Светлановский зал — как трехпалубный корабль со светлой деревянной обшивкой. Оркестр. Один за другим выходят: Алла Демидова, Алексей Петренко, два необстрелянных студентика, Мироновы — Маша и Женя.
— Ну и стрижка у него, — шепчет сзади дама своему соседу.
Стрижка у Миронова действительно странноватая — совсем нет челки, лоб открыт. Но это у него для Федора Достоевского, в роли которого он снимается день и ночь у Владимира Хотиненко. И даже кажется, что еще не вышел из образа: глаза обернуты внутрь.
Но вот легкий (несмотря на возраст) маэстро Спиваков. Взмах дирижерской палочки и… Никаких тебе ожидаемых текстов, вроде: “Наш благотворительный вечер… Дорогие ветераны… Гордость русского театра… Созвездие кинематографа…” и прочих банальностей, за которыми давно уже нет ни мысли, ни чувства. Никаких тебе ведущих с медийными лицами, беззастенчиво торгующих этой самой медийностью. Здесь главная — любовь. И она — в трех измерениях: текст, музыка, изображение на экране.
Студентики — он и она — у микрофона читают сцену под балконом из “Ромео и Джульетты”. Ромео (Родион Долгирев), трогательно-порывисто-смешной, отыгрывает мимикой каждое слово возлюбленной (Нина Гусева). На экране — две киноверсии шекспировской трагедии: Дзефирелли и Лурмана. А сопровождает их Чайковский.
Чайковский очень подходит и той, и другой. Когда студенты займут свои места перед оркестром, Алла Демидова только глазами покажет им — “хорошо”. Сама она будет читать Ахматову — “… и устрицы на блюде”. Потом будут письма Шумана к возлюбленной Кларе Вике, отрывки из Цвейга, диалог Нины и Арбенина из “Маскарада”… Верди, Шопен, Шнитке… Последний хор Генделя “Аллилуйя” завершит эту любовную эпопею — яростную и энергичную. Плотность чувств и эмоций публика даже не успевает разрывать аплодисментами — все так стремительно. Хотя хочется аплодировать всем — солистам, хору, маэстро Спивакову, который, как тореро, своей палочкой прокалывает воздух, заполненный музыкой.
Благодаря двум фондам (мироновскому и спиваковскому) и режиссеру Марине Брусникиной благотворительный вечер вышел как отдельный спектакль для шести «скрипок» и оркестра с солистами и хором. И тем самым вывел благотворительное дело на совершенно новый уровень.
— У нас было пять репетиций и один прогон, — говорит Маша Миронова. Она светится — все получилось красиво.
А главное, никто не славословил о своих достижениях в нормальной работе — помощи старым артистам, которую ведет фонд.
