода промаялась в родном селе, а потом продала дом, который они с мужем построили, и тоже уехала — в райцентр, подальше от мест, с которыми связаны такие тяжкие воспоминания.
• • •
Мысль о том, что Алевтина виновата в смерти мужа, никому из односельчан даже в голову не приходила. Рассказала она об этом одной Татьяне, да и то лишь года два спустя, когда уже переехала на новое место жительства. Пожаловалась, что нет больше сил такое в себе держать, хочется покаяться, а в церковь для этого она пойти не может, потому что в Бога не верит.
О том, как на самом деле умер Василий Тараскин, Таня мне говорить не стала.
— Не имею права, — сказала она. — Спроси у Али сама, захочет — расскажет, не захочет — извини. Это не моя тайна.
Я позвонила Алевтине, и совершенно неожиданно она согласилась на встречу.
— Это близким знакомым трудно в таком признаваться, — объяснила она мне причину своей сговорчивости. — А вы что — приехали, уехали, и больше я вас не увижу. Напишите в газете, я согласна, только имя мое не называйте. Главное, чтоб другие женщины моих ошибок не повторяли. Гонишься за счастьем, а потом эта погоня тебе таким горем оборачивается, что жить дальше не хочется...
Алевтина Тараскина живет в крошечной квартирке-хрущевке в волжском райцентре. Женщина, что называется, без особых примет: ничем не выделяется, среднего роста, средней полноты, среднее лицо — не красавица, не урод. Только глаза потухшие — такие у 30-летних редко увидишь, все больше у старух. И дома у нее веет тоской — никаких скатерок, вазочек, картинок на стенах и прочих женских украшений. Даже занавески на окнах какие-то маленькие, кургузые, от летнего зноя не спасают.
— Жара — это не страшно, — говорит Алевтина. — Для меня куда хуже мороз. Как начинается зима, так сразу вспоминаю, как Вася окоченевший лежал...
...В тот февральский день мороз был не такой уж сильный — градусов пятнадцать. Она знала, что муж придет домой поздно, пьяный и, соответственно, злой как черт — к его бригадиру приехал погостить армейский друг, и мужики с вечера засели в местном кафе отметить приезд гостя.
Почему она вышла во двор около полуночи — сама объяснить не может. Зачем заглянула за дом, где сараи стоят — тоже.
Возле лавочки у сарая валялся Василий, вдребезги пьяный. Видно, сел на лавку, чтоб допить остатки водки из бутылки, которая валялась тут же, да и свалился на землю.
— Спал себе сном младенца, посапывал, даже пузыри какие-то пускал — мне так противно стало! — рассказывает Алевтина. — Я развернулась и домой ушла, дверью погромче еще хлопнула, чтоб он услышал. Но его в таком состоянии и пушкой не разбудишь. Минут через десять вышла снова, хотела его в дом тащить, замерзнет же... Постояла, посмотрела — и тут вспомнила, как Паша меня целовал. Как говорил мне: зачем я тебя Ваське уступил, вот если бы не он... Ничего я тогда не подумала, никакого решения не принимала — просто обратно домой вернулась. Машинально как-то...
Она разобрала постель, легла в нее не раздеваясь. Убеждала себя, что скоро муж почувствует холод, проснется и сам придет. Заснуть, конечно, не смогла. Вставала, ходила по дому, снова ложилась и снова вставала. Только на улицу больше не выходила.
— Я старалась не думать о том, что происходит там, у сарая. Думала о Павле: о нашей с ним любви, о том, будто мы муж и жена, какие у нас были бы дети... Просто мечтала и совсем не рассчитывала на то, что Вася больше не проснется.
— Но вы понимали, что это может произойти, что муж может замерзнуть?
— Не знаю... Я об этом не думала. Я даже не могу сказать, на что тогда надеялась — на то, что он останется жив, или на то, что нет...
Только под утро Алевтину словно током ударило: что же она делает! Бросилась во двор без пальто, подбежала к сараю и замерла. В темноте, даже не подходя к Василию, поняла, что он уже труп.
— Я долго стояла и смотрела, как он лежит в том же положении, что и вечером. Пока не почувствовала, что окоченела вся. И тут подумала: как же ему, наверное, холодно!
Страшный крик Алевтины разбудил половину села. Она плохо помнит, как кинулась стучать к соседям, как сбежались люди, как приехала “скорая”. Алевтина захлебывалась рыданиями и все норовила упасть на труп, прижаться, согреть его и согреться сама. Насилу ее оттащили.
• • •
Смерть Василия Тараскина официально признали несчастным случаем. Соседи винили во всем водку-злодейку, так бессмысленно сгубившую хорошего в общем-то мужика. И только одна Алевтина считала убийцей себя.
— Сама не знаю, как пережила все это. Ни есть, ни спать не могла. Одно с жизнью связывало — Паша. Он приходил ко мне вместе погоревать, выпить за помин души. Утешал — как вдову. Но как к женщине больше ко мне не прикасался. А потом сами знаете чем кончилось. Не нужна я ему больше оказалась. Теперь думаю: и правильно, что не нужна. Кому такие нужны. И то, что детей у меня нет, тоже правильно. Таким, как я, дети не положены. Знаете, сначала я очень боялась, что кто-нибудь догадается о том, что я виновата в смерти мужа. Это ведь уголовное дело — оставление в опасности. Тогда было легче — вроде как этим страхом я расплачиваюсь за все. А теперь, когда ничего не произошло, да и срок давности вышел — я наводила справки, — стало гораздо хуже. Теперь все мысли только о Васе.
...Маленькая комнатка, где мы сидим, раскалена от жары. С меня градом льет пот. И тут я замечаю, что на Алевтине теплая вязаная кофта, но она словно не чувствует зноя.
— А мне с тех пор всегда холодно. Не знаю уж, отогреюсь ли когда-нибудь...
Все имена и фамилии в публикации изменены.
