Именно это «хореографическое, историческое, аллегорическое фантастическое действо в двух частях и одиннадцати картинах» простодушные итальянцы считают национальным достоянием. Его называют также балетом-феерией – первым в истории образчиком жанра, который утвердился на сцене в конце XIX века.
«Эксельсиор» ставился на протяжении 30 лет по всей Европе и США и считается предшественником ревю и эстрадных шоу более поздних времен. Помимо слонов, лошадей и верблюдов на премьере в 1881 году хореограф Луиджи Манцотти занял более 500 человек и, по сути, стал изобретателем жанра пропагандистского балета. Не случайно в 30-е годы в Италии «Эксельсиор» использовался для идеологических целей и, дополненный деталями, сменив акценты, нередко представал апофеозом фашизма на сцене.
«Необычайно глупым» назвал этот балет Чайковский в письме к фон Мекк, посмотрев его через год после премьеры в неаполитанском театре Сан-Карло: «Автор балета задался идеей обрисовать борьбу света науки с тьмой невежества. И эта борьба, кончающаяся, разумеется, торжеством науки, изображается посредством танцев и па».
Словами классика этот спектакль можно охарактеризовать и сегодня. Такую грандиозную по глупости вампуку, столь характерную для XIX века, не часто увидишь сейчас на балетной сцене. Никакие попытки хореографа Уго Делль`Ара и постановщика Филиппо Кривелли реанимировать балет в 1969 году дела не поправили. Конечно, снизившись до 130 (более 80 итальянских артистов плюс миманс Большого и воспитанники московской хореографической академии), сильно поубавилось число участников циклопического по размерам зрелища. Но, несмотря на то, что постановщики, воскрешая утраченный мир XIX века «со всеми его нелепостями, лицемерием, но также и всей нежностью», попытались в своей стилизации «самую малость иронизировать над авторами», глядя на сцену, видишь тщетность этих усилий. Считавшийся в конце позапрошлого века прогрессивным, сегодня балет смотрится сплошной глупостью и нелепицей.
Ходячие символы – Свет (Марта Романья), Цивилизация (Петра Конти), как и куча других персонажей (Слава, Ценность, Изобретение, Согласие и т.д.), пытаются изобразить победу прогресса и науки, в которые очень верили позитивистски настроенные люди позапрошлого века. На этом пути им препятствует зло, забавно представленное потрясающим кулаками Обскурантизмом (Массимо Гарон). Оно обряжено в черное одеяние с нарисованными на нем костями и напоминает Кощея Бессмертного из наших детских фильмов или мультиков. Уже в первой сцене, показывающей мрачную эпоху инквизиции, Свет разрывает оковы, попирает Гения Тьмы (в прямом смысле ногами), устремляясь во Дворец Гениев. Зло не сдается и в последующих сценах пытается, например, помешать Алессандро Вольту изобрести источник тока. Но являющийся Свет касается головы ученого, разгоняет морок, и тот тут же делает свое открытие. Он устремляется к установке, соединяет два провода – бабах! – сверкание озаряет сцену. Постоянный электрический ток открыт. Далее под развеселые галопчики прогрессивное человечество пожинает плоды – канканируют телеграфистки. Подобных эпизодов в балете навалом: Суэцкий канал, строительство соединившего Италию и Францию туннеля «Ченизио» с последующим братанием народов и массовыми плясками…
Сочиненные возобновителями танцы, заменившие обильную в оригинале пантомиму, в этом спектакле преимущественно позаимствованы из классики: то и дело узнаешь хореографию из того или иного балета. Комично смотрятся бесконечные марши и шествия балерин в пачках и с военными касками на головах, размахивающих флагами разных стран. Смотрибельно, по сути, лишь насыщенное трюками соло обнаженного Раба. Участие в этой партии этуали Ла Скала Роберто Болле, по непонятным причинам в гастролях не задействованного, могло бы спектакль хоть как-то спасти. Очень уж он хорош в этой роли. Однако на гастролях Раба танцевал совсем другой артист – Эрис Нежа. Успеха Болле он, конечно, не имел, как не имел его и весь балет в целом.
