Еще два года назад вступление в «Единую Россию» было сущим мучением. «Чтобы претендовать на партбилет, нужно сначала вступить в сторонники. Заполняешь анкету, предъявляешь паспорт, сдаешь фото. И, между прочим, даешь письменное согласие на то, чтобы партийные органы провели проверку твоих персональных данных, а потом ввели их в единую базу сторонников. Полгода старшие товарищи будут давать задания, и только потом, если зарекомендуешь себя хорошим исполнителем и организатором, вопрос о вступлении в партию могут вынести на бюро округа. С первого раза берут не всех», — писал «МК» в апреле 2010 года.
Сайт партии указывает такой план действий: «Ознакомиться с Уставом и Программой... Пройти собеседование в отделении по месту жительства, подать заявление...»
Отправляюсь в районное отделение. Офис расположен на задворках дома, где когда-то радовал москвичей кинотеатр «Восток» (сейчас синема заброшено — там какое-то время жили бомжи, однако их разогнали). Партийная ячейка выглядит скупо, спартански. Дверь, выкрашенная в яростно-голубой цвет, обшарпанная кнопка домофона и сканер для пропусков. Он, однако, не работает, отчего в проеме выпилено отверстие для врезного замка.
Вокруг — постапокалиптический двор: облупившиеся детские площадки, мусор, бутылки. Ветер гоняет по площадке черный пакет, пока одинокая пенсионерка пьет на лавочке пиво. Если бы не вывеска «Единой России» над козырьком, прохожий и не догадался бы.
Внутри похоже на обычную квартиру, переоборудованную под политические нужды. Гостиная — сейчас там старый диван и огромный копировальный аппарат; кухня, где работает замглавы исполкома Антон, и, скажем, спальня. В ней — овальный стол на 15 человек, шкаф с наградами и компьютер. Тут обосновался Сергей Васильевич — руководитель районного исполкома.
Мне удивляются. «Вступить? В партию?» — дважды переспрашивает Антон и уходит внутрь кухни, откуда слышится стук пальцев по клавиатуре и тихий мат. «Серге-е-ей Васильеви-и-ич! У нас есть анкета где-нибудь?!» — кричит Антон начальнику.
Появляется Сергей Васильевич. Коротко стриженный, высокий, в свитере, джинсах и ботинках, удивительно похожих на армейские. Оба единоросса начинают копаться в недрах стола и через десять минут извлекают изрядно побитую жизнью бумагу. «Заявление» — гласит документ.
В анкете следует указать, чем готов помочь партии — участием в мероприятиях, агитацией, деньгами. Кончив с бюрократией, отправляемся в кабинет — на собеседование.
— Простите, а что такое «материальная помощь»? — интересуюсь я.
— Все так спрашивают. Там в анкете указано, как респондент готов помогать партии. Никто к тебе в кошелек руки совать не станет. Есть, например, бизнесмены — им на субботники ходить не с руки, а деньги давать — очень даже. Или рабочие — для них месячный взнос двадцать рублей составляет...
— А обязательно шесть месяцев в сторонниках состоять?
— Вообще-то да… Это по инструкции. Сейчас людей мало, поэтому такой активный молодой человек партии очень нужен. Думаю, если будешь хорошо работать, через пару месяцев билет в карман положишь.
— О-о-о…
— Скажи честно, — Сергей Васильевич немигающим взором смотрит прямо в глаза, — ты не засланный казачок?
Приходится доказывать обратное. Я, дескать, студент, сижу в академическом отпуске, хочу «движухи»... Сергей Васильевич смягчается и дает первое задание — нарисовать агитлистовку.
Бегство Иммануила Иммануиловича
Возвращаюсь наутро следующего дня с ноутбуком. Открываю графический редактор и пытаюсь что-либо изобразить.
Сергей Васильевич раз в десять минут заходит к нам, смотрит в экран, недовольно цыкает. Наконец появляется с листком в руке. «Плохо убран подъезд? Дороги во дворах не чистятся, а мусор не вывозится вовремя? Магазин нарушает правила торговли алкоголем?» — гласят тезисы. Из них и нужно сотворить листовку.
Через час плакат обретает облик. Сергей Васильевич требует добавить адрес для обращений. Набиваю: улица Маршала Василевского, дом 1, корпус 1. «Не годится. Вдруг переедем, а ты из партии уйдешь? Мы с Антоном в этих программах не понимаем, поменять не сможем, — отрезает начальник. — Делай такое длинное подчеркивание, а я потом от руки впишу».
Звонит домофон. Входит человек лет двадцати пяти, без куртки: на машине приехал. Подает партбилет (похож на пластиковую карту — только вместо логотипа банка виднеются «Единая Россия» и белый миша) и просит переписать его на другой район.
Сергей Васильевич задает каверзные вопросы:
— Почему район меняете?
— Так жена забеременела, ипотеку взял, съезжаем вот, — недоумевает гость.
— М-гм... Партбилет сохранить желаете? Можно ведь просто из партии выйти... Да и что-то вас давно видно не было, — намекает Сергей Васильевич на апатичность гостя.
— Для того и пришел, чтобы район поменять. Не терять же членство.
— Вы только в новый исполком зайдите, да? Не то некрасиво получается...
На партийном компьютере светится таблица со строками, уходящими куда-то за пределы монитора. Антон поднимает трубку: «Иммануил Иммануилович? Здравствуйте. Это «Единая Россия» вас беспокоит. Вы все еще хотите состоять в партии? Ага… Ага… Тогда мы вас вычеркиваем? Понял, спасибо». Ставит напротив фамилии крестик (их гораздо больше, чем пустых граф). Насколько я понял, крестик означает, что партия человеку больше не нужна, а пустая строка — что опрошенный работать готов.
— Не удивляйся. К нам приходит людей гораздо больше, чем уходит, — заверяет Сергей Васильевич. — Партбилеты сдают совсем плохие старики, которых духовное уже больше интересует, или занятые люди — у них своих дел валом...
Замечу, что за три недели моего присутствия в ячейке никаких визитеров, кроме автомобилиста, я не увидел.
...Работа над листовкой близится к финалу. Сергей Васильевич просит сделать синий «посинее» и дает добро на печать. Машина выплевывает пожеванный лист с еле видными буквами. Становится очевидно: аппарат приказал долго жить.
Пока в офис едет мастер-ремонтник, коротаем время за разговорами о партии. Выяснилось, что в Щукине на сотню тысяч жителей — тысяча членов «ЕР». По словам Сергея Васильевича,они привлекают к выборным мероприятиям своих друзей, родных и знакомых, так «Единая Россия» и набирает подавляющее большинство...
Мастер в тот день так и не нарисовался. Листовка осталась в виртуале.
Фанбокс, кикер и труба
Я получил новое задание — написать для федерального сайта «ЕР» и газеты «Щукинец» статью о заслугах «Единой России» в благоустройстве района.
Любой житель мог прислать управе свой проект в тему. Требований было немного: стоимость ниже трех миллионов рублей и техническая осуществимость. На сайте управы социально ответственные горожане выбирали приглянувшийся проект, а по результатам были реализованы три призовые идеи. Стоит заметить: я, житель Щукина, ни о каком голосовании не знал, пока мне об этом не сообщила «Единая Россия».
Как ни удивительно, из трех победивших проектов два оказались единороссовскими. Первый — про скейтпарк — подал руководитель районного исполкома, знакомый нам Сергей Васильевич, а второй — устройство фонарей на выходе из метро — заявила партия. Последняя инициатива некоего социального клуба, предложившего оборудовать детский сквер...
Полный душевных метаний, я постарался отразить великие достоинства районного отделения «ЕР» вольным стилем. Особую пикантность ситуации придавало обещание Сергея Васильевича жестко отредактировать заметку. Вот выдержки из оригинального текста.
Щукинские чудеса
Скейт-парк располагается на отшибе, в месте, народно известном под именем «Лысая гора». Скейтодром занимает порядка 20 метров в ширину и 10 — в длину. У левого края установлена высокая рампа, оборудованная вертикальным элементом для искушенных трюкачей.
Правый борт занимает еще одна рампа пониже, соседствующая с симметричным полубассейном. Посередке находятся так называемые фанбокс, кикер и труба. Первый являет собой что-то навроде пологого постамента с горизонтальной «крышей», второй — двухсторонний трамплин для затяжных прыжков; труба — это и есть горизонтальная труба, предназначенная для скольжения по ней на самокате, скейте или роликах.
По широкой стороне площадки растянута ткань с рисунками, защищающая припаркованные автомобили от спортсменов. Завершают композицию 2 зеленые урны, обклеенные почему-то стикерами с Ильичом. (Также в скейт-парке обнаружилась снятая с грузовика шина…)
...Выход из южного вестибюля «Щукинской» встречает путника разноцветными огнями. Две арки открывают тротуары, и еще одна арка ведет вглубь сквера.
На изводе каждой дуги закреплены светящиеся ленты. Особым образом загнутые, они образуют смешение мотивов флористики и технологичного минимализма. Бабочки сверкают розовым, звезды — белым, а спирали расцвечены то синим, то зеленым, разбавляя совершенную цветовую гармонию долей эклектики...
...По улице Маршала Бирюзова, у торца дома номер 4, раскинулся небольшой сквер, оборудованный необычной детской площадкой. Огибая парк овалом, по всему периметру проходит маленькая автомобильная дорога — в метр шириной. Заключенные в объятия автодороги, в середине сквера расположились детские площадки и скамейки.
То тут, то там понатыканы железные деревья, изображающие березу и яблоню. Настоящие же зеленые насаждения укутаны в шарфы: кора от земли до уровня глаз покрыта вязаными кашне. Застегиваясь на липучках, они, по замыслу создателей, должны сохранить сквер в первозданном виде.
Написание заметки происходило в течение нескольких дней — и в один из них в Щукине проходил «Русский марш». Поехав освещать его от «МК», я повстречал в толпе знакомого, занимающегося монтажом сцены. Дойдя до метро «Щукинская», я указал ему на арки и попросил сообщить, сколько же они могут стоить. «В базарный день — сто тысяч за каждую», — отрезал он. Районному бюджету три арки стоили три миллиона рублей.
«Сердце, понимаешь, разрывается!»
Написал-то я споро, а поймать Сергея Васильевича не мог никак. Вот в понедельник Антон неизменно отворяет дверь.
— Тут? — уже не приходится объяснять, о ком мы говорим.
— Нету. К полудню обещались быть. У него переговоры какие-то.
Вхожу во вторник. Антон поглощает сосиску, замурованную в казематы черствой булки.
— Тут?..
— Нетути. К партнерам уехал, — обсуждаем мы будто вовсе не партийного человека, а предпринимателя.
Среда. Распечатанный текст заметно пообтерся, трясясь в кармане рюкзака.
— Нет его. Вот только-только вышел. Буквально пыль от колес не остыла еще, — Антон больше не провожает меня к выходу, не прикрывает дверь — напротив, садится на стул и принимается исполнять сложную мелодию на компьютерных клавишах. Я остаюсь наедине со штандартом «Молодой гвардии» и кипой бумаг.
Наконец я догадался прикрепить листы на булавку и маркером вывести: «Сергею Васильевичу. Каторжнов». В пятницу, к моему удивлению, руководитель оказался на работе.
Критику он начал с описания собственной фигуры — я включил его прямую речь в заметку.
«Наше районное отделение принимает жалобы. Так вот, за последний месяц большинство писем — недовольство скейтбордистами, которые прыгают неподалеку — в сквере. Больше того, в парке установлен памятник Курчатову — и у академиков сердце разрывается, когда по родимому ученому катаются на роликах. Поэтому я предложил сделать отдельный скейт-парк, где они бы и развлекались», — говорит у меня Сергей Васильевич. Это руководителя возмутило.
— Что ж я такой сердобольный вышел? Еще академики эти, сердце, понимаешь, разрывается, — грохотал он. — Так дело не пойдет… Не-е-ет…
Пришлось переделывать. «В районное отделение «Единой России» приходят люди, жалуются на скейтбордистов, которые прыгают на постаменте памятника Курчатову. Молодежи, конечно, они не мешают — а пожилой контингент возмущается. Официальные, подписанные жителями жалобы есть», — получилось после правки.
— Сергей Васильевич, расскажите, а как вы попали в партию? — прерываю творческий процесс.
— Еще когда учился в университете, у меня товарищ пошел работать в «Единство». Я тогда ничем не занимался, перебивался подработками — ну и меня через пару лет позвали в «Единую Россию» уже. Сначала бумагами занимался, был офисным планктоном таким — а буквально через полгода товарищ поднялся по партийной лестнице. Меня, соответственно, перевели в Щукино руководителем районного аппарата. Десять лет уже заседаю!
…Еще Сергей Васильевич остался недоволен слишком детальным описанием самих проектов: «Тут в тексте главная мысль теряется: что все это — работа «Единой России». Убери подробности, пожалуйста!» Пока я пялился в монитор, зачеркивая драгоценные пассажи о шарфах, Сергей Васильевич говорил с Антоном:
— Скажите, что там с квартирой вашей? — интересовался Антон.
— Купили, вот вещи потихоньку перевозим. Самое, конечно, неудобное — это парковка. Зато вид на Москву-реку.
— По деньгам сколько вышло?
— Около… — Сергей Васильевич оглянулся на меня и качнул бровью. — Потом давай расскажу.
— Ой, все спросить забываю, — взял я инициативу в свои руки. — Каков карьерный рост в партии?
— Как бы объяснить... — темнил руководитель исполкома. — Вот у человека всегда есть команда — люди, с которыми он работает, которым доверяет. И если этот человек начинает расти вверх, команду стремится сохранить...
— На что это вы намекаете?
— Чисто гипотетически... Вот случится так, что я займу какой-то руководящий пост — не этот, а повыше. Тогда Антон, логично, переместится вместе со мной. И ты, если проявишь себя активным и дельным напарником, тоже...
Впрочем, за три недели, проведенные с «Единой Россией», перспектива получения партбилета все тускнела и тускнела.
Невероятную по идеологической мощи статью вешать на фронтон официального сайта «Единой России» не спешили, редакторат «Щукинца» телефон не обрывал. Правда, принтер все-таки починили и распечатали на нем единственный экземпляр моей листовки, которую Антон самолично приколотил к парадной двери.
Я, конечно, не все видел — но жизнь в ячейке партии, которая в нашей стране отвечает за все, никак нельзя было назвать кипучей и могучей.
Карьеру я, пожалуй, продолжу в «МК».
