Дон Кихот Засурский

Сегодня Ясену Засурскому — 80!

— Ясен Николаевич, разве можно научить журналистике?  

— Можно, но не каждого, а того, кто имеет к этому склонность, владеет словом, достаточно любопытен и не принимает все на веру.  

— Вам не кажется, что в последние годы престижность нашей профессии падает?  

— Это связано с тем, что падает доверие к журналистам. Они пишут острые материалы, но по их статьям никаких серьезных решений не принимается. Вот говорят, что экономический кризис наступил неожиданно. А ведь сколько раз писали об опасности этого в газетах, только внимания никто не обратил. Мне кажется, это связано с тем, что наша элита не хочет разумно и всерьез принимать журналистику. Наше современное общество не самокритично.  

— Журналистика — это связной между элитой и обществом. Выходит, элита плюет на журналистов, но и народ-то, по большому счету, тоже перестал ей доверять. Собака лает, а караван идет?  

— Наверное, многие ожидания, которые были у людей, оказались нереализованными. Разрыв между ожиданиями и реальностью слишком большой. И эта болезнь до сих пор не вылечена.  

— Вы перекладываете недоверие к прессе на власть, на общество. А сами журналисты разве не виноваты?  

— Конечно, они очень редко бывают реально настойчивы. Но есть въедливые журналисты, и им тоже достается. Возьмите нашего друга Минкина. Помните историю с его журналистской премией? Ему же ее присудили, но он все равно ее не получил.  

— Но есть гораздо более страшные примеры: убийство Холодова, Политковской, Щекочихина, Бабуровой…  

— Если мы ведем борьбу с терроризмом, то игнорируем один из самых позорных и отвратительных видов терроризма — против журналистов. Террористы боятся журналистов больше, чем военных. Ведь журналисты заставляют людей думать и понимать опасность терроризма. Но наша власть не защищает журналистов, сколько убито прекрасных людей. И это все сходит с рук, ни одно преступление не раскрыто. Наши правоохранительные органы беспомощны, у них просто нет стремления с этим бороться. На НТВ показали фильм “Убить журналиста”. Его автор пришел к нам на журфак и спрашивает студентов: “Вы видите, какие могут быть последствия? Так чего же вы остаетесь в этой профессии?” Власть относится к журналистам как к людям, которые должны только обслуживать и развлекать. К нам, конечно, идут поступать, но не каждый готов пойти по пути Дмитрия Холодова.  

— Вам не кажется, что власть дает понять журналистам: ребята, работайте на нашей стороне, и все будет отлично.  

— Журналисты не против власти, они с ней. Но они хотят решать те проблемы, о которых говорит власть. А когда они предлагают свои решения, называют факты, их не слушают. Масса же коррумпированных людей, тех, кто связан с рейдерством. Они главные враги журналистов. Вот у меня на столе стоит фигурка Дон Кихота. Этот персонаж олицетворяет человека, который борется с несправедливостью и ради этого бьется головой о стену, воюет с ветряными мельницами. Да, у него это не получается, в этом его трагедия. Но Дон Кихот все равно остается благородным и мужественным. Этот Рыцарь печального образа в известном смысле часто напоминает журналиста.  

— Вы не идеализируете их? Ведь когда говорят, что власть продажная, то разве не продажны многие журналисты?  

— Это есть, конечно, и больше всего на телевидении. Есть СМИ, которые источают восторги по поводу власти, и мне кажется, это очень плохо. Это ведет к дискредитации журналистов. Но все равно в основе своей, по-моему, в их работе лежат благородные позывы.  

— В перестройку к журналистам прислушивались, потому что таково было состояние общества. Сейчас всем всё по барабану — вы меня не трогайте, и я вас не трону.  

— Конечно, стремление журналистов бороться с коррупцией не получает никакой прямой поддержки. Не было такого, чтобы кто-либо из руководителей страны пришел и сказал газетчикам: “Спасибо за то, что вы написали”. А Горбачев это говорил. Настоящая журналистика должна помогать видеть мир таким, каков он есть, должна чувствовать температуру общества. В Америке позицию журналиста определяют как позицию неприятия негативных сторон в стране. И это журналистам придает силы. Ведь говорил же в свое время президент Буш, что журналистов терпеть не может, но не может их и не слушать.  

— Как вы считаете, что является самым главным для журналиста? По-моему, репутация.  

— Безусловно, репутация важнее всего. Единожды солгав, кто тебе поверит. Сейчас недоверие к журналистам связано с потерей некоторыми из них репутации. Союз журналистов давно говорит о том, что потеря доверия — самый страшный грех нашей профессии. Но это происходит не только в России. В Америке журналистам тоже перестали доверять после того, как начался экономический кризис. Там аналитики в СМИ давали совершенно неточную информацию по поводу будущих событий.  

— Как вы относитесь к журналистам, которых в народе называют “сливные бачки”? Они же сами ничего не роют. Разные гос- и бизнес-структуры приносят им информацию на блюдечке и натравливают, как цепных псов, друг на друга. В вашем понимании это журналистика или нет?  

— Но какую-то санитарную роль эти “бачки” выполняют. Конечно, они должны сами работать, а не быть инструментом в руках других. В английском языке тоже есть такой термин “leakage” — утечка. В свое время, в начале 70-х, около ста наших дипломатов были высланы из Англии. И тогда лидер лейбористов, которые тогда были в оппозиции, Гарольд Вильсон сказал: “Я бы так не поступил. Я бы дал в прессу утечку. Русские поняли бы намек, и все произошло бы тихо, не повлияв на наши отношения”. Так что утечки иногда нужны. Сейчас вышла книжка об Уотергейте. Выясняется, что человек, которого называли “глубокой глоткой”, бывший в ту пору заместителем главы ФБР, слил всю информацию двум журналистам, которым потом и досталась вся слава. Конечно, журналисты были смелыми, но оказалось, что это была не их борьба с Никсоном, а ФБР.  

— Сегодня известно, что на ТВ есть черные списки тех, кто там не может появиться ни при каких обстоятельствах, — это нормально?  

— Я считаю, что это дискредитация журналистов. Сейчас, если вы спросите людей, много ли они смотрят телевидение, они вам скажут, что все меньше и меньше. Новости — это сейчас самое слабое место в нашей журналистике.  

— Но, может, власть права, что не хочет понапрасну будоражить народ?  

— На коротком отрезке это дает какие-то результаты. Но в долгую ведет к застою и возможности серьезных потрясений. Это очень опасно. Люди должны знать обо всем, что происходит в стране. Иначе мы опять вернемся к разбитому корыту.  

— А может, России нельзя давать полную свободу слова? Ну такой народ, чуть отпустишь, сразу анархия и страна распадается.  

— Я так не думаю. У власти есть желание скрыть свои ошибки, просчеты. Но долго их скрывать невозможно. А когда все это узнают, может произойти народный взрыв.  

— Многие демократы 90-х легко вписались в новую путинскую систему. А вы?  

— Я работаю в университете. Мы учим своих студентов думать, анализировать события. Вот моя главная задача. Надеюсь, новое поколение россиян будет более вдумчивым, чем мы.  

— Ваши бывшие студенты, приходя к вам, не упрекают: типа, вы говорили, что надо быть Дон Кихотами, а кругом цензура, и приходится приспосабливаться?  

— Но такого не должно быть! Хотя и бывает. Мы же хотим сейчас вводить инновации. Ну какие могут быть инновации, когда люди не думают, не мыслят критически? Разве Сахаров, создатель водородной бомбы, хотел лизать всем разные места? Нет, он говорил все что думает. Только такие люди могут создавать новые технологии. Ведь если бы на Саяно-Шушенской ГЭС был хороший информационный центр, трагедию можно было бы предотвратить.  

— Вы можете назвать ваших студентов, за которых вам не стыдно, которыми вы даже гордитесь?  

— Наш выпускник Андрей Колесников работает в президентском пуле. Он работает почти что на минном поле, но при этом пишет достаточно интересно.  

— Некоторые считают его шутом при Путине. Правда, только шуты и имели право говорить королям правду в глаза.  

— Он ее и говорит. У Колесникова есть подтекст, из которого все становится понятно. Его интересно читать. А на ТВ я горжусь своими выпускниками Марианной Максимовской и Татьяной Митковой.  

— У вас трое правнуков. А сколько же у вас детей?  

— У меня один сын и два внука. И вот эти внуки, учитывая призывы к повышению рождаемости, произвели на свет за год с небольшим трех правнуков. Сейчас правнучке год и два месяца; одному правнуку 7 месяцев, а самому младшему — два. Моему сыну 56 лет, он живет в Риге, у него там бизнес. Супруга Светлана Александровна занимается чешской литературой. Мы поженились в 52-м. Так что золотая свадьба уже прошла, осталась платиновая, до которой необязательно дотягивать.  

— Да ладно, Ясен Николаевич, у вас все впереди. В семье-то вы богатый, а материальное богатство накопили?  

— Сейчас преподавателям повысили зарплату. К тому же нам доплачивают за занятия с иностранцами. Но еще я получил две премии — правительственную и общественную, “Триумф”. Это были не такие большие, но все-таки деньги.  

— “Триумф” — премия Березовского. Может, стоило отказаться?  

— Так Березовский и должен давать деньги. Но присудили ее мне уважаемые люди — Жванецкий, Башмет, Вознесенский…  

— Говорят, вы технически очень продвинутый человек: у вас и блог в интернете, и через телефон вы туда выходите.  

— Это меня внуки обучили. Иван активно занимается интернетом, устанавливает мобильную связь во Вьетнаме, Гонконге, в Латинской Америке. Он меня держит в напряжении. Да и другой, Артем, тоже помогает. Конечно, записывать номер телефона на бумажку — это хорошо, но ввести его в свой мобильник все-таки лучше, более основательно. Я и эсэмэски теперь шлю, и получать их люблю.  

— Знаю, что вы раньше бегать любили по утрам. Это вы у американцев переняли?  

— Я начал бегать в 68-м году в отпуске в Риге вдоль берега, а в Москве уже продолжил. Сейчас немного колени побаливают, так что теперь до завтрака я хожу, встаю часов в 7 утра и вперед — 30—40 минут быстрой ходьбы. Я бываю в командировках, тоже хожу. Знаю, как пахнет каждый город.  

— Уже в 13 лет вы поступили в институт. Вы что, вундеркинд?  

— Не люблю это слово. Просто мне нравится заниматься. Была война, каждый старался себя проявить, помочь стране, я это делал в учебе. Поступил в педагогический на филфак, но диплома о среднем образовании у меня не было. Так год проучился в институте и экстерном сдавал школьные экзамены.  

— Но вы же там были самым младшим. Не обижали?  

— Да, все там были года на три меня постарше. Но я учился с одними девочками, они относились ко мне очень хорошо. Любили, хотя я этим ни разу не воспользовался.  

— Вы стали деканом журфака в самый застой. Как вам удалось сохранить репутацию?  

— Я говорил студентам, что партийность журналистики — значит, свобода собственного мышления. Однажды, помню, начальство узнало, что несколько девочек-студенток ходили в церковь. Мне сказали, чтобы я их отчислил. Но я не сделал этого, а перевел их на заочное отделение. Тоже, конечно, не лучший вариант, но все-таки они остались учиться.  

— Говорят, вы сайентологией занимаетесь?  

— Нет, но я познакомился в Голливуде со многими знаменитыми актерами, которые проповедуют сайентологию. В этом ничего плохого нет, они же за здоровый образ жизни, чтобы не пить, не курить. Ну так и я за это!